Ленин - Антоний Оссендовский

Ленин не отзывался, сжимая скулы и щуря глаза. Молчал долго, по привычке незаметно приглядываясь к попу, сидящему перед ним. Наконец прошептал:

– Когда услышал о вас впервые, был убежден, что поп Гапон является агентом охранки, подлым провокатором, ведущим глупую толпу наитемнейших рабочих под залпы царской гвардии!

Гапон вздрогнул и сложил руки на груди, впиваясь взглядом в проницательные зрачки Ленина.

– Теперь, когда гляжу на вас, сомневаюсь… Считаю вас скорее за человека, не понимающего, что делал. Просить царя? Умолять тирана на коленях? О чем? О том, что можно вырвать у него из горла только силой, вырвать вместе с его сердцем и головой?! Безумцы, сумасшедшие! Лакейские души!

Говоря это, Ленин начал бегать по комнате. Немного погодя задержался перед молчащим попом и, впивая в него острый взгляд, бросил:

– Что ничего не говорите?! Слушаю!

Поп задвигался и, прижимая бледные ладони к груди, простонал:

– Люди слепые обвиняют меня в предательстве… А я? А я в течение пяти лет пробуждаю душу в рабочих районах, укрепляю веру в приход Царства Божия на земле…

Вздохнул и продолжал дальше:

– Имел видение пророческое и услышал голос повелительный: «Изменилось сердце тиранов, стало быть, веди за собой людей, чтобы сердце это вылило потоки доброты!».

– А оно вылило потоки олова из винтовок! – взорвался злым смехом Ленин. – Твой Бог не знает царя и посоветовал тебе поступок преступный, ужасный! Что намереваешься теперь делать?

– Не знаю! – шепнул Гапон страстно. – Мысль моя мечется на бездорожье…

– Я вам укажу настоящую дорогу, – произнес после раздумья Ленин. – Езжайте за границу, войдите в семьи эмигрантские, доберитесь до богатых домов и до самых бедных и всюду расскажите о том, что сделал царь с обращающейся к нему молитвенно толпой, с крестами и иконами. Повторяйте как слова Библии одно и то же: «Царя и его заступников должны раздавить руками трудящихся людей!». Понимаете?

– Понимаю… – ответил тихо поп.

– Идите теперь! Должен поговорить с товарищем с глазу на глаз, – произнес Ленин. Провожая Гапона до порога.

Когда закрылась за ним дверь и немного погодя стукнула калитка, Ленин взглянул на Бадаева и спросил:

– Агент?

– Нет! – возразил он решительно.

– Ваше дело! – пожал плечами Ленин. – Что хотите с ним сделать?

– Возьмет на себя перевозку через границу всего, что мы ему поручим! Оружие, гранаты, нелегальные издания. На попа никто не обратит внимания.

Ленин с удивлением взглянул на рабочего и поднял плечи.

– Кто порекомендовал вам привести ко мне этого человека? – спросил он внезапно.

– Не опасайтесь! – парировал Бадаев. – Хороший партийный товарищ, испытанный! По фамилии Малиновский.

– Малиновский? Малиновский? – повторил Владимир. – Ага, припоминаю себе. Говорил мне о нем Лев Троцкий. С вами и другими кандидатами должен он от нашей партии войти в Думу.

– Владимир Ильич! – воскликнул Бадаев. – Увольте меня. Ведь я не могу разобраться с государственным бюджетом, вносить поправки в проекты новых законов! Темный, не ученый! А здесь не шутки: парламентская работа.

– А зачем хотите разбираться с бюджетом, проектами законов? Обещайте при каждой возможности выходить на трибуну и повторять, что рабочий класс не признает никаких буржуазных проектов и бюджетов, что стремится низвергнуть отжившие смрадные государственные учреждения, что выгонит на все четыре стороны царя, министров, буржуазию, и если будут противиться, отправит их на фонарь! Это все, что пока нужно суметь, милый брат!

Бадаев с удивлением смотрел на говорящего.

– Как же так? – спросил он с недоверием. – Собираются в этой Думе министры, генералы, серьезные господа, богачи, а мы такие слова будем говорить?!

– Может быть, вы думаете, что министра и богача виселица не выдержит? – спросил Ленин.

– Выдержит… – буркнул рабочий. – Только такую речь слушать они не захотят.

– Вашей глупой речи о бюджете не будут слушать, а о фонаре и веревке с петлей еще как послушают! – засмеялся Ленин, шутливо поглядывая на Бадаева.

Внезапно он оборвал смех и, наклонив низко голову, глянул исподлобья и буркнул:

– Гапон – это предатель, подкупленный властью…

– Нет! – воскликнул Бадаев. – Знают его издавна в рабочих кругах.

