Обманувший дьявола - Игорь Ягупов

Пока Андрей ломал себе голову над сложной головоломкой затаившейся квартиры, Аня с силой надавила на звонок еще раз. Его тревожный звон, казалось, наполнил весь подъезд. И снова воцарилась тишина. Андрей жадно прислушался, стараясь уловить в квартире хоть какой-нибудь признак жизни.

Спустя еще несколько минут за дверью послышался шорох шаркающих шагов. Щелкнул замок, и на пороге появился сухонький сгорбленный старичок с седой щеткой коротко, под машинку стриженных реденьких волос, остреньким носиком и пронзительным взглядом серых глаз.

Одежда краеведа скорее подходила к прогулке, нежели к пребыванию дома. На нем было старенькое пальтишко, когда-то, должно быть, серое, но теперь вылинявшее и пожелтевшее, и старинного фасона боты. По крайней мере, Андрей не нашел для этой обуви иного названия. Это были не ботинки и не туфли, а именно боты – большие, тяжелые, напоминавшие калоши, но явно одевавшиеся не на обувь, а прямо на ногу. Гардероб хозяина квартиры довершали серенькие шерстяные брючки и белые нитяные перчатки.

– Киржаков? – хихикнул он, взглянув на Андрея. – Да не один, а в паре.

«Николай Сергеевич?» – хотел спросить Андрей, но вспомнил о телефонном разговоре и испугался, что его собеседник снова скажет: «А тут только один Поморцев».

– Здравствуйте, – чувствуя, что пауза затягивается, выдавил он, тушуясь под острым взглядом старика. – Собственно говоря, у меня другая фамилия. Киржаков я по материнской линии. Мои бабки…

– Довольно, – оборвал его Поморцев, – я понял, кто вы. Не будем напрасно отнимать друг у друга время.

– Хорошо, конечно, – покорно согласился Андрей и добавил: – Меня зовут Андрей, а это Анна.

– Разуваться не надо, – проскрипел Поморцев, пропуская визитеров в квартиру, – у меня здесь чертовски холодно. Еще не затопили. Как видите, хожу одетым. Вытрите ноги о тряпку. На улице грязно.

Отерев обувь мокрой тряпкой, лежащей возле порога, Андрей и Аня вслед за хозяином прошли по длинному полутемному коридору. Сначала он показался Андрею узким, но, бросив по сторонам несколько любопытных взглядов, он понял, что с обеих сторон вдоль стен до самого потолка громоздились деревянные стеллажи, оставляя для людей лишь узкий проход посредине, почти щель. Стеллажи были настолько плотно уставлены пухлыми и темными от времени папками, что их корешки сливались в один сплошной ковер, напоминавший экзотические обои.

– Многие документы просто уникальны, – проскрипел, идущий впереди Поморцев, оглянувшись и заметив удивленный и восхищенный взгляд Андрея. Потом он, на мгновение остановившись, ласково провел рукой по полуистлевшим ребрам папок и добавил: – Сколько тут всего. Ста жизней не хватит, чтобы оценить.

Андрей в ответ понимающе закивал. А Поморцев, с неким любопытством взглянув на него и, по-видимому, оставшись довольным его реакцией, продолжил:

– А мне говорят: «Поищите для нас то или се». Легко сказать. Глупцы. Ничтожные ограниченные глупцы. Они не понимают. Тут работа нужна. Планомерная. Систематическая. Это не двадцать томов энциклопедии…

– Где к тому же все уже расставлено по алфавиту, – поддакнул Андрей, которому очень хотелось понравиться старичку-краеведу.

– Да, правильно, по алфавиту, – одобрительно хихикнул Поморцев, довольный шуткой своего гостя. – Проходите, проходите в комнаты.

Он провел Андрея и Аню в большую, так же, как и коридор, уставленную по всем стенам стеллажами, комнату и усадил в два огромных старых потертых кресла. А сам пристроился напротив на низеньком диванчике.

– Так, стало быть, вас интересует Пров Киржаков? – спросил он, зябко потирая руки.

– Ага, – закивала Аня.

– Да, Николай Сергеевич, – изо всех сил стараясь не упустить инициативу и не испортить то приятное впечатление, которое ему после стольких трудов все же удалось произвести на старика, подтвердил Андрей. – Это мой прапра…

– Да-да, прапрапрапрадедушка, – кивнул Поморцев, поглаживая себя рукой по подбородку. – Как же. Помню. И в музее… Вам ведь сказали обо мне в музее?

– Сознаюсь, – развел руками Андрей.

– А где же еще могут знать, что есть такой знаменитый курский краевед, – хихикнул Поморцев, причем «знаменитый курский краевед» он произнес с явной издевкой.

– Я… – начал было Андрей, но старик жестом попросил его замолчать.

– И в этом самом музее вам, конечно же, ничего о Прове не смогли сообщить? – продолжил Поморцев.

– Нет, – опять вступила в разговор Аня, – они о нем ничего не знают.

