Наблюдатель - Стас Устенко

– И как вам удается держать это в тайне? Ну не могу я поверить, что сожранные города можно так легко скрыть.

– A никто и не скрывает. Мир этот, Майкл, устроен так, что люди видят только то, что им предлагают увидеть. Вот родился человек, подрос, ему сказали, что елка – зеленая, что небо – синее, что молоко – белое. Сказали, что зимой холодно, а летом тепло. И все. А еще кучу разных вещей не сказали. Так человек при виде того, о чем не сказали, отводит глаза, стесняется и старается об этом поскорее забыть. На том все державы и стоят. Ты сам вспомни, неужели в детстве людоедов не видел? А? Только честно – врать-то сейчас некому. Да и рядом нет никого, кто сказал бы: «Ты сошел с ума!».

13

И тут я вспомнил. Когда я окончил второй класс школы, у тетки выдалось свободное лето, и мы сняли небольшую дачу более чем в двухстах километрах от Москвы, в Рязанской области. Зачем и почему мы забрались так далеко, большой вопрос – то ли захотелось отдохнуть от городской суеты, то ли ради экономии, то ли кто посоветовал. Но то, что деревня Перьево была настоящей дырой, я тогда понял сразу. Растянувшаяся узкой лентой вдоль пыльной проселочной дороги, которая превращалась в кашу после любого дождя и вообще изолировала нас от внешнего мира, она словно сошла с картинок учебников – иллюстраций о жизни в семнадцатом или восемнадцатом веке. Старые, полусгнившие дома, несколько коров, коз и лошадей на все поселение… Колхоз, функционирующий на последнем издыхании и упорно засевающий огромные поля кукурузой, а потом перемалывающий ее в комбикорм. Ржавые, неработающие водонапорные башни. Единственный на всю деревню магазин с несколькими видами консервов и тремя сортами карамельных конфет.

Через дом от нас располагалось жилище местного алкоголика Григория – треснувшие стекла окон, почерневшая шиферная крыша и пара здоровенных дворняг во дворе. Сам хозяин, статный краснорожий мужик, изъясняющийся исключительно витиеватым матом, каждый день с утра обходил деревню в поисках опохмелки. К обеду он был уже пьян, а вечером, что называется, еле приползал домой, и то не всегда. У Григория были жена – точно такая же алкоголичка Матвеевна – и сын Вениамин. Вениамин трижды сидел в тюрьме за мелкие кражи и имел реально чудовищную внешность – рост за два мет ра, рыжая щетина, горящие безумные глаза и оскал настоящего киллера. Так вот, уже через неделю после прибытия в Перьево мы с матерью стали свидетелями родственной драки на их крыльце.

Вениамин что-то не поделил с отцом, а так как оба были конкретно на бровях, он, не долго думая, сунул папе в морду. От короткого, но чрезвычайно мощного тычка Григорий отлетел метра на два в строну и рухнул. Вениамин смотрел на то, как батя поднимается, с идиотской ухмылкой на губах и не двигался. Далее то, что я увидел, напоминало некий странный походовой бой. Григорий-таки смог подняться и, дойдя до двери, взял запорку – короткое бревно толщиной сантиметров двадцать и длинной чуть более метра, которым семейство изнутри блокировало дверь на ночь. Он также медленно подошел к сыну и нанес ему страшный удар бревном по плечу, сбив с ног и вообще вышибив с крыльца. Затем остановился и начал наблюдать за отпрыском, почти не двигаясь. Сынку поднялся, помотал головой, дошел до папы. Григорий снова ударил запоркой Вениамина – теперь уже по голове. Вероятно, он рассек какой-то сосуд – на пол мини-водопадом вылилось с пол-литра крови, а Вениамин, постояв-постояв, упал на крыльцо и больше уже не поднимался. На этом этапе их кто-то заметил, запряг лошадь и поехал в центр деревни за участковым милиционером. Наутро Вениамина увезли в больницу. Потом жители говорили, что по пути парню припомнили очередную кражу и отправили в тюрьму – все лето его никто в Перьево больше не видел.

Именно так мне эта история представлялась – до сегодняшнего дня. После рассказа Вероники и происшествия с зомби я вдруг вспомнил, нет, увидел сцену из далекого прошлого совсем иначе. Вениамин стоял на крыльце, держа в руках человеческую кисть – в меру обкусанную и погрызенную. Григорий, подойдя к нему, очень ласково спросил сына: «Веня, нахер ты опять человека сожрал?», – за что и получил первый удар в морду. Каким образом эта деталь вылетела из головы – мне неведомо, но теперь я был абсолютно уверен в том, что Вениамин был тогда на последнем этапе превращения в живого мертвеца. Странно, как сознание человека может блокировать элементы, которые оно считает неприемлемыми и которые не укладываются в привычную картину мира. Мне почему-то снова в голову полезли рассказы об аборигенах, не слышавших и не видевших реактивные самолеты, идущие на посадку прямо над ними – и от всего этого стало даже гораздо тошнее, чем от физических ужасов, увиденных в проклятой избе.

