Счастье со второй попытки - Ким Лоренс

– Я люблю ее, – дрогнувшим голосом произнес Данте. – Но, черт возьми, я был таким идиотом.

– Ты сказал ей об этом?

– Она достойна лучшего.

– Не понял?

– Ей нужен порядочный мужчина, а не эгоистичный подлец.

– Должен сказать тебе, брат, что я предпочел бы видеть в тебе подлеца, а не мученика. И Беатрис, возможно, тоже, – добавил Карл и увидел, как в глазах его брата вспыхнула надежда.

– Что ты делаешь?

Беатрис резко повернулась, и ее светлые волосы взметнулись шелковистой волной. Возле дверей, прислонившись спиной к стене, стоял Данте.

Голова у нее на секунду закружилась – Данте появился так неожиданно. И выглядел он более чем грозно. На его скулах играли желваки, глаза метали молнии, казалось, он вот‑вот взорвется.

– Я укладываю вещи.

– Хочешь сбежать?

Беатрис отвернулась, потому что на глазах у нее выступили слезы.

– Да, я уезжаю. Я могу вынести официальные приемы и твою семью, но я не могу оставаться с человеком, который мне не доверяет. Ты не просто закутываешь меня в ватное одеяло, ты душишь меня!

Данте вздрогнул.

– Я знаю, что сказал тебе непростительные слова, но когда узнал, что ты была… Я весь похолодел и почувствовал ужас, животный ужас. Я не испытывал такого с тех пор, когда ты потеряла ребенка. Это убийственное ощущение беспомощности. – Глаза ее широко раскрылись. – Я видел боль в твоих глазах и не знал, что тебе сказать. Не мог тебе помочь. Это было самое жуткое ощущение в моей жизни – видеть, как ты страдаешь. Я должен был уберечь тебя. И больше не вынесу этого. – Он тяжело сглотнул и с мукой взглянул в ее глаза. Я поклялся беречь тебя, но вместо этого я оттолкнул тебя от себя – в который раз!

Беатрис приблизилась и крепко обняла его:

– Я все еще здесь.

Данте взял ее за руки:

– Не покидай меня, Беатрис. Останься со мной!

– Я тоже боялась, – шепнула она ему.

– Но ты ведь не трусиха. Ты самая храбрая женщина на свете. И об этом теперь знает весь мир. Я горжусь тобой, и, даже если у нас не будет детей, буду любить тебя.

Губы Беатрис дрогнули.

– Я люблю тебя, Данте.

Склонив голову, он провел пальцем по ее щеке:

– Я обожаю тебя. Без тебя я получеловек, но…

Беатрис прижала пальцы к его губам. Она уже услышала все, что было ей нужно.

– Я люблю тебя, Данте, всегда любила и буду любить.

Поймав ее руки, он произнес:

– Я понимаю, что любить тебя – это дать тебе свободу. Но выбор будет за тобой.

Поднявшись на цыпочки, она обхватила ладонями его лицо.

– Я выбираю любовь. – Беатрис поцеловала его. – Выбираю тебя. И останусь с тобой…

Поцелуи привели их в кровать, где они предались жаркой страсти, а потом лежали – лицом к лицу, бедром к бедру, – и не могли наглядеться друг на друга.

– Я люблю твои губы, – прошептала Беатрис, пристально вглядываясь в лицо Данте, будто стараясь навек запомнить его. – Карл успел на свой самолет?

Данте кивнул, не в силах отвести от нее взгляд.

– И как вы поговорили? Хорошо?

Данте вновь кивнул, и она испытала облегчение.

– Я рада за вас.

– И я тоже.

– А когда твои родители прилетят обратно?

– Когда уляжется пыль, – саркастически улыбнувшись, ответил Данте. Погладив по бедру, он крепче прижал Беатрис к себе.

– Без одежды было бы лучше.

– О да, но ведь мы не спешим.

Беатрис вздохнула.

– Они просили передать тебе, что…

– О, только не надо портить мне настроение!

– Просили передать, что они очень рады, что ты вернулась.

Беатрис открыла рот.

– Это шутка?

– Никаких шуток, они сказали мне, что видели твое фото, которое обошло весь Интернет.

Потянувшись к своим брюкам, он достал из кармана телефон и показал ей фото, на котором золотоволосая, в обтягивающих джинсах Беатрис стоит среди столбов пыли в окружении детей.

Беатрис откинула волосы со лба.

– О боже!

– Ты совсем не выглядишь испуганной – героическая принцесса!

Она вспомнила этот момент. На фото все было красиво, но в реальности дышать было нечем, вокруг раздавались пронзительные гудки машин, и она очень боялась потерять кого‑нибудь из детей, которых пыталась вывести из опасной зоны.

– Мне очень неловко, – призналась она. – Я на самом деле боялась. Ведь они были похожи на перепуганных овечек.

– Мои родители восхищаются тобой. Они сказали, что ты – ценное приобретение для нашей семьи.

Услышав это заявление, Беатрис так разозлилась, что не могла вымолвить ни слова. Когда к ней вернулся дар речи, голос ее дрожал от гнева.

– Они не имеют никакого отношения к этому!

– Я тоже им об этом говорил.

Беатрис фыркнула:

– Боже!

– Они заявили мне, что мой долг – спасти наш брак.

– Надеюсь, ты сказал, что ничего им не должен?

– Нет, таких слов я, конечно, не говорил, но ответил им, что не могу без тебя жить. Жизнь без тебя – это жизнь без биения сердца, без души. Я люблю тебя.

– Потому что я – ценное приобретение? Неужели они так и сказали? Надо ли сообщать им о ребенке, как ты думаешь?

Этот вопрос Данте будто не услышал. Беатрис улыбалась ему, ничего прекраснее в жизни он не видел.

– Мы с тобой – одно целое, Беатрис. Жизнь без тебя – это половинчатая жизнь. У меня внутри есть пространство, которое можешь заполнить только ты. Когда мы поженились, я не знал, что такое любовь, – признался он. – Но ты научила меня любить. Мы с тобой – две половинки, которые соединились вместе.

На глазах ее блестели слезы, когда она произнесла:

– Я решила… Я решила быть с тобой, всегда.

– Я люблю тебя, Беатрис. Будь моей женой и позволь мне быть с тобой таким, какой я есть, даже если я буду королем для всего остального мира.

Беатрис обвила его шею руками.

– Ты никогда не сможешь избавиться от меня, Данте, – прошептала она.

Через несколько минут в комнату вошла горничная. Увидев страстно обнимавшуюся пару, она вытаращила глаза.

Через полчаса весь дворец знал уже о том, что их любимая принцесса остается дома. Все вздохнули с облегчением. Ведь эта пара была живым воплощением их будущего.

Счастливого будущего!

Эпилог

Торжественный прием в честь крестин был в полном разгаре.

– Можно ее подержать? – прошептала Рэйчел.

Стоя возле высоких французских дверей, которые вели на увитый цветочными гирляндами балкон, Беатрис улыбнулась матери. Та выглядела очень молодо – в своем изумрудном платье, кокетливой шляпке и на высоких каблуках, – и была совсем