Низвергатели легенд - Андрей Мартьянов

Да, вопросов Монферрату можно было бы задать превеликое множество. Почему в 1187 году Салах-ад-Дин после вялого штурма отвел войска от Тира и Триполи, оставив в своем тылу эти города, морские ключи Святой земли? Почему Иерусалим быстро, бескровно и даже отчасти торжественно был сдан сарацинам? Отчего спустя несколько месяцев после падения Вечного города при дворе Конрада стал частенько появляться человек со шрамом на шее, который, по общему мнению, был невозможно похож на убитого Салах-ад-Дином Райнольда Шатильонского? Почему рыцарь Ибелин, коронованный во время осада Иерусалима патриархом Ираклием, вторым князем Церкви после Папы Римского, постоянно отирается в Тире, при дворе маркграфа?

Почему султан под Тивериадой уничтожил всех тамплиеров, хотя мог получить за рыцарей-храмовников огромный выкуп, что доселе обычно и проделывалось (сам Салах-ад-Дин утверждал, будто приказал казнить двести пленных тамплиеров потому, что они «столь же ужасны как ассассины», однако в отличие от приверженцев Старца Горы, являются «убийцами без чести». Но почему пленным храмовникам раньше оставляли жизнь и их постоянно выкупал Орден?)? Между прочим, новоизбранного Великого Магистра Ордена Храма, мессира Франсуа де Ридфора, султан беспрепятственно выпустил из сдавшегося Иерусалима, а сам де Ридфор («ужасный убийца, хуже любого ассассина») на средства Ордена выкупил семь тысяч человек… Куда, наконец, подевалось Древо Креста – ведь не могла же великая реликвия просто испариться? Истинный Крест искали два года, но даже ветераны Тивериады не помнили, что с ним случилось.

Странностей прибавлялось, они нарастали как пыльные барханы в Аравийской пустыне. Родной брат Салах-ад-Дина попросил в подарок тысячу пленных христиан. Тот удивительно легко согласился. Брат именем милосерднейшего Аллаха освободил всех. Еще тысячу триста человек султан подарил патриарху Иерусалима Ираклию и королю без королевства – барону Ибелину, а затем выпустил без выкупа стариков, и (что было по мнению большинства крайне неосмотрительно) всех военных, оборонявших прежде Иерусалим. Последние почему-то направились прямиком в Тир, к Конраду, значительно усилив его армию.

Вовсе невероятный случай произошел в Александрии Египетской: множество беженцев из Святого Града хотели вернуться в Европу, но генуэзские и венецианские купцы требовали оплатить проезд, запрашивая фантастическую сумму. Около полутора тысяч бедняков, разумеется, не могли внести деньги. Тогда наместник султана заплатил итальянским корабельщикам из казны, доставил на купеческие суда воду и пропитание, потом же пригрозил торговцам, что, ежели они посмеют высадить или выбросить единоверцев за борт – никакой торговли в Египетском султанате Генуя и Венеция более не будут держать до скончания мира, а если не возьмут на борт всех до единого беженцев – наместник реквизирует у кораблей паруса.

Это мало напоминало настоящую войну и истинный Джихад. Сарацины, следуя приказам Салах-ад-Дина, сражались, только когда на них нападали или следовало захватить заупрямившийся город, правители которого не желали сдавать стены мусульманам.

Главное крылось в другом. Султан отлично понимал, что своими действиями он спровоцирует новый Крестовый поход. И знал, каковы возможности у монархов Европы – император Фридрих, короли Ричард и Филипп приведут в Палестину гигантскую армию. Но все равно упрямо продолжал завоевывать Ханаанские земли, проявляя необычное для сарацин милосердие, терпимость к чужой вере и редкостное благородство.

Тир в это время укреплялся, заключив неожиданное перемирие с Салах-ад-Дином. Почему? Какой может быть мир с неверными в такие сложные и тяжелые для христианства времена?

Множество вопросов, десятки, сотни… И почти на каждый из них маркграф Конрад Монферратский знал точный ответ.

– Ты действительно уверен, что Райнольд останется на нашей стороне и не начнет свою игру?

– Ты столь часто поминаешь его имя, что я начинаю беспокоится… Ты знаешь что-то, неизвестное мне? Подозреваешь? Или имеешь точные донесения о его измене?

– Нет… Просто предчувствие. Райнольд остался непредсказуемым и опасным тигром, который никогда никому не служил, кроме самого себя.

– Оставь, друг мой. Я знаю его с молодости, почти тридцать лет. Он верен мне.

– Но твою религию все-таки не принял.

