#останься дома и стреляй! - Литвиновы Анна и Сергей

Анна и Сергей Литвиновы

#останься дома и стреляй!

© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

Стоило жене уехать, падчерица совсем обнаглела. Являлась под утро, хамила, курила прямо в квартире. Еды в доме никакой, зато в холодильнике искушает запотелая бутылка водки. Хотя он уже месяц в завязке.

И Юрий не удержался.

Только одну рюмашку. Единственную. И все.

Налил. Махнул.

Пролетела соколом, ожгла нутро, распрямила плечи.

Сразу налил вторую.

Закуски вообще ноль, только сыр плесневелый. Он заорал:

– Юлька, похавать приготовь!

Заглянула в кухню, увидела водку, ухмыльнулась:

– Может, еще подать тебе, алкаш? На серебряном подносе?

– Хоть покурить дай!

Она улыбнулась презрительно:

– Ты ж бросил.

Но пачку сигарет швырнула.

Вся такая модная – морда раскрашенная, в волосах синяя прядь. Ох, мало он ее бил!

– А ну, пошшла сюда! – приказал он.

Хотел врезать – в кровь, от души. Но две рюмахи подряд после месяца воздержания шибанули в голову крепко. Еле на ногах удержался. А Юлька – цок-цок на каблучинах – и сбежала.

И тут телефон. Голос в трубке женский, строгий:

– Юрий Семенович Лоскутов?

– Он самый.

– Из поликлиники звонят. Общий анализ крови сдавали вчера?

– Ну да. Для санкнижки.

– Нехорошо там у вас. Лейкоцитоз сильный. СОЭ в пять раз превышена. Гемоглобин меньше восьмидесяти.

– И чего это значит?

– Не понимаете?

– Я че, доктор?

– Все симптомы на рак указывают. Третья стадия минимум. Скорей всего, с метастазами. Срочно зайдите за направлением – и езжайте в онкоцентр. Может, чем-то смогут облегчить. Но особо не обнадежу. Слишком поздно вы спохватились.

Руки затряслись, но еще одну стопку водки накапать смог. Выпил залпом, пролепетал:

– Но у меня же ничего не болит!

– Суставы на дождь крутит? Поясницу ломит? Головные боли бывают?

– Так это у всех.

Дальним краешком сознания он улавливал странность. Как можно серьезный диагноз по одному анализу ставить?

Но в голове уже шумело, а когда закурил – с отвычки «повело» окончательно.

Телефон снова тренькнул: от жены эсэмэска. Даже читать не собирался – не до ее глупостей сейчас. Но все ж открыл:

Юрий, я от тебя ушла. Документы на развод подала. Но вряд ли ты успеешь со мной посудиться. Я долго терпела, но ты зря надеялся, что я прощу тебе свою загубленную жизнь. Лучшие гадалки страны наводили на тебя порчу, и свое дело сделали. Твое тело теперь гниет изнутри. Желаю поскорей сдохнуть в муках.

Перед глазами сначала все поплыло, потом заплясали цветные огни. Запоздало подумал: зря развязал. Но остановиться уже не мог. Как возьмешь себя в руки, когда столько дряни вывалилось в один день?!

Налил снова водки, половину расплескал. В голове шумело все круче. В руке продолжала дымиться сигарета. Сердце барабанило быстрее – рысь, галоп, – рвалось из груди прочь.

Мужчина сполз по стене. Цветные всполохи перед глазами сменились тьмой. Сигарета выпала из пальцев.

Будь трезвый, удивился бы, почему паркет вспыхнул настолько быстро. И успел бы увидеть, как падчерица вбегает в комнату, поднимает его телефон, швыряет в свой карман. Наглухо закрывает окно и снова исчезает.

Но сознание уже покинуло Юрия Семеновича.

А в криминальную хронику его смерть даже не попала – сошла за обычный «пьяный» несчастный случай.

Апрель 2020 года

Надя проснулась от истошного визга. Кричала женщина. Часы показывали четыре утра. Дима мирно спал.

Вопли внезапно стихли, ночь снова стала спокойной – лишь шелестели юными листочками за окном липы с березами. Она уже решила: «Приснилось». И вдруг услышала новый истерический выкрик, потом что-то рухнуло, и последовали отчаянные рыдания.

