Счастье со второй попытки - Ким Лоренс

– Давай пропустим обед и сразу ляжем в постель!

Беатрис чуть не задохнулась.

– Ты серьезно?

Выгнув бровь, он порочно усмехнулся.

– Почему бы и нет?..

Веселый смех раздался вслед за ней, когда она быстро выскочила из лимузина.

Беатрис вошла в двери, по обе стороны которых стояли служители в церемониальных ливреях. Они смотрели прямо перед собой, их лица оставались бесстрастны. Но оружие в кобуре, проступавшей под одеждой, было совсем не церемониальным.

Когда Беатрис вошла в гулкий холл, с его сверкающими люстрами, свисавшими с резного потолка, она глубоко вздохнула, пытаясь подавить наплыв эмоций.

На секунду ее охватила такая паника, что она утратила чувство реальности. Беатрис не могла понять, стоит ли она на ногах, сидит или лежит, и ей понадобились огромные усилия, чтобы взять себя в руки.

Прерывисто выдохнув, она повернулась к Данте, изобразив на лице подобие улыбки.

Он стоял в двух шагах от нее, засунув руки в карманы своих дорогих стильных брюк. Над ним висел портрет его предка – одного из королей Сан‑Мачизо, – эту картину Беатрис видела много раз, но только сейчас она заметила потрясающее сходство между двумя мужчинами.

В других залах, редко посещаемых, висели более скромные портреты его жен. Их было несколько.

Легенда гласила, что его первая жена, не выделявшаяся особой красотой, была его самой большой любовью. К несчастью, она умерла при родах. Король не смирился с потерей любимой, и, сколько бы раз он ни вступал в новый брак, его сердце оставалось холодным – в нем до последнего дня жила любовь к первой супруге. Легенды редко бывают правдивыми. И все же это была красивая романтическая история, и Беатрис хотелось верить в то, что так оно и было на самом деле.

Ей даже показалось на миг, что статная дама, изображенная на портрете, с чеканными чертами надменного лица, сейчас выйдет из рамы и спустится к ним, но ощущение это тотчас же исчезло.

Мужчина, стоявший рядом с ней, имел такой же чеканный профиль и такое же надменное выражение лица. Но имел ли предок Данте такую же земную чувственность, как он? Если и имел, то художник не сумел ее отобразить, хотя эти губы говорили о многом.

Выпрямив плечи, Беатрис еще раз взглянула на портрет. Она почувствовала симпатию к давно ушедшим женам этого человека. Может быть, они, так же, как и она, отказались от попыток понять, почему их влечение к нему лишено всякой логики и здравого смысла. И так же, как и она, просто приняли это, но старались не поддаваться этому любой ценой.

Данте смотрел, как она пытается совладать с собой. Она выглядела так, словно получила незаслуженную пощечину и не может прийти в себя после удара.

Данте знал, что будет испытывать чувство вины. Он предвидел это. Но не думал, что, увидев ее здесь, в этом окружении, еще острее почувствует боль, с которой жил после ее отъезда. Эту боль Данте отказывался признавать, потому что она свидетельствовала о его слабости.

С рождения в нем воспитывали чувство уверенности в себе. Когда ему было шесть лет, его отправили в школу‑интернат. Это было закрытое учебное заведение, целью которого было разлучить родных братьев и развить у них сильный и независимый характер.

Там Данте усвоил урок: нельзя показывать слабость, иначе тебя забьют. И он никогда не показывал ее. Он стал надменным эгоистом и выработал в себе защитные механизмы, которые в дальнейшем сослужили ему хорошую службу. И вдруг один механизм сломался, и Данте почувствовал пустоту.

– Я хочу извиниться перед тобой.

Беатрис вскинула голову.

– Я тоже хочу попросить у тебя прощения, – горячо начала она, но мгновенно запнулась. – Уверяю тебя, тебе не надо беспокоиться о ребенке. Я никогда не подвергну его опасности.

– Его?

– Или ее.

– Ты хочешь знать?

– Я не уверена… – Печаль мелькнула на лице Беатрис. Ее первая беременность длилась недолго, поэтому ей не сообщили пол нерожденного ребенка. – Разве пол будет иметь значение? – спросила она, отгоняя от себя грустные мысли.

– Значение?

– Я имею в виду, может ли женщина занять трон?

Глаза ее расширились, когда она увидела, как рука его приближается к ее животу.

– В будущем сможет.

Данте отнял свою руку, но Беатрис захотелось снова ощутить его прикосновение. Тревожная дрожь пробежала по ее телу.

– Ты хочешь изменить порядки?

– Да, постепенно.

На этот раз Беатрис облегченно улыбнулась. Но когда Данте кивнул в сторону извилистой лестницы с коваными перилами, ведущей в личные апартаменты наследника трона, она снова напряглась.

– Я действительно думаю, что сегодняшний прием – это хорошая идея. Там я увижу твоих родителей. – Возможно, при людях они не станут отпускать свои язвительные замечания. – В котором часу?..

– В котором часу?..

Повернувшись спиной к стеклянному лифту, Данте кивнул в сторону лестницы. Он знал, что Беатрис боится закрытого пространства и предпочитает ходить пешком.

– В какую комнату мне идти? – начала она, но запнулась. – Я буду жить в нашей… То есть в твоей комнате? – пробормотала она и покраснела.

Вряд ли их комната долго оставалась свободной.

Наверное, Данте приглашал к себе тех девушек, которых прочили ему в невесты. При этой мысли Беатрис почувствовала приступ тошноты. Ведь она страдала от одиночества и воздержания, и было бы честно, если бы Данте поступал так же. Но жизнь во дворце нельзя было назвать честной.

– Я не убирал оттуда свои вещи.

Беатрис замерла.

– Ты имеешь в виду, что… – Неужели он хочет сказать, что они будут жить в одной комнате?

– И твои вещи тоже там.

Это было сказано таким непринужденным тоном, что Беатрис смутилась. Возможно, горничные недоглядели, потому что такой непорядок был недопустим во дворце.

Ведь здесь имелся целый штат прислуги, который должен был все делать за нее.

Рядом всегда был кто‑то, кто с готовностью бросался зашнуровать ее ботинки, сделать ей сэндвич или постирать ее колготки, и для Беатрис это было унизительно.

Она ожидала, что Данте будет смеяться вместе с ней, когда она рассказала ему о том, что отчитала служителя за то, что он положил ей не то количество сахара, но Данте лишь нахмурился.

– Расслабься и принимай это так, как есть, – сказал он.

И в этот момент она поняла, что они перестали смеяться вместе над одним и тем же. И Данте вообще перестал смеяться – тот Данте исчез навсегда. Иногда Беатрис задумывалась о том, а существовал ли он на самом деле.

Она с печалью взглянула на его осунувшееся после двух бессонных ночей лицо.