Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов

подбрасывал ему в сеть живых мух, которых сам излавливал на столе во время обеда. Диоген проявлял к Марку интерес, спускался по нити и разглядывал огромными сетчатыми глазками, а однажды без опаски позволил погладить спинку. При этом Марк с удивлением отметил, как после таких «свиданий» Диоген всегда разрушал полностью паутину и с каким-то «вдохновением или азартом» ткал новый узор, но каждый раз совершеннее предыдущего. Марк воспринимал это как «подарок» за своё внимание к Диогену. А за день до отплытия из Диррахия Марк, «как уже сложилось в отношениях между ними, спросил паучка о погоде», – и паутина вдруг заблистала новым орнаментом, предвещая удачное плавание…

Наблюдая приближающийся берег Италии, Марк ощутил в груди болезненные толчки, казалось, сердце вот-вот выскочит. Что ожидает его в Риме, как воспримет народ его возвращение?

Корабль вошел в гавань и осторожно приближался к причалу. Марк разглядел много людей. Кого-то встречали – махали руками, восторженно кричали…

В толпе он увидел до боли родное лицо… Туллиола, любимая дочь! Как она оказалась здесь? О, люди на причале радостно встречали его, Марка Цицерона!

Дочь, рыдая, бросилась в его объятия, и он тоже не совладал с чувствами – заплакал. Обратил внимание, что Туллия в трауре: из последнего письма Марк знал, что муж Пизон, с которым дочь прожила шесть лет, недавно умер – сильно промок под осенним дождём, простудился, да так и не оправился от болезни. Детей у них не было. Бедная девочка! Сегодня у неё день рождения, а она в трауре…

Туллиола ожидала возвращения отца в Брундизии, куда поспешила, как только получила первые сообщения о принятии закона в пользу отца. Знала, что лучшего подарка он не мог и предположить. Они разместились в коляске и в окружении восторженных жителей поехали в город. Возвращение Цицерона совпало с торжествами по случаю основания города греческими переселенцами; почётного гостя не отпускали несколько дней. В муниципалитете состоялся приём, на котором не утихали здравицы в честь римского оратора.

Туллия поделилась с отцом не только радостными подробностями. Имелись опасения, касающиеся его появления в Риме. Не для всех он желаем в Риме. Более всех – Публий Клодий, проигравший сражение, но не войну с Цицероном. Для обеих сторон враг не повержен. Разбойничьи банды бесчинствовали на улицах и в окрестностях Рима, наводя ужас на владельцев вилл, кто когда-то выступал против Клодия. Вот почему Цицерону пока не следует рисковать…

Уговаривать Марка не пришлось, он сам давно хотел проехать по городам и поселениям Италии – напомнить о себе – «Отце нации». Жители семьями выходили приветствовать его, встречали с ликованием, бросали под ноги цветы, словно победителю, устраивали городские шествия с состязаниями атлетов и гладиаторскими схватками. Знатный гость благодарил всех, кто радовался его возвращению, кто выступал против беззаконных действий Публия Клодия. Каждый город просил Цицерона принять почётное гражданство, которое он с благодарностью принимал. В результате Рим пока отдалился от бывшего изгнанника не менее чем на полгода.

* * *

Цицерон продумал до мелочей своё прибытие в Рим. Он специально подгадал к началу Всеримских игр в честь Юпитера Капитолийского. Вот почему, когда въехал через Капенские ворота, его встречали толпы празднично одетых людей. На самом деле все радовались предстоящим бесплатным зрелищам: кулачным и звериным боям, гладиаторским сражениям, стремительным гонкам колесниц, театральным постановкам и состязаниям музыкантов. Но Марка Цицерона в коляске, которая с трудом продвигалась по улицам, узнавали, радостно приветствовали. Рядом с гордым видом сидела Туллия, радовалась за отца. Часть людей двинулась вслед, ожидая, что оратор что-то скажет им. Торжествующе поглядывая на людей, Цицерон чувствовал себя настоящим триумфатором.

Коляска остановилась у Форума, дальше продвигаться не имело смысла из-за царившей толчеи. Римляне с радостными возгласами подхватили «спасителя Отечества» на руки и понесли… в Сенат.