– Откуда ты знаешь?.. Впрочем, ты верно догадался. Райнольд беседовал с нашими муллами, и они действовали по словам пророка Мухаммеда, записанным в Коране: «Призывай на путь Аллаха, Господа твоего, с мудростью и добрым увещеванием». Ничего не вышло… Рено не верит в Аллаха, так же как не верит в вашего Ису. У него своя, особенная вера, о которой никто ничего не знает. И именно поэтому наш старинный приятель может обвести вокруг пальца и правоверного, и христианина. Вот, да простит меня Аллах – слава имени его! – и я начал подтверждать твои опасения. Но я и мой предшественник атабек[10] Нур-ад-Дин сумели завоевать преданность Рено.

Салах-ад-Дин отпил шербета и замолчал. Подозрения Конрада наводили султана на недобрые мысли. Если осторожный эмир франков сомневается – значит, на то есть веские причины. Конрад никогда ничего не говорит просто так.

– Особенная вера… – хмуро проронил маркграф, устроившийся на подушках напротив египетского султана. – Юсуф, пойми, именно «особенности» делают человека опасным. Тайные убеждения. Я – католик, ты – мусульманин. Наши мысли и действия подчинены определенным законам Евангелия и Корана, уложениям, затверженным с младенчества. Этого ничто и никогда не изменит. Мы действуем в соответствии с велением Бога, как его не называй – Аллахом или Исой. У Райнольда другие боги или бог. Нет, не золото, не желание власти, богатства или женщин. Шатильон всегда интересовался только причинением неудобств и неприятностей ближним своим. Вспомни историю с твоей сестрой.

– Ты не хуже меня знаешь, что тот караван был захвачен Рено по нашему с тобой приказу, – ответил Салах-ад-Дин, искоса посматривая на гостя. – Требовался повод к войне.

– А потом? – хмыкнул Конрад. – Этот сумасшедший без зазрения совести продал госпожу Гюльбийяз в наложницы эмиру Басры, и хвала Иисусу, что мы вовремя выкупили твою красавицу. Райнольд все оправдал тем, что подобное действо в глазах европейцев выглядело бы вполне естественно. Шатильон всегда находит способ жестоко пошутить над людьми, кем бы они ни были – врагами, покровителями или союзниками. Он странно ведет себя, смеется над неприкосновенными истинами, верит только самому себе, у Рено интересные друзья – помнишь, он знакомил с тобой некоего мессира де Гонтара? Год назад, в Дамаске?

– Да, я запомнил этого господина, – подтвердил султан и почему-то скривился. – Пожилой вежливый мужчина из франков. Очень умный. Но мне он не понравился. Гордец.

– Я выяснил, справляясь по нашим гербовникам, – проговорил маркграф, – что семьи де Гонтар в природе не существует. Нет замка, поместья, города или деревни с таким названием. Вообще! Ни в Европе, ни в Палестине или Византии! И слова такого нет, я спрашивал у ученых монахов, думая что это старинное понятие из наречий варваров, греков или иудеев…

– Человек назвался вымышленным именем, – развел руками Салах-ад-Дин. – Это часто случается. Вот ты величаешь меня Юсуфом, хотя все другие люди привыкли к моему прозвищу.

Султан говорил истинную правду. Знаменитое на весь арабский мир «Салах-ад-Дин» переводилось как «Защитник веры». Правитель Египта получил это торжественное прозвание больше двадцати пяти лет назад, когда командовал одним из отрядов визиря Ширкуха, воевавшего с крестоносцами на берегах Нила. Настоящее имя султана было Юсуф ибн Айюб, а происходил он из немногочисленного курдского племени, обитавшего неподалеку от юго-восточных границ Византийской империи.

– Я еще несколько раз видел мессира де Гонтара в Тире и Триполи, – европеец, говоря, хмурился. – Он приезжал в гости к Райнольду. Кстати, я никогда не слышал его имени. Ты ведь знаешь, как у нас принято? Сначала ребенку дается имя святого покровителя или нескольких святых, потом следует прозвание рода. Вот я, например, Конрад-Оттон ди Монферрато… А тот всегда именовался только фамилией, и то придуманной. Де Гонтар. Будто нет у него никакого покровителя на небесах. Впрочем, это неважно, я так, к слову… Никто из моих соотечественников с господином де Гонтаром не знаком. Он никогда не появлялся в Иерусалиме, ограничиваясь редкими визитами на побережье. Общался только с Райнольдом – мои осведомители раза два или три видели их вместе. Не скрою, он действительно очень здравомыслящ и обходителен, истинный дворянин, судя по речам и знаниям. И все одно производит странное впечатление. Этот человек есть, но его будто бы и нет.