– Гапон – это продажный предатель! – повторил с нажимом Ленин. – Передайте об этом Троцкому. Пусть намекнет о нем руководителям меньшевиков и эсеров. Они уж сведут с ним счеты!

Сегодня сменю квартиру. Уведомлю вас о месте. Теперь идите уже, так как у меня еще много работы.

После ухода Бадаева Ленин сразу же переселился в другой дом и в течение нескольких дней никто из партийных товарищей ничего о нем не знал.

В это время перед прежним жилищем Ленина в течение целого дня сидела старуха, продающая карамельки из корзинки, яблоки и семечки. Поглядывала она внимательно на прохожих и на третий день заметила молодого попа, который быстрым шагом несколько раз проходил перед домом, пытаясь заглянуть через щели забора на подворье.

Когда добрался он до конца улицы, подошел к нему элегантный мужчина небольшого роста с толстым бритым лицом и единственным глазом, ежеминутно исчезающим под дрожащим тяжелым веком.

Старуха подняла свою корзину и засеменила через местечко, выкрикивая:

– Яблоки! Конфеты! Семечки!

Задержалась у маленькой хаты и, осторожно осмотревшись, проскользнула в сени. На стук вышел Ленин.

– Товарищ! – шепнула она. – Поп Гапон кружит около вашего дома, а вместе с ним подкарауливает Иван Манасевич-Мануйлов, охранник и агент Витте.

– Хорошо, товарищ Семен! Теперь узнайте, где живет Гапон и уведомите Рутенберга, о котором писал мне Нахамкес.

С этими словами Ленин закрыл двери.

Прошло несколько недель. Владимир скрывался в Териоках, Перкярви, Усикирко и Хельсинки. Вернулся, наконец, в Куоккалу, в прежнюю квартиру. Застал там товарища Семена.

– Ну рассказывайте, как тут все произошло? – спросил Ульянов, пожимая руку рабочего.

– Гапон жил в Териоках. Я выследил его и уведомил инженера Рутенберга. Тот пришел к попу еще с двумя товарищами, вручил ему обвинение и приговор. Связали его и повесили. Полиция нашла его через два дня, на груди у него был листок с приговором смерти от эсеров.

– Собачья смерть! – засмеялся Ленин. – Этот Рутенберг… не только инженер, но и палач! Мог бы и нам пригодиться, если бы перешел к нам!

– Не перейдет! – отвечал Семен. – Это друг Савинкова, закоснелого эсера!

– Жаль! – вздохнул Ленин. – Я бы послал его убить этого шута революции!

– Кого?

– Бориса Савинкова! – тихо смеясь, ответил Ленин.

Товарищ Семен с удивлением взглянул в прищуренные глаза стоящего перед ним Ленина. Тот в молчании добродушно и вместе с тем хитро наклонил голову и пальцем указал на землю.

– Раньше или позже пошлем его туда! – шепнул он с нажимом.

– За что?

– Я знаю, за что! – рявкнул Ленин, беря в руку книжку и садясь у окна.

Семен покинул жилище Ленина.

Только когда все убедились, что новая конституция была актом мошенническим, принципиально измененным и почти ликвидированным, партия потребовала от Ленина, чтобы он выехал за границу, несмотря на то, что политическая полиция шла по его следу и все более тесным кольцом окружала ненавистного для власти вождя рабочего класса.

Он прощался с провожающими его товарищами словами:

– Убедились, что нет у нас общих дорог ни с царизмом, ни с буржуазией вместе с ее прогнившим до конца парламентаризмом. Пусть шагают по этой тропинке те рабочие слои, которые не имеют смелости и отвращения к неволе. Мы без их помощи завоюем власть над страной, установим свои законы и ответим своей справедливостью нашим врагам! Не забудем также о тех товарищах, которые, подчиняясь воле фальшивых пророков и преступных руководителей, встали на нашей дороге к победе пролетариата. Не уставайте в организованности, в увеличении ваших рядов и в приготовлениях к последней битве!

Были это слова настолько смелые, что показались всем хвастовством без содержания и значения.

Реакция начала уже показывать зубы, неистовствовали военные суды, националистические группы открыто говорили о разгоне и уничтожении Думы, требовали применения наисерьезнейших способов обуздания революционеров, выходящих из своих подземных укрытий, и перечеркивания раз и навсегда извечных мечтаний просыпающейся России.

Кто же мог в этот период верить полным надежды и силы словам уезжающего вождя? Товарищи слушали его с недоверием и шептали, грустно качая головами:

– Прежде чем солнце взойдет, роса глаза разъест!

Глава XII

Уезжающий из России Ленин никому не показывал своего лица. Было оно страшно. Когда сидел один в вагоне и смотрел на двигающиеся за окнами смутные ландшафты, стало оно трагической маской ненависти.