Дирижабль - Кирилл Викторович Рябов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты как там? – спросила она. – Я пописать зашла.
Он протер прозрачный пластик. Венера спустила практически несуществующие трусики и села на унитаз.
– За отдельную плату могу на тебя, – сказала она. – Это будет стоить еще полторы. А на меня – три.
– Нет, спасибо.
– Ладно, – пожала она плечами.
Когда Венера смыла воду, на Фёдора хлынул кипяток. Вскрикнув и дернувшись, он чуть не вышиб стенку.
– Ой, прости, – сказала Венера. – Забыла совсем.
Фёдор отодвинул дверцу и высунул голову.
– Принеси шампанского.
– Нетерпеливый какой! Домылся бы хоть.
Но принесла бутылку. Фёдор взял, задвинул дверцу и стал сдирать фольгу с горлышка. Вода из лейки хлестала ему в загривок. Вспомнилось вдруг, как после свадьбы они с женой вышли из ЗАГСа. Внезапно зарядил ливень. И Фёдор, радостно смеясь под дождем, точно так же сдирал с горлышка фольгу.
– Слушай, – позвала Венера. – Ты точно больше ничего не захочешь? Только поспать?
– Только поспать, – отозвался Фёдор.
Она вышла. Он открутил проволоку. Вылетела пробка, будто артиллерийская болванка, и долбанула Фёдора по лбу. Он устоял и невесело засмеялся. Дождавшись, когда осядет хлынувшая пена, Фёдор выпил из горла всю бутылку, поставил на пол кабины, выключил воду и вышел.
На кухне сидела незнакомая женщина с короткими темными волосами, в махровом халате и курила, глядя в окно. Она закинула ногу на ногу, на большом пальце висел тапок. Лицо у нее было розовое, припухшее, будто после долгих, горючих слез. Фёдор смутился, потоптался, но вдруг узнал Венеру и сел напротив.
– Хочешь чай? – спросила она.
– А есть еще что-нибудь выпить?
Венера посмотрела на него, положила сигарету в пепельницу и достала из холодильника бутылку вина. Поставила высокий стакан. Пробка была винтовая. Фёдор открутил и налил.
– Тяжелый день? – спросила Венера.
– И жизнь, – ответил Фёдор.
– Я как будто не знаю.
– Уверен, что знаешь.
– А чем ты занимаешься?
– По большому счету, я – никто.
– В смысле безработный?
– И в этом смысле тоже.
– А жилье есть?
– Да. Но я туда не хочу.
– Жена злая?
– У меня нет жены. Я один. Даже когда рядом с кем-то.
– Почему тогда домой не хочешь? Потому что один?
– И да, и нет. Сложно. У меня там, кажется, сожитель появился.
Он засмеялся. Из носа потекло вино. Венера затушила окурок.
– Пошли спать. Утром не стану тебя будить. Спи сколько захочешь.
Они легли в небольшой комнате, половину которой занимала широкая двуспальная кровать. Фёдор пристроился с краю. Венера обняла его. Он пытался представить Инну, пытался представить бывшую жену, пытался представить каждую женщину, с которой был когда-то близок. Получалось плохо. Он ничего не чувствовал: ни утешения, ни покоя, ни счастья. Однако вспомнив, что осталось недопитое вино, Фёдор зашевелился, почувствовал себя живым.
– Что ты? – спросила сонно Венера.
– Принеси вино, я там не допил.
– Принеси сам, а? – пробормотала она.
И тихонько засопела.
Он еще немного полежал, слез с кровати и вышел на темную кухню. Широкая полоса лунного света лежала на полу. Чувствуя себя воришкой, Фёдор сцапал бутылку и торопливо опустошил ее из горла. Закурив, подошел к окну. Луна, как бельмо, висела ровно посередине ночного неба.
– Привет, дура! – сказал Фёдор.
Луна не ответила. Он докурил, смял окурок в пепельнице и вернулся в кровать. Венера шевельнулась, хрюкнула и спросила:
– Где ты был?
– Вино допивал.
– Зачем?
Он вздохнул:
– Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют…
Венера повернулась к нему спиной. Фёдор продолжил:
– Все погибнет, все исчезнет от бациллы до слона. И любовь твоя, и песни, и планеты, и луна. Дико прыгает букашка с бесконечной высоты, разбивает лоб бедняжка, разобьешь его и ты.
– Лучше бы ты на меня нассал, – сказала Венера.
Фёдор закрыл глаза. А когда открыл, в комнате было уже светло. Из коридора слышался встревоженный женский голос. Кажется, Венера объяснялась с кем-то по телефону. Он равнодушно подумал, что можно написать роман о проститутке. Писал ли кто-то русские романы о проститутках, кроме Толстого и Куприна? Но идея быстро улетучилась. Фёдор подумал: «Надо за водкой ее послать». Потом он слабо задремал и увидел короткий, будто вспышка, сон, в котором пытался выпрыгнуть из окна, но мама держала его за шиворот и не отпускала.
– Мама, разреши мне умереть, – сказал Фёдор.
И проснулся в горячем поту.
Пришла Венера. Она снова была в неглиже и с длинными светлыми волосами.
– Не спишь? – спросила она.
– Как видишь.
– Тогда пора собираться. Я, как обещала, не будила.
Фёдор слез с кровати.
– А можно остаться?
– Приходи вечером, плати и оставайся.
– Вечером, – повторил он. – Неизвестно, что будет вечером. Тут есть рядом магазины?
– Полно, – ответила Венера. С заметным нетерпением.
Умывшись, он оделся, проверил карманы.
– Ничего не пропало? А носки твои где? – спросила она.
– Да черт с ними!
Смущенный, он вышел из квартиры, долго спускался по лестнице. Птица проснулась и протянула поганые коготки к сердцу. Голым ногам в ботинках было неуютно. На выходе из парадной встретился взволнованный паренек лет двадцати, с букетом гербер. Фёдор успел услышать из домофона голос Венеры:
– Поднимайтесь, девятый этаж.
Он не разбирался в цветах, но герберы были любимыми у Инны.
Во двор из-за крыши дома светило невысокое осеннее солнце, похожее на спекшийся яичный желток. Фёдор двинулся наугад, прошагал насквозь несколько дворов, увидел через арку вывеску магазина на другой стороне оживленного проспекта и побежал к нему.
Купив четыре плоскарика по ноль двадцать пять, Фёдор рассовал их по карманам, отыскал тихий сквер, сел на лавочку и похмелился. Когда на сердце потеплело, он достал смартфон. Было несколько пропущенных вызовов от Карцева. А потом посыпались оповещения с бесконечным количеством сообщений от Инны. Фёдору показалось, что мир вокруг него замер. Двигался лишь большой палец его руки. Фёдор сидел под прохладным солнцем и смахивал выпадающие оповещения. Но, открыв телеграм, он увидел, что новых сообщений от Инны нет. Она все удалила. Фёдор допил первый плоскарик и написал: «Зачем ты все удалила?» Инна заходила десять минут назад. Похмелья уже не было, но черная птица, какая-то другая, не имеющая к алкоголизму никакого отношения, схватила его за сердце крючковатыми когтями.
Фёдор открыл второй плоскарик, отхлебнул и позвонил Карцеву. Тот ответил сразу:
– Федя, привет! Слушай, не могу сейчас говорить. Мне сосут. Не хочу отвлекаться.
– Поздравляю, Женя.
– Спасибо.
– Я быстро. У тебя в квартире на стене появилась какая-то рожа, которая со мной разговаривала.
– У меня? О-о-ох! Пониже языком… Слушай, у меня тут все нормально. Никаких рож на стене.
– Я про