Класс. История одного колумбайна - Павел Алексеевич Астахов

class="p1">– Нет, – неожиданно вырвалось у Шлангина. – До немецкого еще два урока. Успеете сделать на перемене.

Лица мальчишек вытянулись. Похоже, подобного ответа они ожидали меньше всего.

– Борзеешь, Шланг? – недобро сузил глаза Лаликян, и эта фраза больно хлестнула по сознанию, будто Дима случайно сковырнул болячку на только что зажившей ранке.

– Я не Шланг, – ответил он, стараясь не глядеть в глаза разозленному однокласснику. – У меня есть имя.

– Имя заслужить надо, – рассудительно сказал Черкашин.

– Тебя сюда никто не звал, – услышал Дима за спиной и, вздрогнув, попятился в сторону. Это был Ковальчук Виталий, с которым в дальнейшем ему придется неоднократно сталкиваться.

– А раз пришел в нашу школу, должен соблюдать правила, – прибавил Ковальчук.

Зазвенел звонок, и Дима, не оглядываясь, засеменил в класс, прижимая рюкзак к своей впалой груди.

– Шланг, – процедил Черкашин, и Лаликян визгливо засмеялся.

Если до этого еще были какие-то сомнения, как называть Диму, то теперь они быстро развеялись.

Шланг.

Его участь была предопределена.

В этот же день его подкараулили после уроков. Стянули с него куртку, отняли рюкзак. Выпотрошили его, раскидав учебники и тетради по лужам. Когда Дима кинулся к Лаликяну, чтобы отобрать куртку, тот неожиданно резко ударил его в живот. Сзади подошел Ковальчук и высыпал ему на голову горсть песка. Черкашин толкнул его, и Дима, потеряв равновесие, упал прямо в лужу. Он стоял на коленях в холодной грязной воде, вытирал забрызганное лицо, а вокруг звенел издевательский смех.

– Соси дерьмо, Шланг, – бросил Лаликян. – Тебя ведь для этого придумали. Шланги хорошо перекачивают навозные кучи.

С этими словами он наподдал по Диминому рюкзаку ногой, и тот, перевернувшись в воздухе, беспомощно шлепнулся в грязь.

Ковальчук выхватил телефон и, пока Черкашин держал Шлангина, сделал несколько снимков.

– Скажешь кому, повесим везде эти фотки, – прошептал он, вплотную наклоняясь к трясущемуся от страха Диме. – Пока знает наш класс, что ты Шланг. А будет знать вся школа.

Они быстро ушли, посмеиваясь и перекидываясь сальными шутками, а он стоял на коленях в луже, с болью глядя на свой испачканный рюкзак и разбросанные учебники.

Шанс

Вырвавшись из тягостных воспоминаний, Свободин издал глубокий вздох. Пальцы неосознанно гладили приклад «Маверика», как если бы перед ним был не дробовик, а дремлющий кот. Губы что-то беззвучно шептали.

Игорь буквально сверлил многозначительным взглядом Юрия Александровича, и он наконец заметил это. Старшеклассник незаметно ударил кулаком в раскрытую ладонь, повернув при этом голову в сторону стрелка. Колышев все понял.

«Никак не успокоится, – встревоженно подумал он. – Но предпринимать сейчас какие-то решительные действия слишком рано. Рано и опасно».

Преподаватель медленно покачал головой, и на лице Игоря отразилось разочарование. Поджав губы, он отвернулся.

Колышев решил избрать другую тактику.

– Дмитрий…

Свободин резко вскинул голову, глаза его приобрели осмысленность.

«Он как будто находился на другой планете. Под наркотиками, что ли?» – отметил про себя Юрий Александрович.

– Судя по всему, ты учился здесь? – осторожно спросил он.

– Может, и так, – нехотя протянул Свободин. – Разве это имеет сейчас значение?

– Все имеет значение. Иногда малейшая деталь может решить исход дела.

Преподаватель немного помедлил, словно взвешивая, стоит ли задать очередной вопрос, затем выдохнул:

– У тебя был конфликт с кем-то из школы?