Шум доносился от соседей слева. Надя их почти не знала, но с виду жильцы вполне соответствовали интеллигентному контингенту дома. Молодая пара. Юноша носил рваные джинсы, собирал волосы в хвост и часто приходил под утро. Его подруга обладала безупречной фигурой и (к изрядному раздражению Митрофановой) вела навязчиво-здоровый образ жизни – то бежит в идеальном, по фигурке, спортивном костюме, то на велике рассекает, то на роликах. Никаких скандалов за парой раньше не замечалось – а несколько шумных вечеринок Надя с Димой за хулиганство не сочли. Слава богу, сами пока не в том возрасте, чтобы осуждать молодежь.

С конца марта – когда законопослушная часть Москвы засела на карантин – сосед с хвостиком во дворе не показывался. За продуктами ходила исключительно его спутница и бегать продолжала, несмотря на официальный запрет. Иногда в их квартире довольно громко работал телевизор, пару раз вроде бы выясняли отношения на повышенных тонах.

Но чтобы побоище, с воплями, да еще посреди ночи!

Надя выскользнула из постели и приложила ухо к стене. Дом кирпичный, звукоизоляция неплохая, но Митрофанова смогла разобрать, как девушка умоляет:

– Не бей меня! Пожалуйста!

А в ответ – грохот, вскрик, дальше жалобный плач. И опять – лишь шепот молодой листвы да шум редких машин.

Вызвать полицию? Или не лезть в чужие семейные дела?

Пока Надя размышляла, Дима заворочался и сонным голосом спросил:

– Ты чего бродишь?

– У соседей скандал.

– Не слышу, – пробормотал Дима, но на постели сел.

Стену потряс новый удар. Раздался дикий, какой-то животный визг и неразборчивые, яростные мужские выкрики.

Полуянов схватил футболку, натянул спортивные брюки.

– Пойду посмотрю.

– Давай лучше полицию, – предложила Надя.

Дима презрительно дернул плечом.

Надя поспешно накинула халатик. Надевать маски не стали. Вышли из квартиры. Дима уверенной рукой нажал на соседский звонок, потом толкнул дверь: заперто. Потрезвонил снова и начал стучать.

– Дима, осторожнее, – нервно произнесла Митрофанова. – Вдруг у него оружие?

Ответить Полуянов не успел – дверь распахнулась.

Девушка в ужасе попятилась. Лицо, одежда, руки у интеллигентного соседа оказались перепачканы кровью, длинные волосы растрепались по плечам, рот скривился в безумной гримасе. Но держался уверенно. Хмуро спросил:

– Что надо?

Отвечать Дима не стал. Легонько двинул худощавого парня в солнечное сплетение – тот сразу охнул, скрючился пополам. Полуянов, а за ним и Надя прошли в квартиру, и библиотекарша в ужасе прикрыла ладошкой рот. У стены, смежной с их квартирой, неподвижно лежала когда-то красавица и спортсменка. Лицо ее обратилось в жуткую сине-красную припухлую массу, губы словно выворочены наизнанку, нос сдвинут на бок.

Надя бросилась к девушке, схватилась за пульс. А Полуянов – вернулся в прихожую и схватил соседа за грудки:

– Ты что наделал?

А тот почти беспечно ответил:

– Заслужила. Да нормально. Бабы – они как кошки. Заживет.

Сердце у девушки билось, из разбитых губ текла кровь, несколько зубов превратились в крошево, и Митрофанову затошнило.

– «Скорую», – велел Дима. – И полицию.

Он развернул соседа лицом к стене, заломил ему руки. Тот запищал:

– Ты че? Чего лезешь? Дело наше! Семейное!

Бедняга очнулась, с трудом приоткрыла набухшие, обратившиеся в щелочки глаза и сразу забормотала:

– Не надо… полицию. Я сама виновата!

За окном все увереннее разгоралось весеннее утро.

Дворник в маске скреб по асфальту метлой. В квартире работал телевизор, диктор зловещим голосом сообщал про очередной нарастающий итог заболевших. Избитая соседка осторожно коснулась своего явно сломанного носа и застонала.

А Митрофанова в отчаянии подумала: «Мир сошел с ума. Весь. И мы вместе с ним».

Когда в стране объявили карантин, у Нади с Димой тоже возникли разногласия. Историко-архивная библиотека с восемнадцатого марта закрылась, Митрофанову отправили в отпуск. Полуянову разрешили работать на удаленке. Надя страшно радовалась, что больше не надо вставать по будильнику, и рьяно совершенствовала свои кулинарные таланты. Но Дима смог безвылазно высидеть в квартире только восемь дней.