Наблюдатель - Стас Устенко

– Вероника, большую часть книги кто-то похитил.

– Что значит…

– Как думаешь, кому мог понадобиться этот несекретный документ, с которым многие у вас хорошо знакомы?

– Понимаешь, в чем проблема…

– Вот теперь понимаю. На самом деле эта штука была под семью замками, и вы у меня ее не отняли потому…

– …потому что Брюсов решил включить тебя в наблюдательный совет и дать все высшие допуски. Ты прав. Эта «Доктрина», ну, как сказать… На сегодня она уже история, вернее – миф, большинство не воспринимает ее всерьез. Знаешь, сколько таких творений вышло в начале ХХ века…

– Хорошо. Тогда можешь мне в двух словах пересказать отсутствующий отрывок?

– Не могу. Оригинала никто из знакомых мне людей не читал. Те же, кто рассказывал мифы…

– A когда материал попал к вам в руки, тебе не захотелось с ним ознакомиться?

– Брюсов не…

Конца ответа я не услышал, так как мы оба одновременно подняли глаза к небу, в котором сначала тихо, а затем все сильнее и сильнее слышался шум двигателей. Очень скоро над нами завис пузатый зеленый вертолет, и с него скинули длинную веревочную лестницу. Приглашения ждать не пришлось, Вероника тут же начала карабкаться вверх, и мне оставалось лишь последовать за ней. Книгу я опять зачем-то сунул в карман. Странно, наверное, виноват адреналин или что-то еще, но подъем на немалую высоту по дрожащей от ветра лестнице не показался мне экстраординарным событием. Даже страха особого не было – я тупо, как на уроке физкультуры, лез наверх, концентрируя взгляд только на веревках и ступеньках и думая о том, что, наконец, смогу сесть в нормальное кресло.

Наверху мне подал руку бравый молодой лейтенант. Он широко улыбнулся и сказал:

– Хорошо, что удалось вас быстро найти, товарищи! Очень сожалею о потере Брюсова – настоящий был коммунист, до мозга костей.

– Откуда вы обо всем узнали? – прокричала в ответ Вероника.

– Мы почти по вашим следам шли, маячки на са молете-то еще работали после крушения. Хотя вы, конечно, об этом знать не могли, а чем играть в угадайку, лучше действовать. Когда стало ясно, что деревня рядом… э-э-э… ненормальная, я запросил воздух.

– Спасибо! – Вероника протянула руку нашему спасителю. – Вероника, Майкл.

– Гавриил, – он опять широко улыбнулся в ответ, – Гавриил Рябушев. Очень приятно. Отправляемся к «Ленину-8»? Ой, какой же я болван – вас же в госпиталь надо…

– Не надо, – мы с Вероникой одновременно покачали головами. – Летим сразу на место.

Когда машина взмывала ввысь, за спиной проревела пара штурмовиков. Я оглянулся. Деревня под нами расцветала оранжевыми напалмовыми огнями.

17

Вертолет довольно быстро достиг огромного плоского луга с рядом невысоких серых построек. Приглядевшись, я заметил тройной ряд заборов с колючей проволокой, а еще поодаль – бетонную стену с вышками. Охранялось это место похлеще, чем пусковые установки ядерных ракет. Гавриил Рябушев вышел с нами и, даже не пригибаясь под винтами, быстро зашагал к бетонному двухэтажному дому. Рукой он указал нам на вход. Сразу за узким тамбуром оказалась неплохо обставленная приемная – пара шкафов, секретарский стол и массивная дверь в основной кабинет.

– Вы присаживайтесь пока, – миловидная полненькая секретарша улыбнулась. – Егор Петрович еще занят, придется подождать.

Тут в кабинете раздался звериный рык, затем что-то упало и покатилось.

– Да-да, нервы у него расшатанные, столько всего пережил… В парткоме знают, но у него столько заслуг, что эта маленькая слабость простительна… Вы уж извините, – секретарша спрятала глаза.

Тут огромная дверь распахнулась, и перед нами предстал сам Егор Петрович. Невысокого роста, кряжистый, кривоногий, он чем-то напоминал маршала Жукова, каким мы привыкли видеть героя войны в учебниках истории. Бесцветное лицо, но очень выразительные, живые глаза – то ли карие, то ли зеленые, не поймешь.

– Света! – крикнул он. – Приберись там немедленно!

– Сию секунду, – секретарша юркнула в кабинет.

Майор виновато улыбнулся:

– Гости дорогие, наконец-то вы у нас. Поздравляю, так сказать, что выбрались. Егор Петрович Проволока – к вашим услугам.

Проволока. Отец олигарха, которого я видел в Москве в подземелье? Или опять совпадение? Впрочем, сейчас это не важно.

– Вероника Сталь, – моя спутница протянула ему руку.

– Майкл Холмогоров, – представился я.

