Ленин - Антоний Оссендовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненавидел сейчас всякого и всех. Работа нескольких лет представлялась ему плохой, убогой, лишенной разбега и силы. Ненавидел Плеханова, Струве, Бебеля, прежних друзей – Мартова и Потресова, ненавидел Троцкого.
– Они все хотят, – шептал сквозь зубы, – чтобы я после поражения восстания и усиления реакции пальнул себе в лоб как самый большой преступник, почти предатель вроде Гапона, как чудовище, посылающее людей на верную смерть!
Засмеялся тихо и злобно, так как открыл себе четко глаза, что мысль о возможности самоубийства ни разу не пришла ему в голову.
Знал, что плохо, что Россия, перепуганная «столыпинскими галстуками», как называли виселицы, которыми председатель Совета Министров, Петр Столыпин, накрыл всю страну, погружается в пучину бездонного мрака и подавленности.
Перед глазами Ленина прошли сотни рабочих, крестьян, солдат и революционной интеллигенции – все, посещающие его в Куок-кале и Териоках.
Он беседовал с ними и слышал, и еще более ощущал невысказанные мысли. Были они мрачными и безнадежными. Все были убеждены, что революция была на долгие годы сломлена, рабочие организации были уничтожены, что нужно пересмотреть партийные программы и требовать для утверждения самую большую легальную социал-демократическую партию в парламенте.
Ленин кипел гневом. Чувствовал отвращение к своим падающим духом сторонникам. Никогда не имел друзей, так как не признавал дружбы. Требовал только преданности делу.
Каждого из наиболее верных товарищей мог бы без колебания отвергнуть, растоптать, послать на смерть, если бы тот оказался ненужным или приносящим вред. Чувствовали это все, и избегали входить с ним в близкие отношения. Он жил, влюбленный в дело. Переставал быть человеком. Превращался в машину, то бурлящую пережитой идеей, то видоизменяющую движение своих колес и шестерен, отвечающих надежно на всякие наиболее сложные, непредвиденные наружные импульсы.
Михаил Калинин.
Фотография. Начало ХХ века
Припомнил себе внезапный случай, который имел место в Куоккале. Пробудил он давние воспоминания о Поволжье и о Сибири и заставил Ленина стиснуть зубы и молчать, хотя и готов был проклинать и разбивать головы собственными руками.
Калинин, один из ближайших его учеников, привел с собой несколько крестьян, делегатов Рабочей партии в Государственной Думе. Гости смотрели недоверчиво, исподлобья и молчали.
– Приветствую вас, товарищи, – начал Ленин, добродушно улыбаясь крестьянам. – Надеюсь, что вместе пойдем к цели, полной смене строя в России.
Старый крестьянин, сидящий напротив Ленина, зыркнул подозрительно в его сторону и подумал: «Э-э, не обманешь нас! Знаем мы таких бунтовщиков в городских тужурках и жестких воротниках! Разными дорогами идем!».
Не сказал этого, однако, а только буркнул:
– Это окаже… Должны сперва хорошо присмотреться к вам, большевикам…
Ленин сразу почувствовал недоверие, почти враждебность. Осторожно, шаг за шагом, начал он объяснять цель революции, уничтожение буржуазии.
– Рабочие заберут в свои руки фабрики и банки и дадут вам землю, плуги, трактора, сенокосилки… – сказал он.
Крестьянин снова зыркнул на него и прервал:
– Крестьяне сами могут присвоить землю себе. Нас тьма! Когда мы поднимемся, кто нас задержит? Солдаты, сыновья наши, стрелять в нас не будут, ой, не будут. Мы с землей и господами управимся в один миг!
– Отлично! – воскликнул Ленин. – Пролетариат поведет вас тогда к новым завоеваниям революции, товарищ!
– Подождите, ну немного! – увещевал его крестьянин, угрюмо поглядывая на чистый воротничок и белые, не знающие тяжелой работы руки Ленина. – Пролетариат, это как бы народ трудящийся?
– Да, – отвечал Владимир, еще не понимая, к чему клонит крестьянин, спокойный, твердый, как скала или ствол старого дуба.
– Какая же ваша работа, твоя, например? – спросил и окостеневшим, согнутым как бы в железный крюк пальцем, черным, с потрескавшейся кожей, коснулся осторожно бледной, мягкой ладони Ленина.
Был это неожиданный оборот дела. Пророк и вождь рабочих сощурил глаза и немного погодя ответил мягким голосом:
– Работаю головой, чтобы Россия могла жить счастливо…
– Та-ак! – буркнул крестьянин. Глядя на своих товарищей, которые дерзко смеялись в усы и гладили лохматые бороды. – То и царь сказал бы так само, и полицейский, и учитель!
Внезапно оживившись, начал он говорить, размахивая черными натруженными руками:
– Нет, братец! Это мы уже не раз слышали! Ой, не раз! Ты, милый человек, у плуга походи, босой, в твердых портках холщовых, узнай кровавый труд нашей работы, холод и мороз, заботу о семье, страх перед неурожаем, голодом, болезнями. Эх!..
