Дирижабль - Кирилл Викторович Рябов

Фёдор потянулся к соседней полке и замер. Но не от страха, от удивления и злости. Там стояли книги Каргополова: этот его дебильный роман «Чудень», шестисотстраничное «Море мертвой воды» и еще один, незнакомый, под названием «Старик и мальчик». Тоже кирпич.

«Это что такое еще?! Бабушка Биби, вы под старость в маразм впали?!»

«Старик и мальчик» вылетел в окно, «Чудень» стукнулся о подоконник и срикошетил обратно. Фёдор расшвырял остальные книги. Его книг на полке не нашлось. Вспомнились слова бывшей жены: «Федя, твой потолок – стать неизвестным писателем. Лучше бы занялся бизнесом. Знаешь, сколько можно заработать на биотуалетах?»

Он вдруг забыл, зачем сюда пришел, зачем вообще приехал в Петербург, и думал только о провонявших мочой и едкой химией пластиковых кабинках. Голос вернул его обратно, будто вытащил за волосы из сортирной ямы.

– Посмотри на меня.

Фёдор посмотрел. А на него со стены за книжной полкой взглянул барельеф лица. По виду обычное, каменное, покрытое известью, но живое, вросшее в стену лицо. Брови его шевельнулись, губы приоткрылись. И только глаза напоминали вареные яйца.

– Здравствуй! – сказало лицо.

Фёдор промчался по коридору, будто за ним гналась стая оголодавших волков, подхватил ботинки и выбежал из квартиры.

29

Ноги сами принесли его в рюмочную. Продолжая держать ботинки в руке, Фёдор заказал сто пятьдесят водки.

– А это зачем? – Раздатчица кивнула на ботинки. – Если хотите этим расплатиться, то лучше сразу на выход.

– Это же не штаны, – нервно ответил Фёдор и достал бумажник. – Деньги есть.

Расплатившись, взял водку, сел за столик и натянул ботинки на сырые носки. В рюмочной, кроме него, был только один посетитель. У окна сидел пьяный усатый мужик лет пятидесяти в униформе работника «Спецтранса». Он вздыхал и время от времени бормотал себе под нос:

– Эх, тары-бары-растабары, едри твою в дышло.

Фёдор выпил залпом и поставил стакан кверху дном. Спустя пару минут пришло неприятное, тошнотное опьянение. Никакого тепла в груди, легкости в движениях и нежности к окружающему миру не было и в помине. Возникло лишь ощущение, что на загривок положили гирю.

Фёдор позвонил Карцеву. Тот не ответил.

«Нажрался там, скотина!»

Кстати…

Он взял еще сто пятьдесят, вернулся за столик и начал сочинять сообщение: «Жень, привет! Слушай, у тебя там в дальней комнате, на стене, обнаружилась какая-то каменная харя, но она живая. Она со мной говорила».

Карцев ответил ему прямо в голове: «Федь, привет! Ты допился! Сиди на месте, я вызываю скорую психиатрическую».

– Если что, на закуску бутерброды есть, – сказала раздатчица.

– Спасибо, – ответил Фёдор и торопливо выпил водку.

И что теперь делать? Позвонить больше некому. И пойти некуда. Снять гостиницу? Бросить все и сбежать домой? Там его никто не ждет. Осталась одна Инна, которая ненавидит его за то, что любит. Но любит ли еще?

Гиря на загривке стала тяжелее.

В рюмочную вошла симпатичная блондинка лет тридцати в длинном светлом плаще. Пройдя по залу, села вдруг напротив Фёдора, подперла кулачком подбородок, тронула пустые стаканчики.

– По сотке? – спросил он.

– Вы – гений! – ответила она.

Фёдор принес. Она выпила, оттопырив изящный мизинец. Фёдор вспомнил нескольких женщин, которые так же оттопыривали мизинец, когда делали ему минет.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Анжела. А вас?

Он хотел соврать, но не понял, зачем это нужно.

– Фёдор. Не уходите, пожалуйста.

