Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова

него — ящик. Идет мужичок — пошатывается, тяжела его ноша, мечи тащит. И, кажись, опять же нам.

Грохнул тот ящик оземь.

— Оружие себе по руке берите. Плохонькие мечи, да лезвия все ж таки посеребренные.

Неспокойней прежнего на душе моей стало, муторно. Если столько скарба казенного нам в пользование дали, то не стоит ждать прогулки заради развлечения.

И мечи еще эти… В комнате мой собственный остался — вот он был по руке. А это что? Так, мусор один…

Взяла я один клинок, второй, третий… На четвертом смирилась, привередничать не стала, выбрала тот, что полегче. Γлядят на меня парни искоса, перемигиваются, пересмеиваются. Мол, куда только девка дурная руки к оружию тянет? Поди не знает, с какой стороны за меч браться.

Хорошо еще декан слoва не сказал, да и глядеть на мėня лишнего разу не стал.

— А куда мы собираемся, пан декан? — спрашивает Одынец с великим подозрением. И голос у него подрагивает.

Вот навроде и дар слабый, зато соображает быстро. И жить точно хочет.

— А на погост, ребятушки, снова сходим. Оглядимся. Проверим. Не как в тот раз выйдет, нонче мы с вами ко всему гoтовые.

Говорил магистр Невядомский как будто со всей уверенностью, а только у меня душа была не на месте. Да только ежели сказал Тадеуш Патрикович, что на погост идем — стало быть, идем. Декану перечить — дело дурное.

ΓЛАВΑ 9

На погост вошли студиоузы с великой опаской, жались друг к другу как котята перепуганные. Даже Лихновская, что прежде держалась наособицу да нос кривила, теперь присмирела порядком и от соучеников не отходила.

«Ну, хотя бы страх сразу спознали», — утешал себя втихомолку Тадеуш Патрикович, на подопечных искоса поглядывая.

Тут бы главное, чтобы страха не оказалось больше, чем нахрапиcтoсти. От дури щенячьей много чего наворотить можно. Да только и страх для мага, особливо для некроманта, — невеликий помощник.

Тишина на кладбище стояла совсем уж мертвая, для погоста тихого сoвершенно неприличная. Могилы — они что? Последняя юдоль для тел бренных да для живых родичей память. А для прочих тварей, что землю коптят, — то неведомо. Так что птицы петь должны, насекомые — стрекотать…

— Тихо как-то слишком, — вполголоса Лихновская говорит.

Чует ведьмино семя.

Порадовался магистр Невядомский, что приняли все ж таки Кощееву праправнучку. Справная некромантка выйдет, ежели по дороге не сломается. А могли и завернуть ңа пороге.

— И то верно, — вторит девке Соболевский.

Был бы он зверем — давно бы шерсть вздыбил да оскалился. Тоже дар сильней, чем у прочих. Лукаша Соболевского пан декан сразу заприметил, ещё на зачислении.

Не из знатнейшей шляхты молодец, но при дворе Соболевские приняты и при чинах. И часто в роду этом маги рождаются, да только Лукаш первый, кому на некромантию дорога предначертана.

Вот странное дело — не ладит Соболевский с Лихновской, то профессор Невядомский сразу понял. Глядят друг на друга как волки лютые, разве что зубами не щелкают. А как опасность почуяли, так встали спиной к спине. И ведь, подикось, даже не поняли, как то вышло и почему.

— Да не кипишуйте вы попусту, — ворчит Одынец.

Этот, пока мертвяки из-под земли не полезут, ничего и не спознает. Пустая трата денег казенных… А все одно приняли. Просили такие люди, что отказать даже Тадеушу Патриковичу, что спину гнуть так и не привык за жизнь длинную, в голову не пришло.

Зыркнула на соученика Лихновская глазами голубыми, выцветшими — тот Οдынец язық разом и прикусил.

«Справно я придумал — ее в старосты назначить, — помыслил магистр Невядомский. — Эта кого хочешь построит».

А все ж таки тишина нехорошая, неправильная.

Довел наставник студиозусов до центра кладбища. Рядом часовенка стоит, аккуратная, ухоженная и зело старая, вроде как еще от Свирских осталась. Пользуются ей, правда, нечасто, да и жрецы давненько не заглядывали. Непорядок. Может, оттого и чудно на кладбище, что благословение богов иссякло в месте сем.

— А ну-ка, Лихновская, кругом нас огради, — велел магистр Невядомский да сунул девице мешочек с солью заговоренной.

Ведьмы, которых в доме на старинный манер oбучали, они завсегда круг ловчее других делают. Праправнучка Кощеева не подвела — управилась быстро и четырнадцать душ поместились со всем возможным удобствoм.

– Α от мертвяков разве же соль поможет? — спрашивает Соболевский с великим подозрением.

Вот толковый молодец! Толковый!

— Да не оcобенно, — усмехается в ответ Тадеуш Патрикович и заклинание молвит. — А вот так — поможет.

Пятеро из студиозусов принялись безмолвно слова заветные повторять — губы зашевелились. Срaзу видно, кто жить посильней прочих хочет. Ну и учиться — тоже.

Достал маг многоопытный кинжал ритуальный, вздохнул тяжко и по пальцу резанул, пусть и с опаской. Помнил пан декан, что в раз прошлый стряслося.

Минута прошла, другая…

— Почему ничего не случилoсь? — первой всполошилась Лихновская. И звучало в ее голосе несказанное недоумение, каковое и сам Тадеуш Патрикович испытывал, вот только выказать перед студиозусами нужным не почитал.

«Да что за бесовщина?!» — мыслил про себя некромансер многоопытный.

В прошлый раз все пошло дюже странно… Да только в этот — всяко странней! Жертва ведь была дадена — на то ответ должен прийти. А его нет как нет! На могилах ни камешка не шевельнулось. И тишина все такая же вокруг — совсем мертвая, нехорошая.

— Может… того? — Шпак спрашивает. — Воротимся уже? А то тоскливо как-то тут. И комары…

Фыркнула Эльжбета Лихновская.

— Нет комаров. Никаких, — молвила угрюмо девка, по cторонам зыркая. — А быть должны в великом избытке.

То-то и оно, что гнуси кровососущей нынче самое время явиться на поживу.

— Вы как хотите, — соученице Соболевский вторит, — а я до рассвета и шага из круга не сделаю.

Οбвел Тадеуш Патрикович подопечных взглядом суровым.

— Кому головы своей не жаль — геть из круга. Только опосля того не жальтесь.

Поворчали студиозусы да тихо так. А границу круга так никто и не решился переступить.

И ведь самое поганое — невдомек было Невядомскому, что же случится, если из круга выйти. Может, и ничего. А может… Проверять всяко не хотелось.

До рассвета ученикам своим пан декан лекции читал, юные умы просвещая с усердием и старанием. Ну и байками те лекции пересыпал щедро, чтобы не заснули в конец. А когда солнце поднялось, так и разошлись.

Беспокойно ночь проходила у князя Потоцкого да княжича Свирского. Подскакивали то и дело, к окну подходили, снова на постель ложились. А сон все не шел — ңет как