Побег от дождя (Вопросы любви) - Светлана Эдуардовна Дубовицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай я.
– Всё равно ничего не видно! – рассердился Алексей, отдёргивая руку.
– А мне не надо видеть.
Она взяла его ладонь, поднесла к губам, маленький горячий язычок скользнул по коже, а зубки подцепили невидимую глазу занозу. Боль тут же исчезла. А может, причина исцеления была и не в вытащенной занозе.
– Всё! – Евдокия уже собиралась отвернуться, но Алексей удержал её за руку.
– Ты всем так занозы вытаскиваешь? – тихо спросил он.
Дуся подняла голову, прочла в его глазах смысл вопроса, смутилась (редкий случай!) и опустила глаза.
– Нет, – ещё тише ответила она.
Алексей припарковался у Дусиного дома, заглушил двигатель. В машине воцарилась тишина. На сиденье рядом с ним, уставшая от путешествия, спала Дуся. Босоножки валялись где-то под торпедой, а сама она свернулась с ногами на кресле. Длинная светлая юбка сползла набок, бесстыдно открыв стройные девичьи ножки. Голову Дуся положила на согнутый локоть, стена чёрных волос упала на щёку. Она была похожа на кузнечика, сложившего свои конечности.
– Дусь, приехали.
– А? – она открыла запанные глаза, распахнула дверь машины, встала и тут же плюхнулась обратно.
– Всё. Не могу идти, – прокомментировала она.
– Нога? – догадался Лёша. – А как же ты ходила?
– Так это когда было? Теперь всё.
Она стояла, как цапля, на одной ноге и держалась за машину.
Так что Лёше всё-таки представилась возможность проявить своё благородство и донести Дусю на руках до лифта. Она показалась ему совсем лёгкой, а ещё он успел подумать, что, должно быть, они странно смотрятся: он вносит в дом на руках девушку в белом и босиком (босоножки она держала в руке). «Ещё подумают, что невеста», – мелькнула в голове глупая мысль, и сердце отчего-то заколотилось: не то от удовольствия, не то от ужаса.
В квартире, как всегда, было пусто.
– Мать на даче, – пояснила Дуся.
Она открыла дверь и поскакала на кухню на одной ноге.
– Сейчас я что-нибудь сделаю поесть.
– Дусь, ты с ума сошла! Садись, давай лучше я.
– Ты не сможешь, ты тут ничего не знаешь!
– А ты подскажи?
Она хмуро глянула на Алёшу:
– Тогда сначала вымой руки!
Он подчинился.
– В холодильнике есть пара сосисок, и нужно сварить картошку – в правом нижнем ящике, – командовала Дуся, сидя на стуле.
– Сначала нужно поставить воду! – приказала она, пока Алексей пытался сориентироваться в пространстве незнакомого хозяйства. – Не из-под крана, а из фильтра – вон кувшин.
– Для картошки есть специальный нож, вон тот, жёлтенький.
– А этот чем плох?
– Тот удобнее.
– Я таким никогда не чистил. (Откровенно говоря, Алексей вообще не помнил, когда в последний раз чистил картошку, каким ножом он это делал и делал ли вообще.) Я лучше обычным. Какая разница?
Дуся шумно выдохнула, но собрала всё своё терпение и ничего не сказала.
– Для шкурок есть специальная миска, справа от тебя! Уже вода закипела! Накрой крышкой, она в колонке! Нет, эта от другой кастрюли!
Дусю раздражало всё, что делал Алексей. По её мнению, всё, что можно, он делал неправильно.
Однако, несмотря на это, картошка сварилась, сосиски тоже, и даже неправильно порезанные огурцы оказались вполне съедобными. Но Дуся всё равно была не в настроении и недовольно бурчала, пока Алёша мыл посуду и старался не обижаться на человека с больной ногой.
А болела она, видимо, сильно, потому что Дуся, хотя и не жаловалась, но совсем на неё не наступала и, даже садясь на стул, долго пристраивала поудобнее больную лодыжку. Он предложил вызвать врача, но Дуся отказалась наотрез, заявив, что она и так знает, что с ней.
– Я уже подворачивала ногу, и не раз. И руку тоже.
– Так что в таких случаях нужно делать?
– Ничего. Само пройдёт через три дня.
Они послушали музыку, посмотрели мультики (Дусина идея), в том числе про домовёнка Кузю, просто поболтали, бесцельно валяясь на диване, но Леша видел, что мыслями она всё равно была где-то далеко.
– Поздно, тебе пора, – как всегда, сказала она.
– А мама скоро вернётся?
– Послезавтра.
– Как же ты тут одна останешься с больной ногой?
Она пожала плечами:
– Нормально.
– Ты же даже ходить не можешь!
– Ну и что?
– Дусь, давай я останусь с тобой.
– Зачем?
– Помогу тебе. Ты же даже постель не постелешь!
– Вот ещё! Нечего меня жалеть! Иди! Тебе завтра на работу.
– Я могу поехать и отсюда.
– Иди, – твёрдо повторила она. – Я всё могу сама!
Алексей повернулся и начал одеваться. В душе противно шевелила лапками обида и поскуливало оскорблённое достоинство: он хочет помочь, а его выставляют из квартиры! Всё это время Дуся сидела на стуле и молча наблюдала за ним. Не оглядываясь, он повернул ручку замка.
– Ладно, можешь остаться, – вдруг сделала одолжение Дуся.
Облегчение от того, что она готова принять его помощь, пересилило желание демонстративно хлопнуть дверью. Лёша стал расстёгивать куртку.
Глаза у Дуси были уставшие. Он, как и обещал, вытащил ей из-под тяжёлой кушетки постельное бельё – зелёное, в коричневых камышах, – улыбаясь, донёс девочку на руках до ванны. Дуся не ответила на его улыбку.
Через несколько минут она явилась в короткой пижамке и села на кровать. Лёшу поражало и смущало такое её отношение к нему. С детской непосредственностью она ходила перед ним практически в нижнем белье, но ей (он был в этом уверен) ни на секунду не приходило в голову, что это неприлично или же, напротив, соблазнительно. Когда он ласкающим движением скидывал с её гладкого девичьего плеча токую лямочку, она недовольно морщилась и возвращала её на место. В этом не было ни грамма кокетства, но не была и отказа. Она всегда отвечала на его поцелуи, но никогда не целовала первая. Она любила зарыться носом ему в подмышку (чем немало смущала Алёшу) и могла сидеть так, молча, очень долго.
– Как твоя нога? – заботливо спросил он.
– Нормально.
– Болит?
– Нормально! – Дусю раздражала забота о ней.
Когда Алёша заметил, что у неё стали закрываться глаза, он поднялся:
– Ты уже спишь совсем! Скажи, где мне взять постель?
– Я сейчас дам, – она попыталась подняться.
– Я сам всё возьму, только скажи.
По-видимому, силы у Дуси совсем кончились к концу дня, и только поэтому она не стала спорить и только бросила:
– Правый нижний шкаф.
– Спокойной ночи! – он поцеловал её в недовольно сморщенный нос.
Когда Алёша проснулся, за окном ещё стояла ночь. В темноте
