Чикатило. Явление зверя - Алексей Андреевич Гравицкий

мы знаем, — спокойно, будто не было только что резкости, сказал генерал. — Но он — один из лучших следователей в стране, чтобы ты знал. Зря воду мутить не будет. Поэтому давай еще раз: все по порядку. Всю доказательную базу. Без эмоций, ровно, четко, аккуратно.

Ковалев выдохнул, распахнул прикрытую папку, что по-прежнему лежала перед ним на столе, и принялся методично выкладывать из нее документы, подкрепляя каждое свое слово новой бумагой, словно придавая таким образом вес словам:

— Протокол задержания Шеина в троллейбусном парке. Я говорил — хотел угнать троллейбус и ехать в Москву докладывать самому… — он стрельнул глазами на портрет Андропова, — что у нас там творится.

— Пьяный был?

— Не без этого, — походя соврал полковник, чтоб не тратиться на лишние объяснения. — В процессе составления протокола добровольно дал признательные показания по зверскому убийству ребенка. Вот, — он выложил на стол еще несколько листов, исписанных мелким почерком. — Далее: появился подельник, некто Жарков. Также дал признательные показания.

— Группа, значит, — кивнул генерал, мельком просматривая очередной протокол. — Ну-ну…

— Они себя мафией называют, суки, — не сдержался Ковалев. — А это результаты следственного эксперимента. Вот протоколы опроса свидетелей. Экспертиза по орудию убийства. Заключение экспертов по группам крови.

Ковалев перестал сыпать бумагами, хотя в папке их было еще достаточно, и прихлопнул документы ладонью.

— И это, дядя Володя, только один эпизод! А там еще несколько! И все с признательными показаниями. Добровольными! Плюс, когда уже шло следствие, явился третий… урод. Некто Тарасюк. Убийство девушки. Одна банда.

Владимир Панкратович какое-то время молча разглядывал документы. Затем задумчиво помешал чай, взял подстаканник и сделал глоток.

— А Кесаев считает, что это все липа? — поинтересовался он, возвращая подстаканник на место.

Вопрос этот прозвучал так, что Ковалев ощутил подвох. Чуйка подсказывала полковнику, что не стоит очень уж активно топить Кесаева.

— Ну, поначалу все нормально было, — осторожно сказал он. — А потом… есть у него в группе некто капитан Витвицкий — психолог из НИИ МВД, вообще не следак! И этот капитан… короче, запудрил Кесаеву мозги: «Они не могли, они не убийцы». А теперь вообще из Москвы какого-то профессора вызвали…

— Ну, не какого-то, ты уж полегче на поворотах, — по-свойски пожурил генерал. — Некрасов человек известный. А тебе что за беда, если он твоих душегубов опросит? Дело-то стопроцентное, а, Саша? Если доведешь его до суда — орден получишь и повышение, это тоже сто процентов. Чего ты… опасаешься?

Генерал смотрел на собеседника прямо. Полковник понял, что от него ждут такой же прямоты. Он посмотрел в глаза генералу и ответил предельно искренне:

— Честно? Опасаюсь я, дядя Володя, что не один такой — другие тоже хотят и ордена, и повышение.

Часть IV 

* * *

Это случилось тринадцатью годами раньше, в самом начале семидесятых. Было лето, и выдалось оно на удивление жарким. Чикатило запомнил это, потому что в кабинете стояла нестерпимая духота. Не помогали ни распахнутые настежь окна, ни работающий в полную силу вентилятор.

Молодой еще Чикатило сидел перед директором школы, потел и чувствовал, что директору он почему-то не нравится. Тому было за шестьдесят, пора было отправиться на пенсию, но старик на покой не собирался, более того, от него сейчас зависела судьба Чикатило.

Директор оторвал взгляд от анкеты и посмотрел на мужчину так, будто разглядывал его под микроскопом:

— Техническое училище связи. Филологический факультет Ростовского университета. Университет марксизма-ленинизма при педагогическом институте. Инженер, председатель райкома физкультуры и спорта. Член КПСС с шестидесятого года.

— Все верно, — поспешно и даже немного заискивающе проговорил соискатель. — А еще я внештатный корреспондент газеты «Знамя». «Для достижения мастерства, профессиональной зрелости работников современного предприятия надо учиться и учиться серьезно. Большой популярностью пользуются среди молодежи училища системы профессионально-технического образования, в которых учат варить металл и растить хлеб, водить поезда и строить новые города», — подражая диктору Левитану, процитировал он поставленным голосом свою статью и поглядел на директора с гордостью.

Директора, впрочем, цитата не впечатлила. Чикатило смущенно опустил взгляд.

— В армии служили?

— Конечно. Связистом в ГСВГ. В Берлине.

— Семейное положение?

— Женат, двое детей.

Директор хмыкнул.

— Вы, Андрей Романович, просто человек с идеальной биографией.

— Мне скрывать нечего, — улыбнулся мужчина.

— Скажите, а зачем вам в педагогику? Вы же с детьми никогда не работали, — снова спросил директор, он будто чувствовал в сидящем перед ним человеке гнильцу и пытался вытащить ее наружу, но анкета у Чикатило и в самом деле была идеальной.

— Дети — наше будущее, — объяснил тот. — Знаете, я много в своей жизни учился, и мне кажется, что пришла пора делиться знаниями. Время собирать камни и время разбрасывать, так сказать…

— Детям вы тоже подобные цитаты приводить собираетесь? — нахмурился директор.

— Нет, что вы, — смутился Чикатило. — Детям это не нужно. Детям это… коммунистическое воспитание, Макаренко… — он снова нащупал нужную мысль и продолжил уже уверенно, воодушевляясь с каждым словом: — А вообще дети про партизан любят. Я помню себя мальчишкой…

— Все это очень интересно, Андрей Романович, — оборвал его директор, — но не к месту. В общем, так: сейчас лето, дети на каникулах, учителя в отпусках, потому возьму вас пока на должность заведующего учебной частью. Познакомитесь со школой, обвыкнитесь. С первого сентября переведем вас на должность учителя русского языка и литературы. А там посмотрим.

Чикатило счастливо улыбнулся.

Это было тринадцать лет назад. Тогда еще все были молоды и живы.

* * *

Стояло раннее субботнее утро. Настолько раннее, что советские трудящиеся в большинстве своем еще отсыпались после рабочей недели. Витвицкий тихонько вышел из своего номера, закрыл дверь и повернул ключ. В утренней тишине замок щелкнул будто выстрел. Капитан напружинился, боясь разбудить соседей по гостинице, но оказалось, что не все соседи спят. С другой стороны коридора послышался похожий щелчок. Виталий обернулся — по коридору от своего номера к нему вальяжно шел Некрасов:

— А, Виталий Иннокентьевич. Куда это ты в свой законный выходной?

— Встречный вопрос, Евгений Николаевич, — улыбнулся мужчина.

Некрасов громко рассмеялся, он явно не боялся кого-то разбудить, а скорее просто не думал, что кто-то может спать в то время, когда он проснулся.

— У ученых выходных не бывает, коллега. Я наконец-то получил разрешение на беседу с задержанными, — профессор зашагал по коридору, и Витвицкому пришлось идти следом, чтобы не прерывать разговор. — Этот майор… как его? Липягин? Он меня все завтраками кормил — то в СИЗО санобработка, то машины нет, то у них там подозрение на дизентерию… Но вот, добился! Сейчас позавтракаю —