– Да уж, конечно, – закивал краевед, – откуда им знать. Даже не из-за ограниченности стараний и возможностей, а чисто методически. У них другая философия. Их такие, как Пров Киржаков, просто не интересуют. Наткнутся – пройдут мимо. Совки! Им борцы нужны. Чтобы можно было сказать посетителям, тыкая указкой в портреты: «Этот руководил заводом. А этот был комиссаром». Они считают, что так делается история. Собственно люди им не интересны…

Тут Поморцев замолчал. Вероятно, он обдумывал новые разящие и уничижительные аргументы против музейных див. А его визитеры не решались нарушить тишину.

– Может быть, чайку? – вдруг спохватился краевед.

Наверное, он нечасто принимал посетителей. По крайней мере, таких, которых, пусть даже и с натяжкой, можно было назвать гостями. А потому забыл уже о нормах гостеприимства.

Андрей бросил взгляд на Аню. При упоминании о чае ему самому почему-то вспомнился Плюшкин с его обсиженной мухами наливкой. По-видимому, Ане тоже пришло на ум нечто подобное. Так или иначе, но они вдвоем искренне замотали головами:

– Нет-нет, спасибо, Николай Сергеевич.

– Да, Пров Киржаков – личность особая, – продолжил Поморцев, явно обрадовавшись тому, что не придется хлопотать с чаем. – Так что же, собственно говоря, вы хотите о нем узнать?

– Все! – искренне выдохнул Андрей, чувствуя, что решительный момент настал.

– Ну что ж, раз обещал – расскажу, – кивнул Поморцев. – Наткнулся я на его дело случайно, в полицейских архивах.

– А в музее говорили, что они сгорели в войну, – перебила краеведа Аня.

Андрей взглянул на нее с укором. Он испугался, что ее неуместное замечание может разозлить Поморцева. И тогда он выпроводит их из дома, так ничего и не рассказав. Но, похоже, замечание девушки только воодушевило рассказчика, дав ему возможность лишний раз похвастаться своими фондами.

– Да, в основном сгорели, – подтвердил он. – Но часть уцелела. Тогда до них никому не было дела, кроме старика Поморцева.

– Вашего дедушки? – опять встряла Аня.

– Нет-нет, меня самого, – хихикнул краевед. – Хотя вы правы: тогда я не был стариком. Что ж, я так долго живу на свете, что уже и сам привык называть себя так. Я рылся тогда в подвале разрушенного здания архива. Я и только я. И таскал эти папки, – Поморцев махнул рукой на громоздящиеся на стеллажах картонки с документами, – к себе домой. Тонны бумаги. Тонны. И они еще смеют меня попрекать! Не все, конечно. Только особо глупые. Совки! Дескать, украл. Нет, «украл» они все же не говорят. Они говорят – «присвоил». У их власти, мол, тогда просто руки не доходили до архивов. А я их спрашиваю при этом: «А сколько бы пролежали бумаги под открытым небом? Под проливными осенними дождями? Сколько? И что бы вы, скажите на милость, получили, когда ваши руки дошли бы до них?» И сам же отвечаю: «Ничего! Гниль!» Так-то. А я спас архив. Не весь, конечно – то, что осталось после пожара.

– Вы энтузиаст, – заметил Андрей, чтобы польстить Поморцеву и одновременно вернуть его к предмету их разговора.

– Ага. Скажите еще, что на таких мир держится. Чего уж там, – хихикнул краевед. – Клише. Все это клише. И вопрос здесь не в энтузиазме. Не в любви к корням и прочей лирической белиберде. Просто надо ощущать свою сопричастность. И если ты оказался в данном месте и в данное время, ты должен сделать свое дело. Нравится тебе или нет. Не велика была радость таскать эти чертовы папки через весь город, под дождем, по слякоти. А потом сушить их. Буржуйкой. Другого отопления тогда не было. А для нее надо было еще раздобыть дров…

Поморцев на миг задумался, прищурив глаза. Наверное, ему вновь представилась та далекая военная осень. Затем он продолжил:

– А сушить надо было. Каждый листочек. Иначе плесень съела бы их один за другим. Она, как чума. Как раковая опухоль. И если она начала свою работу, то не остановится, пока не погубит весь архив.

– Вы просто молодец, Николай Сергеевич, – опять попытался остановить поток красноречия краеведа Андрей.

На этот раз ему это удалось.

– Да, стало быть, о Прове Киржакове, – кивнул Поморцев. – Как я уже сказал, наткнулся я на его дело в полицейских архивах. Потом уже кое-что дополнил из других источников.

Андрей ожидал, что сейчас Поморцев потянется рукой к одной из папок, разбросанных по диванчику, где он сидел. Или, быть может, встанет и начнет рыться на полках стеллажей. Но ничего подобного не произошло. Краевед спокойно продолжал свой рассказ. По-видимому, он хранил подробности этой истории в своей памяти.