Счастье со второй попытки - Ким Лоренс

но Данте знал, что, если что‑то случится с ее беременностью, Беатрис не останется здесь. – Ты знаешь, что тебе поможет?

Она улыбнулась, пытаясь скрыть свою печаль.

– Интересно, что?

– Тебе надо научиться притворяться. Ты совсем не умеешь врать.

– Ты говоришь так, будто это плохо.

– Иногда ложь бывает полезной. Она может помочь тебе выбраться из затруднительных ситуаций, а искренность бывает пагубной, если говорить на дипломатическом языке. Конечно, если ты можешь изобразить ее… – Данте едва успел поймать туфлю, летевшую ему прямо в лицо.

– Я не целилась в тебя.

– Если ты носишь туфли на шпильках, то помни, что это не предмет для шуток.

– Мне лично шпильки не нужны, – сказал Данте, глядя на то, как Беатрис, вытянув ноги, положила их на кофейный столик. На ее губах играла соблазнительная улыбка.

Данте с трудом отвел взгляд от ее длинных стройных ног, но это ему не помогло – эрекция не заставила себя долго ждать.

– Ты себя лучше чувствуешь?

– Да, немного лучше.

– Иногда так приятно говорить то, что ты хочешь.

Голос Данте звучал бесстрастно, но его взгляд заставил ее задуматься о том, говорит ли он все еще о книжном клубе.

– Что ты хочешь сказать?

Секунду Данте молчал.

– Ты действительно хочешь знать?

Беатрис сглотнула. Ведь она поклялась себе, что не будет допускать таких ситуаций, а теперь почувствовала, что готова побежать за Данте и не думать о завтрашнем дне. Даже на расстоянии она слышала, как он тяжело дышит, будто только что пробежал марафон.

Не отрывая от нее глаз, он привстал с дивана и, перегнувшись через столик, провел рукой по ее обнаженной ноге.

Прерывисто выдохнув, Беатрис открыла рот, чтобы сказать ему… Но в это время зазвонил телефон.

– Не трогай его! – рявкнул Данте.

Вернувшись к реальности, хотя она и не была рада этому, Беатрис покачала головой и села на диван, поджав под себя ноги. Вынув телефон из сумочки, она взглянула на экран.

– Это Майя. Я должна ответить.

Данте стиснул зубы от досады.

– Конечно, должна.

Наверное, Беатрис уже не слышала его, потому что, прижав телефон к уху, направилась в спальню.

Через несколько минут, вернувшись, она увидела Данте, расхаживавшего по гостиной, как тигр в клетке, с бокалом бренди в руке. На его красиво вылепленных скулах играли желваки.

– Майя передает тебе привет.

Данте сверкнул на нее глазами.

– Я уверен, что она совсем не это сказала, но я тоже передаю ей привет. – Он поднял бокал.

Беатрис, поджав губы, взглянула на него. Данте ходил по комнате туда‑сюда, и это начинало ее раздражать. Будто она уже не чувствовала себя виноватой.

Майя переживала, почему она так долго не берет трубку, а преступление ее сестры состояло лишь в том, что Майя не вовремя позвонила.

Беатрис поморщилась, еще раз прокрутив в уме их короткий разговор. И вдруг она поняла, что совсем не испытывает благодарности за то, что была спасена. Кого она обманывала? Ей явно не хотелось быть спасенной.

Наконец остановившись, Данте залпом осушил свой бокал и поставил его на стол. Разве он мог когда‑нибудь представить себе, что запах ее духов, звук ее голоса может свести его с ума? Влечение к ней настолько захватило его, что он не мог ждать ни минуты.

Он остался самим собой. Его собственные желания всегда были превыше всего.

– Я ни в чем ее не виню.

Сердце ее сжалось под наплывом чувств. Его голос звучал так устало… Этот большой сильный мужчина, казалось, стал уязвимым. В нем шла какая‑то внутренняя борьба, пошатнувшая его линию обороны. И что‑то грозное готово было выплеснуться на поверхность.

– Майя не имеет ничего против тебя.

Данте улыбнулся, но глаза его оставались холодными.

– Конечно нет.

– Она действительно… переживает за меня, вот и все.

– Я понял это, и я восхищаюсь ею. И я восхищаюсь тобой. Вы горой стоите друг за друга, – задумчиво произнес он.

Он потянулся за бутылкой бренди.

– Мы сестры, и так и должно быть. Ты понимаешь это, ведь у тебя есть брат.

Но как только Беатрис сказала эти слова, она сразу же пожалела об этом.

Она почти ощутила адреналин, вскипевший в его крови, когда он направился к ней и остановился в двух шагах. На скулах его играли желваки.

– Я никогда не поддерживал своего брата! – В голосе Данте послышалось отвращение к себе.

В смятении Беатрис шагнула к нему и взяла его за руку. Ее свело от напряжения.

– Нет, Данте, ты поддерживаешь его. – Она обвела свободной рукой комнату. – Ради Карла ты оставил свою прежнюю жизнь и никогда не упрекнул его за это.

– Ты считаешь, я совершил благородный поступок? Это просто смешно. Я не знал, что он гей, не говоря уже о том, что он такой несчастный.

– Наверное, он не готов был раскрыться перед тобой.

– Я должен был знать, – упрямо настаивал Данте. – Какой же я брат, если я не знал о том, что он ненавидит свою жизнь и так несчастен?

– О, Данте, мне очень жаль. Но в этом нет твоей вины.

– Если бы я был настоящим братом, он, возможно, пришел бы ко мне за поддержкой. Но он не сделал этого. – Опустив глаза, Данте, казалось, только сейчас увидел изящную руку, сжимавшую его запястье.

Он резко отстранился, и сердце Беатрис сжалось от боли. Она почувствовала себя беспомощной, потому что не могла помочь ему избавиться от тяжести вины, затаившейся в его темных глазах. Но она должна была постараться.

– Твоей вины нет в том, что он несчастен, и ты никогда не мог принимать за него решения, Данте. Он сам сделал свой выбор.

– О да. Я тот человек, на кого можно положиться, – с издевкой произнес он. – Мой брат взывал о помощи, молча молил о ней, но я был слишком занят самим собой. Эгоистичный подонок.

Беатрис вновь взяла его за руку, и он не отдернул ее.

– Ты говорил с Карлом об этом? – спросила она, беспокоясь о том, что слишком сильно давит на Данте. – Ты интересовался его чувствами? Рассказывал ли о своих?

Беатрис уже знала ответ. Данте никогда не говорил ей о своих чувствах, и, скорее всего, он вскоре пожалеет о том, что раскрылся перед ней.

– Нет, мы не говорили об этом, – ответил Данте, подумав о сообщении, хранившемся в его телефоне. В этом сообщении брат сказал все, что хотел сказать, и с тех пор никто из них не заводил разговор об этом.

– Может быть, тебе надо… – Беатрис умолкла, и сердце ее сжалось от боли, когда она взглянула