– Чтобы не возникло недопонимания, скажу сразу, – Егор Петрович явно пытался выслужиться, – у вас здесь зеленый свет по всем направлениям. Покойный Брюсов получил карт-бланш на любое вмешательство в проект. А сейчас из штаба сообщили, что до его официальной замены, на которую потребуется не меньше квартала, все полномочия переходят к вам, товарищ Сталь. Так что никакого официоза и бумажной волокиты, вы мне говорите, что необходимо – я реализую. Комитет государственной безопасности в вашем лице получит полную поддержку, обещаю. Пройдемте, я покажу, где вы сможете отдохнуть. Или… Да что же это я! Вам же врач нужен.

– Не нужен, сейчас нам надо просто выспаться, – Вероника двинулась вперед.

– Кстати, наш коллега Сергей Шаповалов разве еще не прибыл? – я удивился, что вопреки обещаниям мне ничего не сказали о друге.

– Как же, как же! Предупреждены, ждем! Но ваш товарищ же сначала, как мне сообщили, в Москву отправился и только завтра к вечеру должен сюда прилететь. Это если по графику, – Егор Петрович с сожалением оглядел меня и скривился. – Надеюсь, никаких эксцессов больше не случится…

Нас отвели к довольно мрачному угловому зданию. Войдя внутрь, я сразу понял, что это место явно не для простого персонала – кремлевские ковровые дорожки на полу, холеный адъютант за столом при входе. Когда Егор Петрович отпер одну из дверей, моему взору открылась просторная двухкомнатная квартира – гостиная с тяжелой мебелью, залитая мягким светом спальня и небольшая уютная кухня.

– Вот, пожалуйста. Ванная здесь, – он кивнул на неприметную дверку слева. – А товарищ Сталь будет вашей соседкой, ее номер чуть правее. Располагайтесь…

– Спасибо, здесь очень уютно. Когда нам, э-э-э…

– Завтра в десять вы сможете начать наблюдение за экспериментами. Ну, до встречи!

Я снова пожал руку Егору Петровичу, закрыл дверь и плюхнулся на кровать, даже не сбросив туфли. Навалилась просто чудовищная усталость, мысли ворочались в голове словно ржавые шестерни. Одни пласты воспоминаний наползали на другие, и им, казалось, не будет конца. Выстрелы, наводнение, зеркальная маска, пытка, зомби… Я начал проваливаться в какой-то зудящий улей прошлых событий, но тут словно молния сверкнула. То, что это сон, было ясно сразу, а теперь я знал, что нахожусь в нем и действую по его правилам. Смотрю. Наблюдаю.

На меня радостно глядел Лазаревский.

– Вот мы и встретились снова, Майкл.

– Это все началось после того… вашего удара в челюсть.

– А! Ну ты же сам решил расширить границы сознания.

– Не настолько же. Как мне вернуться назад?

– Дурак ты, Майкл. Нет никакого «назад». Время – это непрерывная лента, у нее нет ни начала, ни конца, одна тотальность.

– Хорошо. Как мне сдвинуть свое восприятие обратно?

– Уже лучше. Но это – малодушие. Вместо того чтобы избавиться от иллюзий, ты хочешь заменить одну иллюзию другой, более привычной. Надо тебя снова к Матвею Петровичу Заболтскому отправить, может, он тебе глаза раскроет.

– Иголкой под коленную чашечку?

– Так ведь главное – результат.

– Да какого результата вы все время от меня хотите? Что сделать-то надо?

– Пойми. Ты – это не то, что происходит вокруг. Ты – это не твое тело. И ты – это не твой мозг. Ты – всего лишь наблюдатель. Так понятно? Именно из-за нежелания признать очевидное и возникла вся эта катавасия с миром. Люди что-то посчитали за познавае мое, что-то – за непознаваемое, что-то – приняли, что-то – отмели и забыли. Поэтому ты и живешь сейчас словно в коробке, в аквариуме – и удивляешься тому, что Луна в том твоем времени треснула… Смотри со стороны!

Тут я проснулся.

– Сегодня 1 октября 1971 года, очередное тестирование сферы, – Егор Петрович заглянул в дверь. – Вы идете?

– Да, конечно, – я начал собираться.

– Ваша напарница, Вероника, уже в смотровой. Я подожду вас на крыльце, пойдем вместе, – с этими словами Проволока неслышно удалился.

Очередной тест… Второй по счету – тут я вспомнил записи в «Молескине» – и на нем погибнет Лазаревский. Я должен предотвратить его смерть, сон еще раз мне напомнил об этом! Чувство дежавю не просто было постоянным, оно окружило меня каким-то давящим одеялом, сквозь которое с трудом пробивались мысли. Что, однако, не помешало мне быстро собраться и выбежать на улицу.

– Скорее! Надо остановить эксперимент!