Исполняющий обязанности - Фридрих Незнанский

— Нет, ты только посмотри на этот цирк? — ухмыльнулся Грязнов.

— Сейчас она сообщает им, что сюда приезжал Владимир Владимирович Путин, который вдруг ни с того ни с сего оказался соседкой Лилей из седьмой квартиры! — Галя залилась хохотом.

Но одно дело было все-таки сделано, «телефонист» Ваня опознан, что и зафиксировано подписями понятых.

— Ты потом выбери минутку и снова пройди по квартирам, может, еще кто-то случайно запомнил этого Ваню, — сказал Грязнов. Один свидетель — хорошо, но этого мало. А бабка твоя, ты сама видишь… А потом поезжай туда, — Грязнов указал рукой за реку, — к дому Баранова, и там тоже предъяви, возможно, тоже повезет, в чем сомневаюсь.

— Почему, Вячеслав Иванович?

— А бомбу этот Ваня ставил наверняка поздно ночью, чтобы никого не потревожить. И имел для этого все основания, вплоть до дверной отмычки. Следы-то от нее остались, криминалисты нашли. О чем это говорит? Во-первых, о том, что исполнитель туго знает свое дело и на какую-то случайность не рассчитывает. И во-вторых, он достаточно известный человек одному из организаторов как убийства, так и его имитации в квартире Баранова. Условно пока мы назвали этим исполнителем Ивана, фамилия которого нам еще неизвестна, но в МЧС, в кадры, сделан официальный и секретный, естественно, запрос по поводу возможного кандидата в фигуранты. Отвечать они пока не торопятся, но все равно никуда от нас не денутся. Секретные у них, понимаешь, материалы! Как же! Это тебе понятно?

— Это понятно.

— Ну а раз понятно, действуй дальше, а я поехал, у меня другие дела еще имеются. Тебя подбросить по дороге?

— Нет, я пока здесь немного побуду. А потом подойду к тем старикам. Не все же из них ненормальные…

4

Время все-таки улетало с сумасшедшей скоростью.

Уже к вечеру того же дня Турецкого достал звонок на мобильный телефон. Продлилась непонятная пауза, пока он несколько раз повторил в трубку, что слушает. Наконец догадался представиться, хотя это было совершенно лишнее — кто ж еще, кроме него, мог ответить?

Послышался томный, но явно страдающий голос Евы:

— Мне плохо, Саша…

Тон был такой жалобный, что Турецкий не подумал ни о каком обмане. Да и время рабочее еще не закончилось, а в приемной к нему сидели пара очередных просителей, прорывавшихся к генеральному прокурору — все-таки должностных обязанностей никто с Александра Борисовича не снимал. Поэтому он и спросил строгим голосом:

— Что случилось… — и нашел нейтральное, — дорогая?

— Мне только что позвонил неизвестный и властным голосом приказал немедленно прекратить всякие… отношения с помощником генерального прокурора, то есть с тобой, Саша.

— Ты не узнала голос?

— Нет, конечно, — слегка даже рассердилась женщина. — Я поэтому и звоню. А так… разве бы я стала тебя отвлекать от государственной службы? Я же понимаю…

— Больше ничего не сказал? Никаких предупреждений, предложений или угроз не было?

— Еще сказал, чтоб я готовилась к какому-то базару. Только я не поняла, это как? Девять дней, сказал он, надо отметить, как у людей, а потом они сами скажут, что мне дальше делать. И чтоб я заткнулась… И никому о разговоре не говорила… — Послышалось что-то похожее на сдерживаемые рыдания. — Я не понимаю, это рассматривать как угрозу? И чего я теперь должна… сидеть дома и ждать, когда меня взорвут, отравят или утопят в той же Яузе?

Кажется, назревала истерика.

«А характерец-то у мадам сварливый, — подумал Турецкий. — Как бы с ней не вляпаться в историю, а то ведь потом и не развяжешься…»

— Мне надо подумать и прикинуть, — сказал он, — подожди немного… Ну, во-первых, раз тебе так страшно, давай больше не будем встречаться, ты это им в следующий раз и скажи. Был, мол, а я его отшила, как вы велели.

— Никогда! — решительно возразила она. — Я просто боюсь сейчас оставаться одна дома. Ты не мог бы где-нибудь спрятать меня — на время, до поминок хотя бы? Мне все равно где, лишь бы не слышать телефонных звонков.

А тут уже Турецкому почудилась некая скрытая опасность, исходящая от женщины, кажется слишком уверенной в своих чарах.

Но что человеку, с другой стороны, доводы разума, когда перед глазами его уже возникла восхитительная картинка, на которой — если глядеть со стороны — полноватая такая, фигуристая, с крепким телом и великолепными, крутыми бедрами баба, обнимает тебя, прижимается и виснет на тебе, словно ее от неистового желания больше не держат ноги? И сладкие губы прилипают к твоим губам, а? Какие, к черту, после этого доводы?! А тебе уже давно не тридцать, а хорошо за сорок, и скоро, ты это прекрасно знаешь, «сладости» кончатся, как кончается все хорошее в жизни…

Так что, догонять? Ловить? Или положиться на случай?

