Закодированный - Алексей Слаповский

Татьяне в тот день надо было на работу, но она не смогла пойти, позвонила хозяину и попросила заменить ее ввиду болезни.

Ждала Георгия.

Чувствовала, что придет.

Знала, что изменил. То есть не изменил, она же ему не жена и не любовница, а… обманул? Оскорбил? Нет, все-таки изменил!

Откуда она это знала – мне не понять, хоть я и автор.

Татьяна готовилась выгнать его – навсегда.

Потому что нельзя так мучиться.

Она жила без него прекрасно, спокойно – и без него будет жить так же.

Детей услала в кино. Они удивились, но не дураки же, выпросили денег еще на воздушную кукурузу и сладкую воду.

Главное – без крика. Спокойно.

Уходи, мол, и никогда не возвращайся.

Чтобы занять себя, стала чинить старую паяльную или, как дети ее называли, палильную лампу – на днях собиралась позвать специалиста забить откормленного борова, потом надо разделать тушу, пропалить шкуру, вот лампа и нужна.

Сходила, кстати, в хлев, где дала борову Тишке особенно много корма, сказав:

– Извини, брат, но завтра или послезавтра тебе каюк. Жалко тебя? Конечно. Но люди так устроены – им жрать надо. И жрут, и жрут… Не одну же капусту? Есть вегетарианцы, но я не знаю… Как без мяса? В нем протеин, жиры и еще что-то. Понимаешь? Так что не сердись. Эх, Тиша, Тихон, – почесала она бок борова, отчего тот хрюкнул, получив добавочное к пище удовольствие. – Ты вот в хлеву живешь, не разговариваешь, безмозглый вообще, хотя и не дурак, это правда. Ну и что? Другой в доме – а хуже, чем в хлеву. Разговаривает – а лучше бы хрюкал. И, главное, пользы никакой, наоборот, даже вред… До тебя тут Жиган жил, черный был, большой, одного сала бочку насолили огромную… А я с мужем жила бывшим, с Валеркой, собачились каждый вечер. Пособачимся – я к Жигану, плачу, как дура, все ему рассказываю. А он смотрит, как ты тоже иногда, и будто все понимает. Это до чего доехать, Тиша, ты подумай! От живого человека, от мужа – к свинье общаться уходила! То есть человек хуже свиньи оказался. Его бы, Валерку, прирезать, только бы все вздохнули с облегчением. Нет, нельзя – тюрьма будет. А тебя, такого хорошего, зарежем вот – и никакой тюрьмы. Как ты это оцениваешь, Тиша?

Тиша был увлечен едой и никак не оценил. Вернее, казалось, что оценил положительно. Не боится смерти тот, кто не знает о ней.

Татьяна, сидя за столом, возилась с лампой. Налила туда для пробы керосина.

Подкачала, попыталась поджечь. Никак. Встряхнула, осмотрела со всех сторон. Иголкой прочистила дырочку форсунки. Еще раз подкачала. Поднесла спичку – пламя полыхнуло чуть не на метр именно в тот момент, когда Георгий открыл дверь.

Он отшатнулся от огня, поднял руку.

И осел у косяка.

Татьяна закричала:

– Георгий! Гоша! Я не нарочно!

Когда Георгий открыл глаза, он увидел, что сидит у порога на полу в каком-то доме. Перед ним склонились две женщины. Обе красивые, одна полная, ярко одетая, с сильным запахом духов, вторая попроще, потоньше, а глаза у обеих похожи – расширенные, испуганные, ждущие.

– Вы кто? – спросил Георгий.

Часть 4

Рената перепугалась:

– Что с тобой, Гошенька? Тебе в больницу надо! Пойдем, я отвезу!

– Не трогай человека! – довольно резко сказала Татьяна. – У него уже все в порядке. Да, Георгий?

– Какой Георгий? Что происходит?

Георгий тряхнул головой, потер ладонями глаза, встал, осмотрелся.

Рената, увидев, что с ним все в порядке – по крайней мере внешне, обрадовалась:

– Это оттого, что ты работаешь много. Да ночь почти не спал, – напомнила она ему, приятно улыбнувшись. И метнула, конечно, быстрый взгляд на Татьяну.

– Садись и поешь, – посоветовала Георгию Татьяна, проигнорировав этот взгляд. – А потом поспать хорошо бы.

– Здесь, что ли? – брезгливо огляделась Рената. – Он ко мне переехать собрался, между прочим. Какой ты встрепанный у меня! – Рената протянула руку к голове Георгия, но тот уклонился и сказал:

– Извините, я вас не знаю!

– Что?! Это у нас шутки такие?

– Какие шутки, не знаю я вас, сказал же!

– Вот мы как себя ведем! – закричала Рената. – Способ известный: сначала голову заморочил, залез в постель, вел себя безобразно, попользовался, а потом – ничего не знаю, ничего не помню! Дружок, со мной такие номера не пляшут! – Рената забыла о своей интеллигентности, которую так старательно в себе воспитывала, и перешла на привычный торговый лексикон. – Не хочешь по-хорошему, будет так, как я захочу, понял? Сейчас пойду на экспертизу к гинекологу, а потом со справкой – в милицию! И сядешь у меня за изнасилование!

