Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— А теперь вы должны твердо запомнить, — сурово выговаривал Моргенс, вытирая пот ярким голубым платком, — ничего нельзя есть, пока вы не покажете это мне. Особенно, если уже появились красные пятнышки. Понятно? Многое из того, что вы сегодня собрали, — просто яд! Пожалуйста, без глупостей. Саймон, я поручаю это тебе, мой мальчик. Я делаю тебя ответственным за безопасность всех остальных.

Этими остальными были Джеремия, парнишка свечника, и Исаак, молодой паж из верхней резиденции. Дело в том, что доктор решил этим жарким фейерверским днем организовать экспедицию за грибами и травами в Кинсвуд. Это был небольшой лесок на высоком берегу Кинслага вдоль западной стены Хейхолта. Из-за засухи запасы самых важных снадобий Моргенса катастрофически сократились, и Кинсвуд, расположенный около залива, показался ему подходящим местом для поиска влаголюбивых сокровищ.

Когда они брели по душному лесу, Джеремия немного приотстал, дожидаясь, пока звук шагов Моргенса не затих в трескучем коричневом подлеске.

— Ты еще не просил его?

— Нет, — Саймон присел на корточки, чтобы посмотреть на передовой отряд муравьев, двигавшихся сплошной полосой вверх по стволу вестивегской сосны. — Я как раз собираюсь сделать это сегодня. Мне только надо еще придумать, как правильно начать разговор.

— А если он скажет «нет»? — Джеремия с неудовольствием смотрел на муравьиную процессию. — Что мы тогда будем делать?

— Он не скажет «нет». — Саймон встал. — А если скажет… ну, что ж, я что-нибудь придумаю.

— О чем это вы тут шепчетесь? — на прогалине появился юный Исаак. — Это не дело заводить секреты. — Хотя он был на три-четыре года младше Саймона и Джеремии, в его голосе уже появились «верхние» интонации.

— Не твое дело, — сердито огрызнулся на него Саймон.

— Просто мы рассматривали это дерево, — чуть заискивающе сказал Джеремия, по привычке чувствовавший себя виноватым.

— На мой взгляд, — лукаво сказал Исаак, — здесь сколько угодно таких деревьев. И для этого совсем не надо прятаться.

— Но это, — начал выкручиваться Джеремия, — это… оно…

— Оставь в покое это дурацкое дерево, — недовольно сказал Саймон. — Пошли. Мы получим первоклассную взбучку, если соберем меньше, чем Моргенс.

Это была нелегкая работа. И когда спустя полтора часа они остановились, чтобы перевести дух и попить воды, все трое были в красной пыли от макушек до пяток. Каждый нес свою добычу в узелке, сделанном из платка. Больше всех собрал Саймон, Джеремия и Исаак чуть меньше. Они нашли большую ель и уселись вокруг, прислонив к ней свои усталые спины. Их пыльные ноги торчали во все стороны, как спицы в колесе.

— Ну почему так жарко? — простонал Джеремия. — И почему мой платок забит дурацкими грибами, а я должен вытирать пот голыми руками.

— Жарко, потому что жарко, — проворчал Саймон. — Потому что нет дождя.

Они замолчали. Было очень тихо. Даже насекомые и птицы куда-то исчезли, наверное, чтобы проспать в тишине эти жаркие послеполуденные часы.

— Нам еще повезло, что мы не в Меремунде, — проговорил наконец Джеремия. — Говорят, там от чумы померла чуть ли не целая тысяча.

— Тысяча, — протянул Исаак. От жары даже его тонкое и бледное лицо немного покраснело. — Тысячи! По крайней мере, так говорят в резиденции. Мой хозяин вообще расхаживает по Хейхолту, прижав к лицу платок, смоченный святой водой.

— А твой хозяин действительно знает, что происходит в Меремунде? — заинтересовался Саймон. Все-таки и от Исаака была некоторая польза. — Он что, говорил об этом с тобой?

— Все время, — самодовольно ответил юный паж. — Брат его жены — тамошний мэр. Они были самыми первыми, которые бежали от чумы. От них он все и узнал.

— Элиас сделал Гутвульфа Утаньятского Рукой Короля, — сказал Саймон.

Джеремия застонал, сполз со ствола и вытянулся во всю длину на мягкой хвое.

— Так и есть, — подтвердил Исаак. — И Гутвульф задержал там чуму. Она не вышла из Меремунда.

