Низвергатели легенд - Андрей Мартьянов

Тут Конрад проснулся.

– Лилейный лев… – проворчал маркграф, протирая глаза и садясь на импровизированном ложе. – Надо же такому привидеться! Я скоро помешаюсь от этих забот!

Конрад оделся, умело повязал тюрбан, да так споро, что варвару-франку позавидовал бы любой щеголь из султанского дворца. В узкое окно-бойницу пробивались густо-оранжевые лучи вечернего солнца, сползающего по небу Палестины к Средиземному морю.

– Эй, кто-нибудь! – громко позвал Конрад по-арабски, и дверь моментально приотворилась. Вчерашний бородатый сарацин самого разбойного вида. Такими только пугать маленьких наследников европейских благородных семей – всклокоченная угольная бородища до глаз, мрачнейший взгляд, покрытые жестким черным волосом руки, кривой ятаган… – Принеси-ка, почтенный, поесть.

Сарацин молча отбыл в глубины башни. Маркграф, обнаружив за ширмой то, что ему незамедлительно требовалось – прикрытый крышкой бронзовый чан – сделал свои дела, и, едва успев завязать тесемки на шароварах, выглянул: разбойник уже выставлял на стол блюда с горячим мясом, обильно политыми маслом лепешками, чашечку с медом и кувшин. Наверняка вино – Саладин внимателен к своему другу, как и всегда.

Быстро прочтя Pater и Ave, Конрад приступил к трапезе. Еда была вкусной и обильно приправленной лучшими специями, доставлявшимися в Святую Землю по Великой Дороге Шелка, начинавшейся в безумной дали, Катае и Индийских княжествах, где будто бы унция перца стоит несколько медяков, все люди ездят заместо лошадей на слонах, и короли каждый день дарят своим наложницам по огромному алмазу – настолько богаты чужедальние государи.

Вскоре маркграф заскучал. Салах-ад-Дин, видимо, нагрянет поздно вечером, сразу после молитвы. Пойти прогуляться нельзя – чем меньше любопытных глаз заметит присутствие в Иерусалиме необычного, одетого сарацином, европейца, тем лучше. Почитать нечего, кроме оставленного султаном томика Корана. Все еще надеется обратить союзника-христианина в Ислам… Конрад пробежался глазами по мухаммедовым сурам, старательно начертанным умелым писцом, но отложил книгу Пророка в сторону. Он и так знал ее почти наизусть, не хуже Евангелия. Многие европейцы, обитавшие в Святой земле, понимали, что выжить тут можно, только зная обычаи и верования коренного населения, а потому прилежно учились, совмещая знания о арабском востоке со своей верой и привычками. Правда, получалось это далеко не у всех. К великому сожалению.

«Когда Рено приехал в Палестину, – неожиданно подумал Конрад об одном из таких не приемлющих чуждую культуру людей, – ему приходилось трудно… Он предполагал, что весь свет, каждый сарацин, египтянин, армянин или нубиец должен существовать так же, как его предки и родственники в Бургундии. Он не пожелал стать частью Святой Земли, а поэтому Саладину пришлось воспитать его силой и долгими годами… Господи, каким же стервецом был тогда Рено! И, что характерно, не исправился с возрастом, разве что теперь не выставляет свой бешеный нрав напоказ, предпочитая действовать втихомолку… Султан в нем уверен, а вот я считаю, что Рено де Шатильон – самое слабое звено в нашем замысле. Он может все провалить либо из-за своей невероятной самоуверенности, либо просто из стремления делать гадости всем и каждому».

Маркграф Конрад вспомнил о человеке, который уже два года считался мертвым, а если его имя и поминали в молитвах, то лишь с надеждой, что сия грешная душа пребывает в самой огненной и ужасной глубине ада. Звали сего рыцаря Рено де Шатильоном. Впрочем, его прозвание могло произноситься по-разному, в зависимости от языка – Рено, Ренье, Райнольд и так далее. Родился он в бедной дворянской семье, имевшей лен в герцогстве Бургундском, на западных склонах Верхних Альп. То есть в немыслимом захолустье, откуда молодому и доблестному рыцарю захотелось выбраться, дабы не сгнить в деревне и показать всему миру свой волчий характер.

Как только не именовали Райнольда близко знавшие его люди! Мерзавец, чудовище, недостойный звания дворянина демон во плоти, насильник, убийца, грабитель с большой дороги, прирожденный бандит, авантюрист, каких свет не видывал… Каждое из этих слов было истинной правдой. Молодой Шатильон полностью подходил под любое из приведенных определений. Приехав в 1148 году в Святую землю, Рено за весьма краткое время завоевал репутацию первейшего негодяя Палестины.

