Чужая. На пороге соблазна - Анастасия Тьюдор

Димы. Утверждаешь, что заботишься о его интересах, не хочешь, чтобы рядом с ним была такая лживая тварь, как я. Но если я избавлюсь от своей машины, ты обещаешь молчать. Я правильно поняла?

— Да.

Я усмехнулась тому, как просто он ответил на мой вопрос.

— То есть цена вашей дружбы — твое уязвленное эго? — усмехнулась я и покачала головой. — Лукашин, ты либо лицемерная мразь, либо считаешь меня идиоткой, думая, что я поверю в утрату твоего ко мне интереса.

— К чему весь этот разговор? — Никита спрятал руки в карманы брюк и лениво осмотрел палубу. — Планировалось ли прийти к каким-то выводам, Резкая?

— Я рада, что ты наконец-то начинаешь думать головой. — Я резко повернулась и отзеркалила его позу, прислонившись к перилам бедрами. — У меня есть для тебя радостная новость. Игнатов не гоняет на твоей тачке. Он за какой-то надобностью передал ее Рашу.

Лукашин резко повернул голову и прищурился, впившись взглядом в мое лицо.

— Остановись, — предвосхищая его следующие слова, поспешила вставить я. — Раш не ведет с Маем никаких грязных делишек.

— Да неужели? — скептически хмыкнул Никита. Отвернувшись, он запрокинув голову и занялся изучением проступающих в ранних сумерках звезд.

— Лукашин, у тебя паранойя. Ты всех подозреваешь в связи с Игнатовым?

— Они вышибли меня из заезда, подсунув психичку на черном монстре, и поделили между собой машину. Действительно, — с ядовитым сарказмом протянул он — ни капли не подозрительно…

— Май не поделил твою Врыксу с Рашем. Он отдал ее. Возможно, чтобы набрать очков перед оргами, здесь я судить не берусь. Твоя тачка станет призом в предстоящих соревнованиях. И Раш сказал, что если ты найдешь для него доказательства вины Игнатова, он допустит тебя до участия.

— Как мило с его стороны, — задумчиво пробормотал Лукашин. — Щедрость вашего Раша просто не знает границ. Что за соревнования?

— Стритчеллендж. Гонка по городу с выполнением различных заданий на скорость, сообразительность и смекалку.

— Я в курсе, что такое стритчеллендж.

Я оттолкнулась от перил и встала напротив Лукашина. Он медленно перевел взгляд на меня и вопросительно поднял брови.

— Если у тебя есть на руках доказательства против Игнатова, ты можешь побороться за проигранную тачку. Это все, чем я могу тебе помочь. — Я стянула с плеч пиджак и протянула его Никите, дав понять, что разговор окончен и добавить к сказанному мне нечего. — Прошу тебя, отстань от меня. Оставь мои отношения с Димой в покое.

— Будь у меня доказательства, то два года назад я бы не уехал в Штаты. — Лукашин продолжал стоять неподвижно и игнорировал протянутый мной пиджак. — И нет никаких гарантий, что мне, пришлому мальчонке, позволят выиграть соревнования.

— Избавь меня от очередных рассуждений о заговоре всех и вся против тебя. — Я с силой толкнула Никиту в грудь, пытаясь всучить ему чертов пиджак и вернуться к Диме. — Хорошего вечера.

Однако стоило мне развернуться, как вокруг запястья мягко, но надежно сомкнулись обжигающие пальцы, заставив меня замереть на месте.

— Не так быстро, Резкая.

Глава 18. Никита

Секунду назад у меня хватало и слов, и сарказма, чтобы разнести в пыль великодушно подаренную возможность вернуть Врыксу.

Без команды. Без машины. Без знания города, который конечно же ждал моего возвращения и два года не строил новые микрорайоны, не менял дорожное покрытие на улицах и направление движения на них.

О нет, это ни разу не похоже на заговор, а я — параноик.

Естественно, у меня есть тонна компромата на Игнатова, и единственное условие для моего участия в стритчеллендже ни разу не подозрительно.

Я же параноик и идиот!

Меня захлестывало от злости и раздражения, ведь Резкая внезапно забыла, на кого у меня компромат есть. Достаточный, чтобы Авдеев поперхнулся своими же словами о хорошей девочке без закидонов, а затем продавил сына и объяснил, куда тому стоит послать эту девочку.

Не завтра.

Сейчас.

И черт побери, останавливая Резкую, я уже видел, как разношу ее шитое белыми нитками «принеси доказательства» фактом «у меня уже есть доказательства». Я собирался напомнить ей, кто будет диктовать условия, а кому придется с ними считаться.

Мгновение назад, останавливая Резкую, я бы сделал это. Но развернув ее к себе лицом и заглянув ей в глаза, меня выхлестнуло туда, где не было ничего, кроме панического ужаса и оцепенения.

Ни решимости.

Ни злости.

Ни раздражения.

Лишь стократно усилившийся ужас, когда я провел подушечкой пальца по запястью Резкой.

Невесомо.

Едва заметно.

Но этого хватило, чтобы смутное ощущение надвигающегося пиздеца перестало быть просто ощущением.

В компьютерном клубе, целуя брыкающуюся Резкую, я не обратил внимание на ее внезапную оторопь. Не заметил застывшие в немом крике губы. И только потом, услышав этот крик и получив по лицу, в голове щелкнуло — что-то не так. Не так, но лучшего объяснения, чем искусно разыгранная подстава, я не нашел.

Сейчас, видя, как цепенеет Резкая от моего прикосновения, как расширяются ее зрачки и белеют щеки, меня рывком вернуло в тот день. Будто чья-то рука схватила меня за шиворот и принялась елозить моей мордой в том, что я натворил по дурости.

Встряхивая и тут же макая обратно. Повторяя это снова и снова. До тех пор, пока не дошло, что разыграть испуг можно, но то, что сейчас происходило с Резкой, — невозможно. И стоило это осознать, все та же рука подняла меня над землей и швырнула обратно.

— Что с тобой происходит? — спросил я, всматриваясь в глаза Резкой. — Дима об этом знает? — задал новый вопрос и, увидев дерганное движение головы, произнес, утверждая и чуть ослабляя хватку: — Клим.

Жалкое подобие кивка в ответ, а во взгляде — зашкалившая до безумия паника и обреченность.

— Я сейчас медленно отпущу твою руку, Амели, — обозначил я, невольно переходя на уверенный, но успокаивающий шепот, и максимально аккуратно, чтобы невзначай не задеть трясущуюся в ознобе Резкую, разжал пальцы. — Я тебя не трогаю. Видишь?

Снова кивок.

Рваный и жадный вдох, когда я отвел ладонь в сторону, и сразу же разрывающий дистанцию шаг назад.

За ним второй и через мгновение третий, а затравленный взгляд все скачет с кончиков моих пальцев на глаза и обратно.

Будто до конца не верила, что я отпустил ее руку и не собираюсь схватить снова.

Клуб и поцелуй. Танец и теплоход. Снова клуб, но на кадрах сейчас понятные «прыжки» прикосновений Клима.

Смотря на расходящиеся за кормой теплохода волны, я курил сигарету за сигаретой и не мог отделаться от мысли, что с каждой