А если вот он и есть — тот самый случай? Почему нет?

Как когда-то сказала ему Клавдия Сергеевна, вечная и верная секретарша Кости Меркулова, которая и по сей день вздыхает по нему, понимая всю тщету своих мечтаний? А она сказала: «Страсть не знает границ, Сашенька!» Это она имела в виду, разумеется, границы дозволенного, и ничего другого. И что, кому стало потом плохо от этого?.. Да, таким макаром можно, в сущности, все в жизни оправдать… Ну если не все, то многое, отчего не приходит зло к человеку…

Вон столько разных, но на единую тему мыслей промелькнуло в голове Турецкого, пока он медлил в поисках наиболее верного ответа. И он нашелся, разумеется, — куда деваться, слаб человек, ох слаб!..

— Тебя волнуют… нет, страшат, только ближайшие два-три дня? Или вообще вся дальнейшая жизнь?

— И то и другое, — решительно заявила она. — Я уверена, что они меня начнут преследовать!

— За что тебя преследовать? — философски изрек Турецкий и сообразил, что взял неверную интонацию — надо проявить больше заботы. — И кто такие — они?

— Откуда я знаю?! Может, завистники Давки… его недоброжелатели…

— Ну безопасность я тебе… вернее, мы, как служба, призванная к тому, думаю, сумеем обеспечить. И сегодня, и завтра, и на какое-то время в будущем. Но тебе придется хорошенько подумать, как жить дальше. А чтоб ты не волновалась, я, пожалуй, заберу тебя сегодня и устрою в безопасном месте, согласна?

— Я там буду прятаться одна? — весьма практично спросила она.

— Почему обязательно прятаться? Решим.

— Тогда я согласна.

— Хорошо, я тут закончу дела и подъеду. Дверь никому не открывай, наоборот, закрой на все засовы, которые я там у тебя видел. А я позвоню по мобильнику прямо с лестничной площадки. Возьми с собой документы, ценности там, необходимые вещи, потому что появишься ты у себя дома теперь только в субботу, на девятинах.

— А где я буду все это время?

— Ева, не задавай глупых вопросов. Такие вещи по телефону не обсуждают. Клади пока трубку и жди, буду в течение часа.

Прежде чем принять последних посетителей, Турецкий позвонил Грязнову и рассказал ему о Еве.

Нет, то, что женщину следовало обезопасить, тут не было никаких сомнений. Но вот где? На конспиративной квартире в Северном Бутове? Можно бы, Володька вернул ключ, до вольный. Но там же нет ничего для жизни.

— Это можно обеспечить, — предположил Турецкий.

— А кто ее будет охранять? — осведомился Грязнов.

— Ну я, еще кого-нибудь найдем… А потом, я не думаю, что она сейчас нуждается в охране. Если это какой-то наезд, то они сами должны быть заинтересованы, чтоб с ней все было в порядке.

— И не боишься?

— Чего?

— Не чего, а кого? Если она такая решительная, то может не остановиться на достигнутом, и тогда ее поведение будет непредсказуемо, Саня. А у тебя семья.

— Это хорошо, что ты вовремя напомнил, — съязвил Турецкий.

— Я чисто по-дружески. Впрочем, на одну ночку могу и у себя приютить. Тут уж она точно будет в безопасности. А потом переправим ее в Бутово и охранника приставим.

— С этим вариантом я, пожалуй, готов согласиться. И врать ничего не надо, а я у тебя останусь, верно?

— Ну да, а Грязнову вечно расплачиваться за подвиги друга. Ладно, приезжайте, черт с вами, я хоть посмотрю, что это за краля такая…

Ева умела очаровывать людей — мужчин, надо понимать. Не прошло и получаса, как в ее руках уже все горело, жарилось, парилось и шкварчало.

Она была, оказывается, неплохой хозяйкой и умела готовить. Грязнов понаблюдал с легкой ревностью за ее быстрыми и ловкими движениями и, вздохнув, оставил кухню. В столовой было уже все накрыто к ужину, Александр Борисович потягивал из бокала легкое красное вино, присланное Грязнову в бочонке из Ставрополя, где тот не раз бывал, покуривал, пуская дым в форточку, и улыбался своим мыслям.

Ева, когда он явился, была готова следовать за ним хоть на край света. Она сидела в прихожей на стуле, а у ног ее была внушительная, набитая сумка. Здесь, показала она, только самое необходимое, что нужно женщине в любом незнакомом ей месте. У Турецкого было на этот счет кардинально противоположное мнение, но он дипломатично промолчал, чтобы не начинать уже основательное знакомство с банальной свары.