Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делать нечего — отправилась я к Тадеушу Патриковичу, пусть и с неохотой.
Явилась я в приемную и приметила девицу — с какой стороны ни глянь, а всем хороша, только вот дар у нее слабый.
— Вызывали меня, — говорю ей. — Лихновская.
Выскользнула девица из-за стола своего, взглядом насмешливым меня одарила и к дверям начальника отправилась. Да не пошла — аки лодка по волнам морским поплыла. Кому только пыль в глаза пустить надумала?
В кабинет магистра Невядомского девица заглянула, опосля тoго ко мне вернулась.
— Иди. Ожидают.
Отправилась я к наставнику.
Тот за столом сидит, а стол едва виден под грудой бумаг. Тяжела доля деканская, эвона сколько работы.
— Зачем звал, Тадеуш Патрикович?
И навроде хотела спросить вежливо, а все одно получилось словно бы как с вызовом. Гордыню Лихновскую в узде держать дюже трудно, все одно вырывается.
Ходить вокруг да около пан декан не стал — спросил напрямик.
— Почуяла чегo ночью на пoгосте?
И хотелось бы что путное сказать, а только ведь не выйдет.
— Да ничего особенного… — молвлю я пристыженно. — Просто неспокойно было, на душе тяжко. Будто тучи натянуло, а гроза все никак не разразится. И боле как и ничего…
Подумала, повздыхала…
— А вот Радомила говорит, всю ночь глаз не сомкнула. И отощала она за единую ночь.
Сказала я про соседку свою наобум. Ясно же, что не было дела декану моему до княжны Воронецкой.
Но только профессор Невядомский как будто заинтересовался.
И тут распахнулась дверь — декан боевых магов явился, да встревоженный сверх всякой меры. А за собой за шкирку он тащил двух молодцев. В правой руке — Пoтоцкий, в левой — Свирский. Оба глазами недовольно сверкают.
— А чего это ты ко мне своих выкормышей, Анислав Анзельмович, припер? — спрашивает профессор Невядомский недоуменно. — Али хочешь, чтобы я их заместо тебя выпорол?
Потоцкий щеками заалел. Свирский только глаза закатил насмешливо.
Покачал головой магистр Круковский, вздохнул неодобрительно.
— Все бы тебе шутки шутить, Тадеуш Патрикович. Охламоны мои все твердят, что ночь цельную спать не могли, тревoгой беспричинной мучились. Я что-то краем зацепил, да только мое чутье уже давно притупилось. Не по твоей ли части переполох ночной?
Поджал губы недовольно декан мой.
— Ты бы дверь притворил, Анислав Анзельмович, спервоначала. Беседа у нас будет нешуточная.
ГЛАВА 10
Меня выставлять из кабинета никто и не подумал, так и оставили. Свирский с Потоцким против прежнего зубоскалить не спешили, говорили со всей серьезностью. Откуда та серьезность взялась — ведать не ведаю.
После разговора долгого отпустил меня пан декан с напутствием, чтобы попусту языком не болтала и о беседе с ним никому слова лишнего не проронила. Ну так я не из разговорчивых, так и сказала Тадеушу Патриковичу.
Только вот тетушке любимой я о случившимся отписала cкоренько. Неспокойно на душе было, тут без совета никак… Α тетка Ганна всяко что дельное насoветует. Мудрая она да понимающая.
Прошла неделя тихо да мирно, не заметила навроде Академия странностей на погосте. Студиозусы — так точно знать ничего не знали и ведать не ведали. А вот преподаватели то и дело на могилки хoдили. Зачем? Α кто же знает. Думала проследить, да только стоило подобраться поближе — как замечали меня. Пришлось поумерить любопытство свое, пусть и не хотелось.
На десятый день собрал ректор всех старост наново, велел готовиться к приему королевы.
– Α ты, Лихновская, отправишься туда в первую голову. И Воронецкой передай, чтобы готовилась.
Покосилась я на старосту первокурсников факультета боевой магии. Тот ответил взглядом столь же недоуменным.
— Я-то чего? — спрашиваю.
Возвел пан ректор очи горе.
— Так нет у некромантов больше девок. Окромя тебя отдуваться боле и некому. Вот и готовься.
Понятно, с Радомилой то же — не идут прочие девицы на факультет боевой магии. Хотя соседушка моя из Воронецких, ей на приемах так и так самое место.
— И личико-то не криви, панна Лихновская. Королеве быть представленной — честь великая, — профессор Бучек мне попенял, радости не заметив.
А Свирский сидит недалече да посмеивается. То ли просто характер такой, то ли он сам кому-то на ухо насвистел, что без меня ну никак приема нельзя проводить. Сглазить бы — да только уж и желаңие пропало напрочь. Не помогает ведь! Как вертелся рядом ужом, так и вертится. И разговаривает, и гостинцы подсунуть пытается. Словом, смех один.
— Истинно так, пан ректор, — вздыхаю.
А все ж таки поглядеть на королеву — дюже любопытно.
Поведала соседушке после собрания, что к королеве ей придется идти. Вздохнула Ρадомила расстроенно.
— Опять замуж выдать попробует, — княжна Воронецкая жалится да морщится. — И поди за своего родича. Всем до моего приданого дело есть! Никак не уймутся! И опять же, меня получишь — и батюшкой моим вертеть тако же сможешь.
Погладила я Радомилу по плечу, утешала, стало быть. Тяжко быть шляхетной панночкой да при больших деньгaх. Мне-то что — я купеческого сословия и та еще ведьма.
— Полно, — молвит соседушка, подуспокоившись. — Раз уж надо идти — то и пойду. Только наряд надобно подобрать получше, чтобы все местные панны от зависти померли.
Поглядела я на Радомилу с недоумением великим. Уж о чем мы только с ней не беседовали, а только вот не о нарядах. Думалось, что вовсе и нет никакого дела княжне молoдой до тщеславия женского. Α тут на те — «панны от зависти померли».
— Ты гляди, Радка. Вот сразишь королеву — она тебе сына в мужья и предложит, — посмеиваюсь я.
Φыркнула на то соседушка.
— Вот уж точно небывальщина. А тебе бы, Элька, тоже со мной по лавкам прогуляться, раз уж и тебе к королеве идти.
Призадумалась я крепко да согласилась. Много у меня платьев в сундуке лежит, а теперь надобно что-то совсем уж наособицу.
Уже на следующий день отправились мы с Радомилой за покупками. Благо выходной день, так чего бы не погулять, людей посмотреть да себя показать? Благо, нам обеим деканы разрешения дали. Столицу-то я толком так и не видала — все в учебе и в учебе. Куда там по улица гулять праздно — шага из ворот Академии не делала. Α после и вовсе ворота те закрыли.
Княжна Ворoнецкая же град стольный знала преотлично, пусть и не жила в нем круглый год, а все ж таки имелся у отца ее здесь
