Прощай, Алиса! (СИ) - Ловыгина Маша

— И в кафе схожу, — рассмеялась она. — Поем чего-нибудь эдакого! Если, конечно, этот Гоча вернется.

31

Через полтора часа в доме Бражникова собрались небольшая компания. Сам хозяин, напротив него — вездесущий Гантемиров, которому пришлось рассказать о бегстве Алисы, и заместитель начальника полиции Тимашаевска Альберт Рузаев — приземистый человек с тяжелой бульдожьей челюстью и набрякшими веками, из-под которых поблескивали маленькие, колко-льдистые глаза.

— Ты знаешь, Алик, я в долгу не останусь, — обратился к нему Бражников и хрустнул костяшками пальцев.

— Само собой, — пожал плечами Рузаев и опрокинул в себя рюмку коньяка. — Так где, по-твоему, она может быть?

— Если бы я знал, давно бы уже за волосья домой притащил, — огрызнулся хозяин дома и шумно выдохнул. — Все карты мне попутала, дрянь такая…

— А мать что говорит?

— Какая мать? — не сразу сообразил Бражников. — А… — он неопределенно махнул рукой и покосился на дверь. — Мать, угу… Ты же знаешь, ей давно все по барабану. Кабы знал, кого в дом беру, разве ж я бы…

— Ты уверен, что она не в курсе? — влез Гантемиров, выкручивая пробку из бутылки.

Бражников пожевал губами и задумался. Через минуту, ни слова ни говоря, вышел, а когда вернулся, его гости уже приговорили больше половины бутылки. Он подошел к столу и положил на него телефон.

— Может, и знала, а может, и нет, — хмыкнул он, открывая экран.

— Так давай ее спросим? — предложил Рузаев.

— Э… — Бражников опустился на стул и побарабанил пальцами по столешнице. — Приболела она. — И без паузы продолжил: — Но Алиске написала. Вот, смотри.

Рузаев пробежал глазами сообщение и отложил телефон.

— Ну и? Вот же, пишет: я не знаю, где ты и что с тобой, только прошу тебя не возвращайся. Люблю и бла-бла-бла. Может, тебе самому с бабами своими разобраться?

Бражников стиснул челюсти, а затем ответил:

— Я разберусь, Алик. Я разберусь. Только давай, все-таки, ты по своим каналам нашу встречу ускоришь? Сколько ты за это хочешь?

Рузаев поерзал в кресле и покачал головой:

— Знаешь, Витя, я ведь к своему месту не приколоченный. И если ты от меня что-то скрываешь…

— А ты целку-то из себя не строй!

— Побойся бога, Алик! — встрял Гантемиров. — Перед тобой безутешный отец.

— Ну я так и понял, — скривился Рузаев. — Ладно, займусь. Но если…

— Я разберусь, — уверил его Бражников. — Ты мне только ее найди!

— Говорил тебе, чтобы ты камеры по всему дому поставил? Не послушал меня.

— Кого мне бояться-то? — прищурился Бражников. — В собственном доме? Да и собаки у меня — чужого порвут!

— Эх, Витя, скупой платит дважды, — крякнул Рузаев. — Это еще кто-то из великих сказал.

— Скупой, говоришь?! — прошипел Бражников. — Я в тебя, в бездонную бочку, столько бабла вкатил, что…

— Тихо, тихо! — заволновался Гантемиров. — Ну что вы как малые дети! Дел-то на пять копеек, девчонку в городе сыскать! За сутки управимся! Надо распечатки звонков взять на всякий случай. Кто ей звонил, кому она. Ну и следить, когда выйдет на связь. Правильно я говорю, Алик?

Хлопнула входная дверь. Держа в вытянутой руке несколько листов, вошел Гоча.

— Виктор Алексеевич, вот, гайцы с городских камер сняли.

— Дай сюда, — ответил тот и, как только перед ним оказались распечатанные фотографии, склонился над ними и внимательно изучил.

— Один едет, видите? На рассвете укатил московский гость, — услужливо прокомментировал Гоча. — В общем, Алиску никто не видел. Последняя, кто с ней общалась, это подруга ее, Танька. Ну да вы и сами знаете, я говорил. Потом этот вот, — дернул он подбородком, указывая на фото, — к вам сюда приехал. Он же и в кафе тогда был. Я вам рассказывал.

— В кафе… — эхом отозвался Бражников.

— Да. Алиса там с девчонками сидела. Я им не мешал, снаружи ждал.