Конрад вкратце вспомнил послужной список Шатильона и непроизвольно скривился. Да, карьера выдающаяся. Первым делом нищий, но привлекательный и настойчивый бургундец обольстил вдову графа Антиохийского Констанцу и тайно с ней обвенчался, получив в руки богатства торгового города и его казны. Дворянство и епископ Антиохии слабо протестовали, однако Райнольд, обладая нравом вспыльчивым и необузданным, приказал слугам схватить пожилого священника, вымазать его медом и выставить на главной площади города – слепни и осы слетелись на дармовое угощение черными тучами. Пострадавший епископ отлучил Шатильона от церкви, Балдуин, король Иерусалимский, попытался арестовать безобразника, однако не преуспел. А далее, используя средства жены, Райнольд начал долгую эпопею авантюр, бесчинств и откровенных разбоев.

…По наущению византийцев Шатильон со своим отрядом напал на Киликийскую Армению – верную союзницу крестоносцев, а когда кесарь Мануил отказался расплатиться с его небольшой, но вымуштрованной армией, отомстил – высадился на принадлежащий Византии Кипр, учинив грабеж с поджогами и насилиями. Затем, обосновавшись в выстроенном посреди пустыни неприступном замке Крак де Шевалье, (до того звавшегося Кераком Моабитским и принадлежавшим султану Сирии), Райнольд начал грабить всех подряд: караваны арабов, паломников, своих собратьев-крестоносцев, византийцев, армян и вообще любого, до кого могли дотянуться его цепкие руки. Причем проделывал он это больше не ради богатства, а из любви к острым ощущениям и чувству опасности.

В 1160 году Шатильону не повезло – он попал в плен к сарацинам, и, как было известно абсолютному большинству европейцев, шестнадцать лет провел в тюрьме городка Гамбе. Ни его многочисленные друзья и сообщники, ни жена Констанца, ни епископ Антиохии, ни король Балдуин, ни магистры рыцарских орденов – никто не пошевелил пальцем, чтобы облегчить участь Рено. Никто не начинал переговоров с арабами о выкупе франкского вельможи, никто не собирал отряда, дабы разыскать его и попытаться спасти. Наоборот, над Святой землей пролетел заметный вздох облегчения.

В 1176 году получивший свободу Райнольд вернулся в Крак – постаревший, умудренный опытом, но такой же озлобленный и находящийся в состоянии войны со всем миром. Однако теперь он вел себя чуточку потише, совершая всего один-два набега в год, и то избирательно. Впрочем, его по-прежнему не любили все до единого крестоносцы, граф Раймунд Триполийский однажды даже пытался осадить Крак де Шевалье, но быстро понял, что крепость неприступна и увел свое войско обратно. А когда в 1187 году Райнольд, нарушив перемирие, напал на караван, с которым ехала любимая сестра Салах-ад-Дина, султан воспользовался поводом объявить Джихад[9] и во всеуслышанье поклялся убить Шатильона собственными руками.

Четвертого июля 1187 года вторгшаяся в Иерусалимское королевство армия Салах-ад-Дина дала крестоносным рыцарям сражение при Тивериаде, где сарацины наголову разгромили европейцев, уничтожили войска тамплиеров и иоаннитов, и взяли в плен большинство знатнейших особ Иерусалима, включая короля, магистра Ордена Храма, коннетабля, госпитальерских командоров и крупнейших баронов. На глазах иерусалимского дворянства султан выполнил клятву, и ударил плененного Рено де Шатильона саблей по шее. Тот упал, а подбежавшие стражи выволокли тело из шатра. Король Иерусалимский Гвидо, позже выкупленный из плена, утверждал, что Райнольду отрубили голову и украсили ею пику султана. Еще рассказывали, будто голову Рено возили по городам султаната, показывая толпе.

Много удивительного и мрачного тогда произошло под Тивериадой. Бесследно исчезла величайшая реликвия христианства – Древо Святого Креста, находившееся при войске, погибли все епископы, его охранявшие, все пленные тамплиеры были незамедлительно казнены, пропали важнейшие документы… Затем мир крестоносцев начал рушиться. Салах-ад-Дин под зеленым знаменем Джихада взял множество портовых городов, а затем получил и главнейшее сокровище – Иерусалим.

Так выглядела для всех непосвященных общеизвестная история паршивой франкской овцы Рено де Шатильона и побед египетского султана. Но внимательный человек обязательно заметил бы некоторые наводящие на размышления странности…

«Убей Бог, не пойму, как дело не раскрылось прямо тогда, – размышлял Конрад Монферратский, наблюдая из узкого окна башни за закатом. – Насколько невнимательны мои соотечественники! И какая удача, что они ничего не увидели, ничего не поняли, и по глупости сочли меня спасителем христианской Палестины! Ее спасителем я тогда отнюдь не был, а если и завоюю сей титул, то лишь спустя два или три месяца, в следующем году… Прости, Господи, мою гордыню… И все-таки, почему никто не обратил внимание на несомненное?»