Россия 2020. Голгофа - Александр Афанасьев

– Братья мои… Я обращаюсь к вам… – Никто не понимал этого языка, никто не понимал того, что амир говорит этой четверке моджахедов, но почему-то от этих слов, глубоких и чистых, бросало в дрожь и тех, кто не понимал их смысла… – как к тем, кто, даст Аллах, уже через несколько минут примет свою шахаду и окажется в раю, где вкусит все блага, положенные тому, кто стал шахидом на пути Аллаха. Я говорю вам, что мы все – братья, каждый из нас, будем помнить не вас, но то, что вы отдали на пути Аллаха. Каждый из нас будет стремиться повторить ваш путь и присоединиться к вам в Высшем обществе. Встретив Пророка, саляху алейхи уассалям[54], скажите ему, что и на этой, давно не знавшей света, истекающей кровью земле есть те, кто не забыл слова Аллаха, данного тем, кто ведает о Часе и об Огне. И что мы никогда не отступим и не опустим ни своих рук, ни своих мечей, пока на всей земле останется хоть одна пядь, где бы не восславляли Аллаха, как то положено. Все мы делаем ду’а за вас, братья, Аллаху Акбар…

– Аллаху Акбар!

– Аллаху Акбар! – заорал амир, перекрикивая даже скороговорку сыплющего смертью ПКТ.

– Аллаху Акбар!!! – взревели моджахеды…

Огненный коридор – как путь в ад. Затянутый дымом перечерченный трассерами, заваленный трупами. Шагнуть туда невозможно, он простреливается со всех направлений, и сверху, и снизу. А в конце этого коридора – огромный, как сама смерть, танк…

Короткой перебежкой хашишины, смертники, собрались за горящим, исходящим зловонием паленой резины и паленого человеческого мяса бронетранспортером. От жара трещали волосы, плавилась кожа, в любой момент могли рвануть остатки боекомплекта…

Расим открывает счет, не говоря ни слова, на пальцах…

Когда загнут последний, боевики с животным ревом выскакивают из-за бронетранспортера и бегут вперед, мгновенно рассыпаясь по всей улице. Сам Расим падает на плавящийся от огня асфальт и открывает непрерывный огонь по мерцающим в тумане и темноте вспышкам, изгоняя грохотом стрельбы остатки страха…

И делает ошибку. Танк как раз перезаряжается. Он видит пулеметчика, не может его достать, но чуть довернув башню, танк бьет по бронетранспортеру, уже подбитому. Осколочно-фугасный снаряд ударяет с такой силой, что горящий остов бронетранспортера просто переворачивается. Расим уже мертв, его разорвало осколками еще до того, как до него добирается огонь…

Танк начинает перезаряжаться. Семь секунд…

В этот момент с двух сторон улицы одновременно в танк уходят два гранатометных выстрела. И попадает только один, да и тот без пробития. Но это отыгрывает несколько секунд времени. Времени, нужного тем, кто демонами смерти ползет сейчас вперед, под градом пуль, с огромными мешками на плечах. У них нет оружия, они специально не стреляют, чтобы не выдавать себя огнем. Один из четверых – иншалла доберется…

Кто-то из защитников правительства, прикрывающих баррикаду, улучив момент, всаживает несколько пуль в первого шахида – аккуратно и точно, видимо, с прибором ночного видения, а то и круче – с термовизором. Термовизоры сейчас стали дешевы, всего-то раза в два дороже хорошей ночной оптики, правительства развитых стран могут позволить закупить такие для каждого солдата хотя бы в элитных частях. Их немало здесь, немало у противника осталось от русистов, которые и сами уже делают такие прицелы. Современный солдат может видеть в дождь, в дым, в снег, в кромешную темноту, он больше шайтан, нежели человек. Но он не может главного – умереть. Отказаться от своей жизни, хладнокровно и обдуманно, как от проигранной карты, отдать свою жизнь ради веры, ради чего-то высшего, ради продолжения существования уммы и утверждения на земле того, во что веришь. Именно поэтому оснащенные по последнему слову техники американские солдаты не смогли ничего сделать с «талибами за десять долларов в день» ни в Афганистане, ни сейчас в Таджикистане и Узбекистане.

Кто-то из гранатометной группы встает с перезаряженным гранатометом и тут же валится, подрубленный как косой пулеметной очередью то ли с танка, то ли с баррикад. Гранатометчик падает, его подхватывают, выхватывают гранатомет, и второй, осмелившийся противостоять горе стали в начале улицы, падает, срезанный пулеметной очередью.

И в этот же момент еще одна автоматная очередь срезает еще одного смертника, он неловко падает вниз, тяжеленный рюкзак перевешивает…

Танк снова бьет осколочно-фугасным, выворачивая угол стены. Все застилается дымом. Не пройти.

И в этот момент кто-то не один, сразу двое выскакивают из-за угла, у каждого пулемет, и они ведут огонь с рук, поливая огнем улицу. Крик «Аллах Акбар!» доносится до всех, и атакующих, и защищающихся, даже сквозь грохот очередей.