– Очень красиво! – закричала и Татьяна. – Мужчину обманом затащила к себе, а теперь тюрьмой грозит! Ясно, он с такой шалашовкой только по решению суда будет жить! – она тоже перешла на знакомые и ей не хуже Ренаты торговые интонации. – Он со мной живет – нормально, как муж, поняла? А тебя просто пожалел один раз!

Татьяна брякнула это, то есть насчет того, что Георгий с нею живет как муж, не подумав. Мысленно охнула, но тут же решила: сказано – так сказано. Надо держаться теперь этой линии.

– Ах ты… – Рената набрала воздуха, чтобы выпалить все, что думает о Татьяне, но тут Георгий громко и внятно сказал:

– Помолчите обе!

Женщины умолкли. Смотрели на него. Вернее, всматривались.

В глазах Ренаты он остался прежним: сильным, разумным, уверенным.

Татьяна же видела больше. Если раньше Гоша был сперва сущим ребенком, потом превратился в порывистого недоразвитого человека с малоосмысленными поступками, потом – в задумчивого мужчину, решающего про себя серьезные вопросы, то теперь, она сразу поняла, стал уже человеком не размышлений, а дела. И Георгий это тут же подтвердил своим поведением.

– Так, – сказал он. – Без крика, без эмоций. Что случилось?

– Случилось то, что ты пошел за вещами, а она тут что-то с тобой сделала! – поторопилась объяснить Рената.

– Что сделала? – спросил Георгий.

– Ничего я не сделала! – отрицала Татьяна.

Она понимала, что Георгия в теперешнем состоянии интересуют не детали, а общее положение вещей. И поспешила это положение обозначить:

– Суть такая: ты сейчас опять потерял память. А до этого тут жил. У меня. Фактически моим мужем.

– Почему?

– Потому что тебя это устраивало.

– Да не устраивало его это! – возразила Рената. – Он ко мне собрался уйти!

– Он тебя не знает, ты разве не слышала? – напомнила ей Татьяна.

– А тебя?

– Конечно! – уверенно ответила Татьяна. – Ведь знаешь, Георгий? Да?

Георгий переводил взгляд с одной женщины на другую.

– Вас – точно не знаю, – сказал он Ренате. – А вас… Припоминаю…

– Ну, а я что говорила! – обрадовалась Татьяна. – Давай, садись, поешь – и окончательно все вспомнишь! Моего борща никто забыть не может!

Георгий, недоумевая, машинально сел за стол – не ради борща, а ради более устойчивого положения, потому что голова у него слегка кружилась.

Это прибавило Татьяне уверенности.

– Извините, до свидания! – сказала она Ренате. – Как-то странно вообще: в чужой дом ворвались, чужому мужчине претензии предъявляете! А если что было, то не придавайте значения, у Георгия случается: что-то сделает, а потом не помнит. Болезнь такая. А вы этой болезнью воспользовались!

Рената растерялась.

– Совсем ничего не помнишь? – спросила она Георгия.

– Нет.

– Нет, но как же… Так с тобой… Всю ночь… Ну ладно. Я никогда не напрашивалась! – вспомнила Рената наконец о своей гордости.

И, опустив руки, пошла к двери.

Там остановилась и, не оборачиваясь, жестко сказала:

– Работу чтобы закончил мне! В три дня!

Она вышла, а Георгий спросил:

– Какую еще работу? Женщина, объясните, как я сюда попал?

Татьяна объяснила. Она рассказала все, не упомянув только о деньгах, потому что не знала, как подступиться к этому вопросу, зато на свой страх и риск добавила то, чего не было:

– Ну, и получилось так, Георгий, что по причине, что тебя найти и опознать не смогли, ты тут остался, прижился, работаешь… Ну, как муж мне, получается.

Жили бы они где-нибудь в безлюдной глуши или на необитаемом острове, Татьяна могла бы сочинить Георгию вообще все: дескать, как родился, так тут и находишься, и я давно твоя жена, и дети – твои. И были бы они счастливы всю оставшуюся жизнь. Но Чихов – не безлюдная глушь и не остров, кругом соседи, они все Георгию объяснят и расскажут. Кроме, конечно, одного: кем он был по отношению к Татьяне, это дело личное, семейное, никому не известное, можно смело фантазировать.

Георгий выслушал и начал задавать вопросы:

– То есть я даже не выяснял, кто я?

– Почему? Мы к врачу ходили. Милиция розыск объявила.

– И?

– Результатов нет. Харченко Виталий, он этим занимался, начал сочинять, будто ты чуть ли не преступником был.

– Я?! Что за чушь!

– Думаешь, нет?

– Да быть того не может! Я совсем без вещей пришел?