Счастье со второй попытки - Ким Лоренс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пытаясь отогнать воспоминания, связанные с этой комнатой, Беатрис подошла к кровати и опустилась на нее, обессиленная тяготами дня.
Глаза застилали слезы, но плакать не было сил. И как она могла позволить себе оказаться в таком положении?
Просто сказала «да» Данте, и теперь все останется без изменений!
Она здесь, во дворце, и теперь корить себя за это бессмысленно. Ей надо просто это принять.
Все это ради ребенка. Тихая улыбка заиграла на ее губах, когда она прижала руку к еще плоскому животу.
«Твой папа любит тебя», – прошептала она, надеясь на то, что это правда.
Вытерев глаза, Беатрис тихо всхлипнула. Не следует являться на торжественный ужин с красными глазами. Взяв себя в руки, Беатрис встала с кровати, игнорируя слабость в ногах и боль в груди. Она не осмотрела свою спальню. Вместо этого, открыв смежную дверь, вышла в гостиную. Здесь дышать было легче.
Беатрис прошлась по анфиладе комнат, в которых когда‑то жила. Здесь ничего не изменилось. Так показалось ей на первый взгляд.
Старинная мебель была все та же, но некоторые предметы обстановки, которые она попросила убрать, – в том числе тяжелые уродливые кресла с гнутыми ножками, – вернулись на прежние места. На стенах висели знакомые картины, но те, которые ей нравились, были убраны в хранилище как не имеющие художественной ценности.
Переходя из комнаты в комнату, Беатрис поняла, что все то личное, что она привнесла в интерьер, было начисто выметено.
Ее убрали не только из комнат, но и, возможно, из истории семьи Веласкес.
В западной гостиной, где Беатрис любила сидеть по утрам, был резной мраморный камин. Но на каминной полке она не обнаружила обточенных волнами коряг, подобранных ею на берегу. На их месте стояли фарфоровые статуэтки. Они были красивыми, но не такими теплыми на ощупь, как выброшенные морем деревяшки.
И точно так же исчезли свечи, которые она зажигала по вечерам, когда было слишком тепло, чтобы включать отопление. В вазах вместо поставленных ею живых веток стояли искусственные цветы.
Без разноцветных подушек и покрывал, разбросанных ею повсюду, комнаты выглядели совсем не так, какими она их помнила. И даже книжные полки стали какими‑то унылыми без наваленных на них книжек в мягких обложках.
Покинув те места, где следы ее присутствия были тщательно заметены, Беатрис приоткрыла дверь в спальню и, затаив дыхание, вошла внутрь.
Оцепенев, она застыла на месте. В комнате ничего не изменилось!
Все осталось на своих местах, словно она и не покинула ее восемь месяцев назад. После только что увиденного ею контраст был поразительным. Время будто остановилось здесь.
Ей показалось, что она только что вышла отсюда. Подойдя к прикроватному столику, она провела рукой по книжке в мягкой обложке, открытой на той же самой странице, на которой она тогда остановилась. На туалетном столике в полном беспорядке лежали ее сережки, браслеты и косметика.
Каждая вещица, к которой прикасалась, пробуждала в ней воспоминания, которые она старалась от себя отогнать. Беатрис нажала кнопку, и медленно открылись двери огромной гардеробной комнаты. Внутри ярко вспыхнул свет, осветив зеркальную стену.
«О боже! Идеально для людей, которые любят разглядывать себя!» – приглушенно рассмеявшись, подумала Беатрис, входя внутрь гардеробной. Она стала открывать дверцы, выдвигать полочки. Их было такое огромное количество, что Беатрис очень скоро перестала смеяться. Ее охватило немое благоговение.
Она прикоснулась пальцами к облегающему комбинезону из шелка, который купил ей Данте, когда они были вместе в Париже. Разве она тогда знала о том, что Данте заказал для нее еще множество нарядов? Когда их доставили ей во дворец, она ужаснулась и заявила, что хочет отправить их назад.
«В таком случае нам придется арендовать целый самолет», – засмеялся в ответ Данте.
Майя, узнав об этом, весело рассмеялась и сказала, что ей надо переодеваться три раза в день и четыре раза в выходные дни, чтобы переносить всю эту одежду.
Конечно, это было нереально, потому что Беатрис не собиралась жить десять лет во дворце. Она едва прожила здесь десять месяцев. А теперь она вернулась назад и чувствовала себя слабой и уязвимой.
Беатрис провела рукой по лбу. Она слишком устала от самокопания. Надо это прекратить, ведь сегодня был и без того непростой день.
Данте, похоже, все готов был сделать ради их ребенка, и в этом была проблема. Он думал о ребенке. А Беатрис хотела, чтобы он думал и о ней. И хотел ее так же, как она его.
Тряхнув головой, она отогнала от себя эти мысли и открыла секцию шкафа, где висели вечерние платья.
Перебрав несколько из них, она остановилась на длинном белом платье из шелка. Оно было сшито в классическом греческом стиле. Тяжелая ткань пошла волной, когда Беатрис сняла его с вешалки. Глубокий вырез оставлял обнаженным одно плечо, а вышитый вручную подол поражал мастерством отделки.
Затем Беатрис подобрала к платью туфли – серебристые, на высоких каблуках, удлинявших ее и без того длинные ноги. А затем занялась прической. Волосы уложила в высокий пучок, оставив свободными несколько прядей. Они красиво обрамляли лицо, ниспадая на шею.
Затем она нанесла блестящие тени на веки и, набрав на пушистую кисть немного румян, слегка прошлась по скулам. Напоследок Беатрис нанесла капельку любимых духов на запястья и в ложбинку декольте, проигнорировав мысль о том, что любимыми они стали после того, как Данте похвалил их.
В дверь постучали.
У Беатрис перехватило дыхание и громко забилось сердце. Дверь открылась, и в комнату вошел Данте, поправляя запонку на правой манжете белоснежной сорочки.
Беатрис успела придать своему лицу невозмутимое выражение.
Данте был великолепен. Многие мужчины прекрасно выглядят в вечерних костюмах, ведь хорошо скроенный смокинг может скрыть любые недостатки фигуры. Впрочем, Данте было нечего скрывать. Костюм подчеркивал его широкие плечи, стройные длинные ноги и… совершенство всего остального. Когда‑нибудь наступит день, и Беатрис увидит всю его мужскую красоту, но ей придется подождать.
Она почувствовала, как внизу ее живота разливается тепло, но, проигнорировав это, хотела предложить ему поправить его галстук, а затем передумала. Ведь если она станет делать это, они могут опоздать на официальный прием.
Данте старательно поправлял запонку, чтобы охладить свой пыл и справиться с желанием. Оно пульсировало в его теле, будто электрический ток.
Беатрис всегда удавалось пробить брешь в его броне, обезоружить и подчинить себе. Как и раньше, он готов был взмолиться о пощаде, лишь