Очевидно, все просто ошалели, никто такого не ожидал. В этот момент один из смертников решается на карачках, перебирая всеми четырьмя конечностями; он быстро-быстро приближается по простреливаемой улице к танку.

Сосредоточенный залп пулемета танка и его группы прикрытия сносит смертников, но тот, кто должен был пройти, смертник, – уже у блоков, перекрывающих улицу. Он выдергивает чеку из гранаты и аккуратно перекидывает стальное яйцо через бетонный блок.

Крик и грохот взрыва.

Последний рывок. Перед глазами – окровавленные, белые как мел лица солдат, порванных гранатой, броня стального чудища совсем рядом и строки из Корана. Не думайте, что тот, кто отдал свою жизнь на пути Аллаха, мертв. Нет, они живы и вкушают в раю то, что не было дано им в жизни…

Уже у самого танка кто-то из солдат, уцелевших за второй линией бетонных блоков, поняв, что происходит, или что-то увидев, поднимается в полный рост и всаживает в смертника очередь из «калашникова». Но уже поздно…

Черно-желтый всполох взрыва – и оглушительная, звенящая тишина…

Сэр Питер посмотрел на капитана Блэквуда, а капитан посмотрел на сэра Питера. Оба они поняли друг друга без слов. Взрыв был слышен даже здесь, а теперь пулеметы заработали от здания правительства. Это значит, что террористы прорвались…

Сэр Питер отсоединил магазин от автомата, в неверном, угасающем свете химического источника посмотрел на блестящие ракеты патронов, ждущих своей секунды, и присоединил его обратно.

– Странно, Джереми, – проговорил он, – вроде как мы восемьдесят лет боролись за то, чтобы сюда, на эту пораженную тиранией землю пришла наконец демократия. И вот она пришла. Это то, за что мы боролись?

– Не знаю, сэр, – ответил сидящий рядом офицер, – я уже ничего не знаю.

– Старина Уинни, думаю, был бы чертовски доволен. Жирный сукин сын.

Раздался топот. Кто-то пнул дверь, сэр Питер перевернулся, принял положение для стрельбы лежа, направив автомат на дверь.

Но это были только британцы. Кто-то шел сам, кого-то тащили…

– Кэп, вы пришли в себя, сэр…

Рыжие волосы Джереми стали серо-черными из-за пыли и грязи, он приволакивал ногу, но в целом он был тем, кем и был – отчаянным шотландским горцем, которому и сам черт не брат.

– Что происходит, солдат?

Солдаты разбирали снаряженные магазины, сбрасывали пустые, готовились держать оборону в самом здании…

– Все чертовски хреново, сэр. Муджи прорвали оборону, заткнуть дыру не успели, да и не пытались. Сейчас они уже на площади, их до черта, кажется, весь этот ублюдочный город напал на нас. Они все как с цепи сорвавшиеся, скорее всего наширялись. Я не знаю, продержимся ли мы до утра…

– Возможности эвакуировать гражданских нет? – спросил сэр Питер.

От окон уже стреляли меткими, одиночными выстрелами.

– Нет, сэр. Там у каждого третьего ракетная установка РПГ, просто сожгут в переулках. Нужно держаться до утра, может быть, подойдут части, верные законному правительству, или русские и помогут нам…

Сэр Питер кивнул:

– В таком случае я стану простым стрелком.

– Лучше вам этого не делать, сэр. Вон там мы принесли несколько трофейных автоматов, они нам пригодятся. Возьмите пару и займите оборону на лестнице. Вы будете нашей последней линией обороны, сэр.

– Хорошо, солдат. Боже, благослови Короля.

– Да, сэр. Боже, благослови Короля…

Почему-то так получается, что правительственные войска за редким исключением всегда слабее духом, чем мятежники, повстанцы, террористы и прочая радикальная мразь. Они сильны техникой… но когда происходит некий перелом – оборона ломается как-то разом и солдаты, которые только что твердо стояли на позиции, превращаются в овечье стадо, обезумевшее от страха и мечущееся под перекрестным огнем.

Здесь точкой перелома стало уничтожение одного из танков, прикрывавших проход. Когда стало понятно, что в линии обороны образовался пролом, когда в него хлынули отборные боевики из так называемой «армии жертвоприношения», то есть смертники, оборона сломалась. Вертолет поднять так и не удалось, несмотря на то, что он хоть ненадолго, но мог помочь осажденным в центре Казани частям огнем с воздуха. Небольшая группа резерва остававшихся верными правительству частей совместно с британскими солдатами попыталась организовать оборону, используя британские бронированные, но невооруженные машины миссии как щиты, хоть как-то закрыть пролом. Но перелом в битве уже произошел, солдаты бежали со своих позиций, надеясь найти хоть какое-то укрытие в зданиях – и британцы, поняв, что все бесполезно, тоже отступили…