– Майкл, нам пора уходить, отдохнули и будет. Никто не знает, сколько еще таких уродов осталось в деревне.

Мы вышли из дома и направились вверх по проселочной дороге. С собой я на всякий случай прихватил легкие вилы – они стояли у ограды дома Василия и казались неплохим оружием. Вероника передернула затвор пистолета и рассеяно пробормотала: «Всего две обоймы…». Вокруг нас словно постепенно сгущались тучи – в воздухе чувствовалась какая-то давящая гадость, ивы по краям дороги нависали над головами и закрывали солнце, даже грязь под ногами чавкала немного зловеще.

– Слушай, а может, нам не переть вот так, прямо по деревне? Обойдем ее по полям, постараемся найти шоссе, а там, глядишь… – мне стало действительно не по себе.

– Риск сейчас везде примерно одинаковый. Карты у нас нет, велик шанс и день-два проплутать. Да и зомби на полях тоже могут быть. А в деревне вероятность встретить нормального человека выше – дом Василия стоит на отшибе, может, само поселение еще не заражено. Попробуем.

14

Мы продолжили движение. Через четверть часа вдали замаячила линейка домов. Все они расположились по правую сторону дороги и имели весьма жалкий вид – полусгнившие, с облупившейся краской на бревнах и провалившимся шифером на крышах. Дым не поднимался ни над одной печной трубой. В деревне стояло абсолютное безмолвие – не то что собачьего лая не было слышно, даже кошка нигде не мяукала.

На крыльцо ближайшего к нам дома вышла толстая, почти квадратная баба в засаленном переднике. Крестьянка медленно повернула голову в нашу сторону, зыркнула мутным взором, затем побагровела и быстро направилась к калитке.

– Василия? Василия? Василия? – тупо бормотала она и перла вперед с упорством танка.

– Плохая идея, – мне стало ясно, что здесь мы никого живого не найдем. И самое плохое, что бежать особо некуда – левая сторона дороги уходила в крутой обрыв, а частокол заборов справа не предвещал ничего хорошего. Разве что назад…

– Стоять! – Вероника направила пистолет на бабу, но та не обратила на нас никакого внимания. Грохнул выстрел, на сей раз Вероника показала себя куда лучшим стрелком – от черепа женщины отлетел здоровый кусок, и она замертво упала на дорогу. Тут же скрипнули двери у соседей. На улицу начали выходить столь же неприятно выглядящие мужики и бабы – красномордые, с белесыми глазами, одетые в испачканное тряпье. Мы кинулись в обратную сторону, но несколько человек непонятно откуда вынырнуло у нас за спиной – похоже на ловушку. Не сговариваясь, Вероника встала в боевую стойку лицом к основной – человек двадцать, не меньше, некоторые с детьми – толпе. Я же занял позицию спиной к ее спине, выставив вперед вилы и обороняясь от четверых противников сзади – рослых, здоровых мужиков.

Застрекотали выстрелы. Я, даже не оборачиваясь, понимал, что дела плохи – двумя обоймами даже великолепному стрелку не удастся уложить эту компанию. Тут один крупный зомби оторвался от группы и опрометью кинулся на меня. Я присел, уткнув вилы концом рукояти в землю. Два острия вошли противнику в шею, я отскочил и, провернув инструмент, на удивление легко оторвал субъекту голову. Она откатилась куда-то к вековым ивам, размазывая по дороге сгнившую плоть. Тело пару раз дернулось и, заливая все вокруг черной кровью, затихло. Трое оставшихся мертвецов в задумчивости остановились, что дало мне шанс обернуться. У Вероники, как я и ожидал, дела обстояли хреново. Вернее, совсем хреново. Из толпы нападавших на земле лежало человек десять, не больше, остальные медленно шли вперед.

Делать было нечего, и мы кинулись к обрыву. Вероника скатилась первой, я кое-как сгруппировался, однако полетел вниз, словно мешок. Несколько прутиков ударили меня, один щелкнул по мочке уха, причинив нестерпимую боль – никогда бы не подумал, что такое ощущение способна доставить мелкая царапина. Но потом я уже мало что соображал, в голове звенело. Падение в ледяную воду я воспринял скорее как манну небесную, благо она хоть как-то привела меня в чувство. Правда, очень скоро стало ясно, что идея скатиться с обрыва оказалась не слишком удачной. Температура воды в речке была градусов десять, не больше, а перспектив выбраться пока не просматривалось никаких – обе стены обрыва очень круто уходили вверх и не давали шансов на подъем. Оставалось лишь плыть по течению в надежде встретить висящую над водой иву.