– Да я пока не собираюсь.

– Хотите бутерброд?

– Я еще пожить хочу.

– Зачем тогда пьете?

– А вы?

Фёдор пожал плечами и ответил:

– Тот трюм был русским кабаком. И я склонился над стаканом, чтоб, не страдая ни о ком, себя сгубить в угаре пьяном.

– Неплохо. Даже хорошо, – сказала Анжела, глядя в одну точку. – Вы поэт?

– От настроения зависит, – сказал Фёдор.

– Возьмете еще выпить?

Он купил бутылку, которую раздатчица перелила в мутный графин. «Может, она – мое спасение?» – подумал Фёдор. Не про водку, а про Анжелу. Но, в общем, и про водку тоже. Вернувшись за столик, он разлил в стаканчики.

– Интересная фигня, – сказала Анжела. – Пьешь и думаешь: как хорошо пить. А не пьешь и тоже думаешь: как хорошо не пить. Когда не пьешь, хочешь выпить. Когда пьешь, хочешь бросить.

– Эпохальный парадокс, – сказал Фёдор. – Можно у вас переночевать?

– Я-то не против. Но я у парня живу. Он вряд ли согласится.

Кто-то зашел в рюмочную. Анжела вяло оглянулась:

– А вот и он. Легок на помине. Долго жить будет. Богатым будет. Что там еще принято говорить?

Ее парнем оказался Попцов. И Фёдор даже не удивился очередной встрече со старым знакомым.

– Зиночка, вот ты где, – сказал Попцов, садясь.

Он кивнул Фёдору так, будто бы они тут встречались каждый божий день.

– Я же просила называть меня Анжела, – ответила та сквозь зубы. – Я, нахуй блядь, зачем паспорт поменяла?

Она стукнула кулачком по столу.

– Извини, – ухмыльнулся Попцов. И повернулся к Фёдору: – А я вам пишу, пишу, вы не отвечаете.

– Что пишете? – спросил Фёдор.

– Ой, а можно угоститься?

– Пейте, конечно.

Попцов воспользовался одним из пустых стаканчиков. Налил больше половины и выпил в два глотка. Поднялся, сходил к раздаче и вернулся с тарелкой, на которой лежали три бутерброда с рыбой.

– Прошу тебя, Максим, не рискуй.

– Не волнуйся, Анжелочка. Во мне столько всего побывало. И жив, как видишь.

Он спокойно слопал бутерброд.

– Так вот, Фёдор Андреевич, писал я вам по поводу Ивана Сергеевича, конечно.

– А, дуэль, – ответил Фёдор, наливая себе. – Ну я готов, конечно же. Будем биться.

– Погодите. Каргополов хочет с вами встретиться и поговорить. Выяснить, в чем ваши претензии к нему.

Фёдор хотел ответить, что претензии такие: Каргополов – бездарь, пошляк, выскочка и кретин. Но стало лень. И он просто молча выпил.

– Так что? – спросил Попцов.

– Давайте встречаться. Только вряд ли вашему Ивану Сергеевичу это понравится.

– Отлично! Когда?

– Да хоть сейчас. Пусть сюда идет.

– Он в Комарово. Но на днях вернется.

– Роман там, что ли, новый пишет?

– Новый роман уже написал. А сейчас пишет совсем новый. В отличие от вас.

Попцов хохотнул и тронул Анжелу за локоть. Она уже спала, положив голову на руки.

– Я тоже пишу, – сказал Фёдор. – Вы обосретесь все.

– Было бы здорово. Лучше от романа, чем от этих бутербродов. Зина-то права была. Вкус у этой рыбы… Не знаю даже, с чем сравнить. Помню, лет восемь назад я одной алкашке отлизывал на Ярославском вокзале…

– Что? – подняла голову Анжела.

– Анжелочка, как ты себя чувствуешь?

– Не очень что-то. Тошнит. Спать хочется.

– Сейчас домой пойдем. Или такси вызвать?