Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько

рад, что вы это поняли. Поэтому не только предлагаю, но и настойчиво прошу вас, дорогой мсье Кальвин, помочь нам создать этот, как вы сказали, новый духовный уклад здесь в Женеве.

– Я? В Женеве? Право же, ваше предложение для меня слишком неожиданно! И я совершенно не готов …

– Поймите, мсье Кальвин, ситуация в городе такова, что, изгнав католичество, мы рискуем сами быть изгнанными народом, если не сможем заставить его поверить нам. Если Евангелие сейчас не застолбит самоё себя в умах горожан, оно просто затеряется. Кто знает, сможет ли оно снова потом вернуться и сможет ли сделать это без крови. Время сейчас работает против нас. Католический епископ только и ждет удобного момента, чтобы оболгать нас и снова занять место на кафедре собора.

– Но при чем же здесь я? Я совершенно не знаю ни этого города, ни обстановки, ни здешних обычаев. Как я могу помочь? Чем?

– Своей верой, своими знаниями, своим словом. Не скрою, ваше «Наставление» оказалось весьма созвучным моему собственному представлению о том, каким должно быть исповедание. Оно заставило меня о многом задуматься и даже в чём-то изменить мое видение пути ко Христу. А ваши тезисы просто и естественно указывают на этот путь. Уверен, что они могут найти живой отклик в сердцах новых христиан. Нужно только суметь достучаться до них, в этом наша главная задача. Как я уже говорил, нас, евангеликов, здесь в Женеве всего четверо. А авторитет вашего «Наставления» и присутствие вас, как автора, оказалось бы для нас и нашего дела очень весомым подспорьем.

– Да, но я молод и в практических делах совсем неопытен. А рядом с вами буду выглядеть как какой-то схолар. Какой уж тут авторитет.

– Да, вы молоды, этого у вас не отнять. Как и мои друзья. Они вовсе не старее вас. Однако, утверждая Евангелие повсеместно, куда только приводил их Господь, они не спасовали ни перед опасностью, ни перед неизвестностью. А вот я старее вас и этого тоже у меня не отнять, как и того, что я вижу и чувствую людей. Я прочитал ваши труды, причем не только «Наставление». Я уже немало времени имею честь разговаривать с вами, при этом вижу в ваших глазах смятение и растерянность. И даже чувствую с каким жаром сейчас ваша кровь пульсирует в кончиках ваших пальцев. Я вас понимаю. Неизвестность всегда страшит. Чтобы преодолеть её требуется мужество. И я уверен, мсье Кальвин, вы найдете его в себе. Ведь не зря же Бог привел вас сюда.

Высказав свой запас аргументов, Фарель замолчал и теперь в упор смотрел на Жана. Оба спутника его, ещё не проронившие ни одного слова, также не сводили с него глаз. В живых взглядах всех троих, помимо изучения, попеременно читались то ожидание, то упрек, то надежда. Ища хоть какого-то ободрения, Жан вопросительно взглянул на Луи, но в глазах того читалось то же ожидание. Не найдя поддержки, Жан, глядя в сторону, попробовал отрешиться от напряжённости повисшей паузы и подумать.

«Итак, что вообще происходит? Я в Женеве. Здесь же Луи и сам Фарель. И ещё эти двое, Вире и Фромэн. Фареля я не знаю, но много о нём слышал. Можно ли ему доверять? Да, безусловно. Что он от меня хочет? Чтобы я остался в Женеве и примкнул к новому евангелическому капитулу. Хочу ли я этого? Нет. Почему? Потому что я ничего здесь не знаю и не представляю, что меня здесь ждёт. Более того на ближайшие месяцы у меня есть свои вполне определённые планы. Мне нужно доработать свои «Наставления», сейчас это главное. Потом договориться об его напечатании в мастерской. После этого переправить книги в Париж, Орлеан, Бурж, Нерак. Сделать это я намереваюсь в Базеле, с тамошним издателем всё уже договорено. Возможно после этого можно будет вернуться в Женеву, но никак не раньше».

– Я вижу, мсье Кальвин, вы уже что-то для себя решили? -не то вопросительно, не то утвердительно произнес Фарель. Похоже он действительно мог видеть и чувствовать собеседника.

– Да, мэтр Гийом, решил. Насколько возможно я представил себе положение и должен сказать, что не могу сейчас принять вашего предложения. Скажу почему. У меня есть свои планы, я намерен их осуществить и безотлагательно. Это может занять месяца два-три. После этого, если даст Бог, я смогу к вам присоединиться. А до того времени, мсье, прошу меня простить. Завтра на рассвете я уезжаю.

Жан произнес свои слова довольно твердо, глядя прямо на своих собеседников. В довершение он также твердо провел ладонью перед собой по краю стола, словно отсекая себя от дальнейших споров и увещеваний. Вире и Фромэн изумлённо переглянулись и уставились на Луи. Тот только пожал плечами, мол, что уж тут поделаешь. Один Фарель никак не проявил своей реакции на этот отказ. Он по-прежнему сидел, опершись локтями о стол и сжав в замок свои едва дрожащие пальцы. Читая своего собеседника по лицу, он наверняка уже знал, что тот ему ответит.

– Что ж, мсье Кальвин, я вижу, вы тверды в своих словах и решениях. Уговаривать вас переменить их будет напрасным трудом. Жаль, что я не смог вас убедить.

– Мне также жаль, мэтр Гийом. Скажу вам честно, мне самому крайне неприятно начинать наше знакомство с отказа. Но я должен завершить своё дело, которое считаю самым важным для себя. Я должен переработать своё «СЬпзйапае ге^юшз шзШиНо», в нем кое-что нужно исправить и ещё многое добавить. За время, что мы путешествовали вместе с Луи, у меня возникло много новых мыслей и тезисов, которые я не могу просто оставить или забыть. Если у меня всё получится, я сам приеду в Женеву, чтобы лично передать вам в руки новое «Наставление».

– Дай-то Бог. Правда, я уже не уверен, найдете ли вы здесь меня или хоть кого-то из евангеликов. Если мы не утвердим в Женеве новое исповедание в ближайшие дни и недели, то через два-три месяца вы найдете здесь хаос и безбожие. Притом городской собор снова займёт католическая братия и судьба тех, кто поверил нам сегодня, будет предрешена. А вы тем временем сможете напечатать уже третье издание своего «СЬпзйапае ге1^1оп18 тзШпПо». Вот только для кого?

Над столом снова повисла тяжелая пауза. Два проповедника, дерзнувшие донести до народа слово Христово, сегодня не смогли найти слов понимания друг для друга. Что уж говорить о пастве …

Фарель упруго встал из-за стола. Его спутники Вире и Фромэн, за весь вечер не