Ленин отвечал уклончиво:
– Мы вас поведем к лучшей доле, товарищи! Станем перед вашими рядами и поведем.
Крестьяне обменялись между собой быстрыми взглядами. Старец, глядя на бороду, буркнул:
– Теперь-то уже знаем… Вы нас поведете? Не спрашиваете только, чего нам нужно.
– Ну это говорите, хотя и сами знаем, – отозвался Ленин, мягко глядя на крестьян.
– Что тут долго болтать? – тянул старый крестьянин. – Не хотим царя, так как он о войне время от времени думает, людей у нас захватывает, податями жмет. Не хотим монархии, так как пока она будет, до тех пор вы бунты поднимать не прекратите и никогда спокойствия не изведаем! С помещиками и дворянством справимся. Для чего топоры, дубины и пожар? Ну? Так-то! Этого хотим и к тому клоним, милый человек!
Глаза Ленина на минуту блеснули, не сдержался и спросил еще более мягким голосом:
– Ничего не говорите о буржуазии, о капиталистах, которые вам платят мало за хлеб и много требуют за товары со своих фабрик. Хорошо вам с ними, товарищи? Или нужны вам ученые, адвокаты и другая интеллигентная каналья, обманывающая вас и тянущая в объятия буржуазии, чтобы она могла содрать с вас шкуру?!
Крестьяне молчали, размышляя и время от времени скользя загадочным взглядом по прислушивающимся к разговору рабочим.
Один из крестьян, могучий, широкоплечий, взглянул смелыми голубыми глазами и произнес спокойно, но четко:
– Слышали уже эти ваши разговоры в Думе! Пустые они, напрасные, неумные. Кукушкины слова!
– Кукушкины?! – вырвалось у возмущенного Калинина.
– Как раз, кукушкины! – засмеялся крестьянин. – Нет у вас ничего: ни дома, ни поля, и до чужих гнезд охочи и за хозяев всего себя выдаете! Буржуи дают нам плуги, подобранные зерна для посева, хороший скот, хорошие товары. Что же? Платим за все, так как это вещи нужные. Во всем мире платят, платим и мы. А что вы нам дадите? Не умеете управлять фабриками или вести хозяйство. Кузнец, слесарь, плотник – это брат мой; не умный человек, который все умеет… Как же можно без адвоката и ученых обойтись? Кто тогда посоветует? Не вы же.
– Мы вам поможем отобрать землю, захваченную царями и буржуями, – вмешался Ленин.
– Благодарим! – отозвались крестьяне хором. – В этом деле пойдем вместе с вами.
– Это уже и согласие! – воскликнул Владимир.
Крестьяне усмехнулись хитро.
– По правде скажем, – буркнул старый, – скажем, чтобы позже спора не было между нами! Землю отберем, но никому до наших дел мешаться не позволим. Наша будет тогда власть. Не допустим ни до бунтов, ни до войны.
– А рабочие? – взорвался Калинин. – Что вы себе думаете? Мы с этим не согласимся никогда! Такую вам забастовку устроим, что горячо будет!
Ленин с угрожающим упреком глядел на товарища. Крестьяне, однако, уже подняли головы и, мрачно глядя на всех, молчали.
– Как-то уладим полюбовно наши дела, – бросил примирительно Ленин, хотя глаза его были прищурены и сильно сжаты скулы. – Уладим…
Старый крестьянин не обратил на эти слова никакого внимания. Встал и, поправляя на себе сермягу, произнес:
– Сразу скажу, что «земля» думает о вас! Знаем, что от рабочих бунт и беспокойство идут. Мы принудим к закрытию больших фабрик, где вас сосредоточены тысячи. Велим раскидать малые фабрички по всей России, одна далеко от другой. Когда в каждой фабрике будет по сто рабочих, мы с ними управимся. Спокой будет, а так как теперь – работать не можем.
Присутствующие при беседе рабочие подняли шум. Раздались крики, угрозы, оскорбления:
– Буржуи! Читать не умеют, а уже о притеснении рабочих мечтают! Научили вас хорошо, лакеи буржуазии, вся эта падаль интеллигентная, эти прохвосты либеральные! Предатели!
Крестьяне переглядывались между собой, как если бы спрашивая, не время ли закатывать рукава и бить тяжелыми затвердевшими кулаками.
Ленин заметил их взгляды и понял мысли. Засмеялся внезапно звучно, откровенно и весело.
– Товарищи! – крикнул сквозь смех. – Забавная история! О чем спорите? Все правы! Товарищи от земли думают о земле, так как это для них первое, что нужно завоевать. Рабочие – о власти политической, потому что это их наиважнейшая задача. Захватываем вместе центры наших врагов, а позже дойдем до понимания в других делах. Зачем собрались делить шкуру неубитого медведя?!