— И Головастый тоже был там, — Бражников потер подбородок. — И чего ему в нормальном рестике не сиделось?

— А кто он? — без видимого интереса спросил Рузаев. — Твой партнер?

— Партнер, мля, — сплюнул Бражников. — Типа да. Должны были сегодня дела обсудить, а он, падла, свалил.

— Почему?

— А я знаю? — огрызнулся Бражников.

— Не знаешь? — с издевкой в голосе переспросил Рузаев. — Ты и не знаешь?

— Слушайте, а давайте-ка я ему позвоню? — примирительно предложил Гантемиров.

— У тебя что, его телефон есть? — у Бражникова вытянулось лицо и в глазах зажглись нехорошие огоньки.

— Каюсь, не успел обменяться. Но у меня выход есть на одного человечка. Мы сейчас в приемную Министерства запрос сделаем, а потом быстренько узнаем, когда Головастый на работе появится, и я своему человечку наберу, если потребуется. Хорошо?

Гантемиров стал быстро что-то набивать в своем телефоне и через несколько минут довольно произнес:

— Так, ну вот… Отдел финансирования госпроектов… так-так… Головастый Дмитрий Валентинович, одна штука… — его радостное воодушевление вдруг заметно померкло, а брови сошлись у переносицы. Он склонил голову сначала налево, а затем направо, вглядываясь в изображение на экране. — Не пойму что-то… Да не, вроде он… Или…

— Дай сюда, — вырвал у него телефон Бражников и увеличил картинку. — Это кто?

— Это… — Гантемиров облизал тонкие сухие губы. — Это… Головастый… — В его голосе отчетливо прозвучала хрипотца.

Бражников поднял на него тяжелый, не предвещающий ничего хорошего взгляд. Затем поднял со стола принесенный Гочей снимок с видеокамеры и положил рядом с телефоном.

— Это кто? — опять спросил он, ни к кому не обращаясь. — Твою же…

32 Двое

Алиса начала свой рассказ не сразу, а только после того, как немного успокоилась, и они сели в машину. Она шмыгала носом и сжимала пальцы в кулаки, а Андрей вздрагивал каждый раз от ее судорожных вздохов. Его руки все еще помнили сотрясающиеся хрупкие плечи и спину, а собственная щека — тепло бьющейся жилки на ее виске. Начать разговор, выспрашивать подробности жизни у Алисы Андрей не мог себе позволить, хотя бы потому, что не находил нужных слов. Не спросишь ведь в лоб, что на самом деле происходило за закрытыми дверями ее дома. Не так уж он был глуп, чтобы не понимать, насколько это может быть тяжело не только для нее, но и для него.

Но когда она наконец заговорила, когда ее хрипловатый тихий голос ворвался в его сознание, Андрея Ольховского будто окатило холодной водой. Стыд, вот что он почувствовал, — горячую волну стыда за все те мысли, которые бродили в его голове с того самого момента, когда он впервые увидел Алису. Ведь понимал, что изменить ничего нельзя, что все его поступки были продиктованы не только желанием мести ее отцу, но и настоящей, не прикрытой страстью, которую он испытывал словно вопреки, когда осознал, насколько глубока была ненависть Алисы к Бражникову, у него заледенели жилы и отнялся язык.

«Бедная девочка, — думал он, — прости меня!»

В то же время, Андрей никак не мог совладать с мятущимися мыслями, которые подталкивали его к необходимости выбора. Он должен был определиться с тем, как обезопасить Алису. Потому что, кроме него, вряд ли кто-то смог бы ей помочь. И дело было даже не в деньгах, ведь они не могли решить главную проблему — Алиса была переполнена жаждой мести и сгорала изнутри, будто молодое деревце, которое кто-то специально облил бензином и поджег. А потом наблюдал за процессом, время от времени подливая горючее к его корням и с азартом втыкая топор в стонущий ствол.

Когда Алиса замолкала и сидела, не шевелясь, глядя прямо перед собой, Андрей вновь и вновь прокручивал только что услышанное и сопоставлял факты. Во-многом ему стало понятно, каким образом и почему Бражников вернулся в Тимашаевск. Пусть и отрывочно, но Алиса поведала ему, со слов ее няни, которой уже не было в живых, что Бражников был из тех самых мест. Поколесив по просторам страны, обманывая и предавая тех, кто ему доверился, этот человек сколотил состояние, а потом вернулся туда, где чувствовал себя наиболее органично.