— А что ее вызвало, эту эпидемию? — спросил Саймон. — Кто-нибудь там, в резиденции, знает об этом? — Это было немножко унизительно, задавать вопросы мальчишке, который настолько младше его. Но Исаак действительно слышал разговоры там, наверху.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Точно не знает никто. Некоторые говорят, что это завистливые купцы из Абенгейта отравили колодцы. Но и в самом Абенгейте умерло много народа, — сказал Исаак с нескрываемым удовлетворением. В конце концов, эрнистирийцы были язычниками, каким бы прекрасным союзником ни был дом Ллута под опекой Верховного короля. — Другие считают, что от засухи рассохлась земля, и из трещин вырвались на волю смертоносные газы. Но как бы там ни было, мой хозяин говорит, что эта чума не щадит никого, ни богача, ни крестьянина, ни священника. Сначала у тебя начинается жар и лихорадка… — Растянувшийся на земле Джеремия опять застонал и вытер свой лоб. — Потом ты покрываешься пузырьками, как будто лег на горячие угли. Потом пузыри начинают мокнуть. А потом ты умираешь. В страшных мучениях, — увлеченно закончил Исаак. Мальчики долго молчали.

— А мой хозяин Якоб, — сказал наконец Джеремия, — боится, что чума все-таки придет в Хейхолт из-за этих грязных крестьян, которые поселились у самых стен. Рубен Медведь, кузнец, сказал моему хозяину, что он слышал от лекаря-монаха, что Гутвульф принял очень жесткие меры в Меремунде.

— Жесткие меры, — повторил Саймон. — А что это означает?

— Монах рассказал Рубену, что когда Гутвульф прибыл в Меремунд как наместник короля, он взял эркингардов и пошел с ними к домам заболевших. Они взяли доски, гвозди, молотки и забили все дома намертво!

— Вместе с людьми? — ужаснулся Саймон.

— Конечно! Чтобы чума не распространялась. Чтобы больные не сбежали и не разнесли ее здоровым.

— Но ведь говорят, что чума появилась от ядовитого воздуха из земли…

— Ну и что! А потом она стала распространяться. Поэтому и умерло так много священников, монахов и лекарей. Монах рассказывал, что в течение многих недель улицы Меремунда были… были… как это он сказал? Как залы ада. Запертые люди выли словно собаки. А когда все замолчали, Гутвульф и эркингарды сожгли их всех. Не открывая.

В то время как потрясенный Саймон осмысливал эту последнюю деталь, раздался треск ломающихся сучьев.

— Эй, вы, ленивые олухи! — из зарослей появился Моргенс. Вся его одежда была увешана ветками и листьями, бахрома из мха украшала широкие поля шляпы. — Я так и знал, что найду вас изнывающими от безделья!

— Мы только что присели, доктор, — Саймон вскочил на ноги. — Мы долго собирали.

— Не забудь его спросить, — прошептал Джеремия, поднимаясь.

— Ну, что ж, — сказал Моргенс, критически рассматривая их улов. — Не так уж и плохо, учитывая обстоятельства. Показывайте! — Он опустился на корточки, как фермерша, доящая корову, и начал тщательно рассматривать их добычу. — Ах! Ухо дьявола! — воскликнул он, подставляя солнечным лучам зубчатый гриб. — Великолепно!

— Доктор, — сказал Саймон, — я хочу попросить вас об одолжении.

— М-м-м-м, — сказал доктор, роясь в грибах, разложенных на платках, как на лабораторном столе.

— Видите ли, Джеремия хотел бы поступить в стражу. Или хотя бы попытаться. Но вся беда в том, что граф Брейугар почти совсем не знает нас, замковых, и у Джеремии нет никаких связей.

— Это, — сухо заметил Моргенс, — вовсе не удивительно. — Он принялся за следующий платок.

— Но я хотел сказать, может быть, вы могли бы написать ему рекомендательное письмо? Вас ведь все знают. — Саймон старался, чтобы его голос звучал спокойно и убедительно. Исаак смотрел на взмокшего Джеремию со смесью изумления и уважения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Хммм… — по тону доктора нельзя было сказать ничего определенного. — Я подозреваю, что уж слишком хорошо известен Брейугару или его товарищам. — Он оценивающе посмотрел на Джеремию. — Якоб знает?

— Он… ну, ему известны мои чувства, — запинаясь пробормотал Джеремия.

Моргенс сложил все собранное в мешок и вернул мальчикам платки. Он внимательно осмотрела свою одежду и очистил ее от приставших листьев и хвои.