Россия 2020. Голгофа - Александр Афанасьев

Это стихи осетинского поэта Шамиля Джикаева в переводе на русский язык. Этот пожилой уже человек боролся с терроризмом как мог и как умел – своими стихами. Написал он их под впечатлением от жуткой сцены: около памятника жертвам захвата школы № 1 в Беслане остановился чеченский автобус, в нем были ехавшие на хадж молодые чеченцы. Чеченцы вышли и помочились на памятник убитым террористами детям. А потом поехали дальше.

За эти стихи Шамилю Джикаеву 27 мая 2011 года отрезали голову. Но дело его живо.

Ночь на 13 сентября 2020 года

Казань, вилайет Идель-Урал

Дом правительства

В Доме правительства в этот вечер тоже было неспокойно. После месяцев бандитской, лихой вольницы решалась судьба страны. Судьба новообразованного государства…

Первым выступил Валиулла Идрисов, бывший министр сельского хозяйства в другой, мирной жизни. И.о. председателя правительства страны, которая была признана лишь третью государств мира, США, например, признавать категорически отказались. Доклад его был коротким и страшным. Промышленное производство за время независимости сократилось в одиннадцать раз, фактически осталась переработка нефти в бензин да полукустарная примитивщина. Остальное стоит практически все, даже пищевка, надвигается голод. Зерновые, а год был хорошим, богатым, отсеяться кое-как успели, до того, как свистопляска началась, убраны примерно на четверть, учитывая ситуацию с обеспечением горючим; даже если принять чрезвычайные меры, убрать удастся не более чем половину, остальное уйдет под снег. Жнут серпами, начали делать самодельные молотилки и мельницы. Продуктивный скот, в том числе тот, который был закуплен за валюту с целью повышения продуктивности молочного стада, просто-напросто вырезается. Все просто – ночью к ферме подъезжает банда, у сторожа в лучшем случае карабин или ружье против двух десятков автоматов. Убили корову или двух, в машину и вперед – так банды решают вопрос собственного пропитания. В некоторых местах селяне начинают создавать отряды самообороны против банд, охраняют коровники. В Зеленодольском районе в одном из новых коровников банда, подъехав за мясом, наткнулась на винтовочный и автоматный огонь, бой шел до утра, на следующий день населенный пункт обстреляли из минометов – месть за погибших. В городе разграбили все что можно, торговля практически встала, никто не будет торговать там, где отнимают бесплатно. Учебный год не начался, платить зарплату нечем, даже милиции. Зато везде открываются медресе, непонятно на какие деньги. Зимой будет настоящая катастрофа, потому что отопительный сезон не начнется и город просто вымерзнет, как блокадный Ленинград.

За столом сидели восемнадцать человек. Несколько министров. Несколько бизнеров, которые еще остались в республике, при переделе за бесценок хапнули современные производственные комплексы (продавали за десятую часть цены, чтобы выручить хоть что-то) и теперь вынуждены были держаться за них. Просто авторитетные люди, в том числе священнослужители…

Закончил все это премьер одним коротким предложением. Предложил послать делегацию в Москву и договариваться.

После выступления премьера наступило тяжелое молчание.

– Валиулла прав, – сказал Шамиль Ильясов, мелкий, но жесткий и хваткий бизнер, теперь мэр Нефтекамска и владелец химпроизводства, в мирное время построенного за пять миллиардов долларов, – надо договариваться.

– Ага, будут они с тобой договариваться… – сказал Зарипов, тоже бизнер, вроде как мэр Казани, – там же и поставят к стеночке.

– Тебя, может, и поставят… – огрызнулся Ильясов.

– Нефтянку сразу отдашь или потом?

– А вот хрен! – зло огрызнулся Ильясов. – Только с руками заберут!

– С руками и заберут. Ты что, москвичей не знаешь? Мало нас тут давили?

– В Москве сейчас другие люди.

– Еще и хуже. Эти – голодные…

Все внимательно слушали перебранку двоих бизнеров.

– Зависит от того, как договоримся и сколько занесем, – продолжил мысль Ильясов, – в конце концов, кушать всем надо, да. В Москве сейчас тоже нехорошо, они сговорчивыми будут…

– Это пока. А потом…

– Договариваться придется все равно, – сказал Павел Муратов, министр внутренних дел, – в одиночку мы не вытянем. Русским только железку перекрыть, и все, приплыли.

– А как с их Сибирью, а? – передразнил Ренат Хафизов, министр иностранных дел. Агрессивный националист, он был лидером фракции, которая выступала за максимально жесткие отношения с Россией. Его можно было понять – с одной стороны, он ничего серьезного не хапнул, с другой стороны – его пост, пост министра иностранных дел нужен только в независимом Татарстане. Совсем независимом…

– Подпишем договор о широкой автономии… – сказал Ильясов. – Может, русские пойдут на Конфедерацию. Армия тоже должна быть единой.