Для участников заседания такое появление Цицерона вызвало некоторое замешательство, но все были счастливы видеть несчастного изгнанника; даже триумфатору Крассу ничего не оставалось как расплыться в улыбке и, широко раскрыв объятия, произнести дружеским тоном:

– Поздравляю тебя, дружище Марк! Отныне считай и меня своим другом, как просил сделать мой сын.

Хотя Цицерон готовил себя к встрече с сенаторами, друзьями и недругами, думал, что скажет тем и другим, что думает о них, о каждом. А сейчас растерялся и, забыв всё, от радости прослезился. Обнимал всех подряд, говорил, что счастлив их видеть, друзей намного прибавилось, и что для него всё плохое позади. Для него прощать лучше, чем сердиться, тем более ненавидеть.

Восторженная душа Марка запросила не менее возвышенную речь:

– Друзья мои, я люблю вас всех! Право, стоило побывать в изгнании, чтобы испытать такое великолепное возвращение. Мне кажется, что я, словно по ступенькам, всхожу на небо.

В сопровождении сенаторов и всяких празднично настроенных людей Цицерон поднялся на Капитолий, вошёл в храм Юпитера, дабы возблагодарить бога. Заметив на стенах бронзовые доски с текстами законов и указов трибуна Клодия об его изгнании, Цицерон сорвал их и бросил под ноги под одобрительные крики.

На следующий день, возмущённый «незаконным самоуправством», Клодий подал жалобу в сенатскую комиссию, но тут же прозвучали угрозы Марка Цицерона с обещаниями раскрыть его преступление в подлогах «усыновления» Фонтеем. Всё громче раздавались голоса: Клодий – ненастоящий плебей, а значит, в трибуны избирался незаконно, следовательно, все его действия и законы являются недействительными! Публия Клодия – в тюрьму!

Возвращённый в повседневную жизнь Рима, Цицерон не удовлетворился народной встречей и поздравлениями сенаторов. На очередном заседании Сената он произнёс благодарственную речь; его переполняли чувства гордости за себя и восторга от прежних собственных дел. Сенаторы с удивлением услышали, что с его отъездом Италия постепенно превратилась в территорию заброшенности, дикости и безмолвия, народ преисполнился горя и печали… Отсутствовали законы, суды, права магистратов, авторитет Сената, свобода и обильный урожай:

– Вот почему вы призвали меня своим решением, народ потребовал, государство умолило, а вся Италия внесла меня обратно на собственных плечах.

На другой день Марк выступал перед народом на Форуме, где чувствовал себя безмерно счастливым. Его внимательно слушали, восторженно приветствовали, а он говорил, что «удалился из Рима только потому, чтобы не дать повода к гражданской войне, не быть причиной гибели многих людей».

– Дважды я спасал государство, – услышали люди на Форуме, – когда я, консул, носящий тогу, победил вооружённых людей и когда я, частное лицо, отступил перед вооружёнными консулами. Я подумал: лучше пусть честные мужи оплакивают мою участь, лишь бы они не отчаивались в собственной жизни!

* * *

Настал день, когда Марк заметил, что не все проблемы для него благополучно закончились. Не только Публий Клодий продолжал враждебные действия и речи, среди сенаторов оставались недоброжелатели, и среди них Цезарь, Красс и Помпей. Но каждый триумвир желал видеть знаменитого оратора при себе, ожидая, «к какому берегу решит причалить»…

Цицерон понял это и поначалу мостил дорожку к Гнею Помпею – понятному для него человеку, признававшемуся в дружбе и обещавшему сотрудничество. При обсуждении в Сенате вопроса обеспечения города продовольствием Марк обвинил Клодия в том, что он своими преступными действиями способствовал росту цен на хлеб. И для наведения порядка предложил наделить Гнея Помпея чрезвычайными полномочиями «диктатора по продовольствию» на пятилетний срок. Предложение прошло, после чего Помпей был вынужден заниматься неблагодарными делами, Клодий потерпел поражение, а Сенат укрепил авторитет среди римского населения.

* * *

На