На столе зазвонил мобильник, спустя секунду к нему присоединился еще один. В них не был активирован беззвучный режим.

Дмитрий кивнул в сторону груды телефонов:

– Хорошо, хоть остальные только жужжат. Иначе тут был бы настоящий концерт. Вроде дискотеки.

– Что с тобой случилось, Дмитрий? – настойчиво продолжал Юрий Александрович. – Может, тебе нужна какая-то помощь?

Свободин хмыкнул.

– Ты что преподаешь, Юра? – осведомился он.

– Социологию.

– Непохоже. Я бы подумал, что ты психолог.

– Ты недалек от истины, – согласился Юрий Александрович. – Я изучаю психологию, это, можно так сказать, мое хобби. Но вместе с тем социология, как и психология, изучает проблемы, связанные с личностью, и эти две науки находятся в тесной взаимосвязи.

– Хочешь разговорить меня? – спросил Дмитрий, лениво покачивая стволом перед лицом мужчины. Дуло циклопом таращилось в посеревшее напряженное лицо Колышева. – Затронуть самые сокровенные струнки души? Докопаться до первопричины и назвать пути решения проблемы? А между делом усыпить мою бдительность?

«Он похоже, читает мои мысли», – мрачно подумал Юрий Александрович.

– Дмитрий, ты зря считаешь… – начал он, но тот не дал ему договорить:

– Не прокатит. Даже не старайся, Юра.

Учитель замолчал.

– А знаешь, почему все твои речи бесполезны? – спросил Дмитрий и постучал себя кулаком в грудь. – Потому что там пусто. Слышишь? Пусто и мертво, как в дупле старого засохшего дерева. Ничего ты не узнаешь.

К тому времени трель одного из смартфонов утихла, и эстафету мгновенно принял следующий телефон. Свободин шагнул к столу и с интересом взглянул на мерцающий экран.

– «Мамуля», – вслух прочитал он имя абонента и тяжелым взглядом обвел застывший класс:

– Чей мобильник?

В воздух несмело поднялась рука одного из юношей.

Дмитрий взял телефон и, коснувшись пальцем зеленой кнопки, отрывисто заговорил:

– Ваш сын находится в школе вместе с другими одноклассниками. И он, и все остальные заложники. Может, сегодня ваш сын умрет. А может, и нет. Молитесь, и, вероятно, ваши молитвы будут услышаны.

Закончив эту жуткую фразу, Свободин скинул вызов и небрежно бросил телефон на стол. Экран погас.

Рыжеволосая девушка Лариса закрыла лицо руками, плечи ее судорожно вздрагивали.

Настя подняла голову, глядя на Юрия Александровича покрасневшими от слез глазами:

– Дяденька… Я хочу к маме, домой…

Колышев почувствовал, как в его горле застряли слова и еще что-то очень колючее и сухое.

– Скоро, милая, – еле-еле прошептал он, ненавидя себя за ложь, которая так легко слетела с его языка. Откуда он знает, как скоро они выберутся отсюда? И выберутся ли вообще?!

– А теперь всем заткнуться. Я хочу, чтобы в классе была тишина! – громко объявил Дмитрий. – Всем понятно?!

Некоторые торопливо закивали, остальные школьники просто молча смотрели на него.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно произнес Свободин. – Можете помедитировать пару минут. Услышу шепот, взорву все к едрене-фене!

Завершающая фраза меньше всего смахивала на угрозу и скорее напоминала ворчание изможденного пса, не представляющего особой опасности. Но Дмитрий был слишком глубоко погружен в свои мысли, чтобы обратить на это внимание.

«Что делать дальше?!»

Последние несколько минут этот, казалось бы, неразрешимый вопрос сверлом ввинчивался в его уставший мозг.

Да, сейчас он главный. У него в руках ствол, и только он вправе диктовать свои условия. Но как долго это продлится? Внутри снова проснулся знакомый голос.

«Ты один, – напомнил он. – И рано или поздно усталость даст о себе знать.