– Ага. Как только армия будет единой, так независимость и кончилась, – сказал Хафизов.

– Правильно, – поддержал и Зарипов, – если у нас со всех сторон Русня, то пусть она нас и охраняет. Бесплатно.

– А порядок наводить? – спросил Ильясов.

Все замолчали. Отлично понимали, о чем пойдет речь – о вводе войск в республику. Русских войск.

– Это же… предательство… – сказал Хафизов, – мы сами себя предаем…

– Сами себя? – жестко сказал Ильясов. – А кто нам порядок наведет? Ты?

Министр иностранных дел ответить не смог.

– Посмотрите, что на улицах делается. Беспредел. Меня самого пытались ограбить. Остановили машины… там гранатометы, пулемет – за малым не перестрелялись. Как дальше будем жить? Что с бородатыми делать – их день ото дня больше. Кто хочет в халифате под кавказцами жить? Мы, татары, или кто?

– Правильно, – поддержал и Хафизов, – Татарстан есть Татарстан, и мы никому не позволим здесь устанавливать свои порядки!

– Это ты пойди и им скажи, – сказал Муратов, – вон, они в километре собрались! Пойдешь, скажешь?

– Это ваша работа! – возмущенно взвизгнул Хафизов.

– Вот и заткнись!

Со спины к Идрисову подошел человек в форме и с автоматом. Никто не заметил, как он зашел, но вообще-то это было наглостью – заходить в кабинет во время заседания правительства. Тем более с оружием.

Идрисов встал, успокаивающе махнул рукой:

– Продолжайте. Я сейчас…

Пошел к выходу.

– Ильшат-хазрат, – спросил Зарипов единственного священнослужителя, присутствующего на заседании правительства, – а вы что скажете?

Но его никто не слушал. У Муратова зазвонил телефон, он послушал. Затем резко встал и тоже пошел на выход, ничего не говоря.

Хафизов, который всегда отличался чувствительностью к подводным течениям, первым соображающим, откуда ветер дует, встал и пошел к завешенному тяжелой портьерой окну…

– Что там? – Идрисов выбил сигарету из пачки «Мальборо», сунул в рот.

– Товарищ председатель правительства… – полковник МВД Нигматуллин, прошедший Чечню боец ОМОН, поправил автомат, висящий на груди на хитром ремне, – только что передали по связи. Толпа идет сюда. До полутора тысяч человек, вооружены.

На самом деле уже до семи тысяч. Просто не смогли правильно оценить…

Идрисов принимал решения мгновенно. И когда он был в бизнесе, и когда он был во власти – и сейчас.

– К вертолету! Быстро!

– А эти?..

– Ай…

Идрисов побежал по коридору, и полковнику ничего не оставалось, как последовать за ним, на ходу выкрикивая команды в микрофон, закрепленный на горле…

Разъяренная толпа лавой катилась по улице, и ничто не могло ее остановить. Наверное, ни один из тех, кто был сейчас в этой толпе, не осмелился бы на подобное в одиночку или даже вместе с друзьями. Люди испокон веков испытывают некий пиетет к власти, даже самые жестокие и отмороженные. Непросто идти на автоматные стволы, тем более на стволы бронетранспортеров. Но толпа – это нечто другое, не сопоставимое с природой нормального человека. Попав в толпу, человек утрачивает свою индивидуальность. Свои мысли. Чувства, страхи. Он становится частичкой чего-то большого и несоизмеримо более мощного, чем он сам. И отрекаясь от себя, он отрекается и от страха смерти, потому что потеря одного-двух из семи тысяч, право же, не так и существенна…

Озверевшая, вооруженная, подогретая водкой, анашой и погромными словами толпа катилась вперед, и милосердия от нее ждать никому не стоило…

Следующий блок-пост, прикрывавший правительственный комплекс, был усилен бронетранспортером, но это не спасло. Просто не решились. Шансов, наверное, не было и так, но можно было бы продать жизнь подороже, открыв пулеметный огонь по толпе. Все-таки полтысячи патронов калибра 14,5 – сила, особенно по скученной толпе в ограниченном пространстве; на близком расстоянии такая пуля проткнет несколько человек одного за другим, прежде чем остановится. А рядом ПКТ с двумя тысячами патронов, который может строчить и строчить. Но увы. В бэтээре сидели солдаты внутренних войск, которым просто не повезло служить, когда началась революция. Их не учили тому, что они должны были сделать. В истории России, а Татарстан являлся ее неотъемлемой частью на протяжении пяти сотен лет, просто не было длительных периодов серьезных военных диктатур, армия никогда не выполняла роль карателя, никогда не вела бой со своим народом. Армия всегда набиралась из народа и была народной, а не карательной. И сидящие в бэтээре солдаты, увидев текущую на них людскую лаву, потрясающую оружием и черным тряпьем знамен, просто не среагировали. А потом было слишком поздно…