Визит дамы в черном - Елена Ярошенко

Но модный магазин был не единственным и не главным торговым интересом Ведерникова. Магазинов и лавок у него было много, и Савелий Лукич любил по-хозяйски заглянуть всюду, чтобы знать, все ли у него в торговле путем…

Сегодня, видимо, по случаю жары, хозяин был настроен критически.

В москательной лавке персонал получил выговор за духоту в помещении и несвежие передники.

В магазине колониальных товаров ротозеи-служащие оставили у входа на солнце, на самом припеке, корзину с апельсинами, и дорогие заморские фрукты могли от излишнего тепла подсохнуть или подгнить.

В витрине «Дамского конфекциона и галантереи», куда Савелий Лукич все-таки не мог не зайти, сидела Жоржетка в большой шляпе из белой соломки, украшенной маками, и с кружевным зонтом — омбрелькой — в руке. Ведерникову композиция понравилась. Жаркой погоде наряд Жоржетки соответствовал как нельзя лучше, значит, дамы сразу начнут его копировать, и омбрелькам, большую партию которых еще весной доставили из Варшавы, хорошая реклама дана.

Но в самом магазине хозяина ожидал неприятный сюрприз — на полках стояло слишком много помады, подтаявшей от жары и на глазах терявшей товарный вид. Савелий Лукич приказал срочно перенести всю помаду в прохладную кладовую, а на полках в зале держать только образчики.

Парфюмерно-косметическим товаром торговать в магазине начали недавно, прежде за помадой и одеколоном дамы ходили в аптеку Штарка. Адольф Эдуардович Штарк, фармацевт из поволжских немцев, больше увлекался составлением микстур и примочек, а парфюмерию держал нехотя, для проформы. Парфюмерный отдел в «Дамском конфекционе» Ведерникова предложил демьяновским модницам такой богатый выбор новейших патентованный средств для всех дамских надобностей, что покупательницы быстро перебежали от аптекаря в конфекцион, нанеся чувствительному Штарку смертельную обиду.

Но вот приказчики Савелия Лукича никак не могли приноровиться торговать косметической продукцией без накладок. Уж казалось бы, чего проще — товар деликатный, ну так и обращайся с ним соответственно. Нет, пока сам хозяин не придет и не сунет служащих мордой в эту помаду, никому и дела нет! Савелий Лукич уж подумывал, не поставить ли ему на торговлю помадой и духами какую-нибудь молодую небогатую даму. Дама в этих делах больше соображения проявить может и покупательнице совет даст со знанием дела.

Ведерников старался обращать внимание на каждую мелочь и любил повторять, что копейка хозяйской заботы требует. Наверно, поэтому ему обычно и сопутствовала удача в делах.

Глава 2

Савелий Лукич Ведерников был одним из самых богатых людей города Демьянова, а вернее — самым богатым. Купцом был и отец Ведерникова, начавший приторговывать еще будучи крепостным (уже тогда сумел он открыть первую москательную лавочку на Базарной площади, откупаясь от помещика щедрым оброком), а после воли развернувшийся вовсю.

Савелий Лукич унаследовал отцовское дело и старательно приумножал капиталы. Сказать по правде, покойному родителю, основавшему когда-то дело Ведерниковых, и присниться не могло, какого богатства добьется сынок Савка…

Казалось бы, жизнь во всем улыбается Савелию Ведерникову. Женился он по большой любви на тихой богобоязненной девушке из купеческой семьи.

Признаться, выгодной эту женитьбу назвать было нельзя — отец невесты балансировал на грани разорения, и ее семейство переживало не лучшие времена. Большого приданого за невестой родители дать не могли, но для Ведерникова, всегда ценившего деньги, это вдруг оказалось неважным.

— Не с приданым жить, а с женой! Я человек не бедный, могу себе позволить без корысти жениться, — объяснял он своей родне.

Через год у молодых родилась дочка Варя, а еще через три года Аглая Ведерникова умерла вторыми родами.

Савелий Лукич и маленькая Варвара остались вдвоем. Ведерникову тяжело было находиться в опустевшем доме. Подыскав для дочери надежную няньку, «чтоб дитя было присмотрено», он с головой погрузился в свои торговые дела.

Денег становилось все больше, и в память жены Ведерников занялся благотворительностью. Он много жертвовал в местный Спасо-Демьяновский монастырь на вечный помин души рабы Божией Аглаи и младенца Ивана, прожившего на свете всего три дня. На деньги Ведерникова в Демьянове построили новую церковь с богадельней для неимущих вдов.

Богаделкам, и так жившим на всем готовом, нет-нет и перепадали от благодетеля подарочки — то две штуки миткаля на блузки пришлет, а то к престольному празднику приказчики Савелия Лукича пряников, кофею и лимонов в богадельню доставят.

При незначительной помощи земства Савелий Лукич построил в городе больницу имени Аглаи Ведерниковой и женскую гимназию на двести учениц. Гимназию для девочек, впрочем, строил он не совсем бескорыстно, в ней должна была со временем учиться его дочь Варя. Ведерников мечтал, что жизнь дочери будет не такой, как у него, а благородной и красивой. Варвара получит хорошее образование, сможет общаться с людьми из общества, выучит иностранные языки, поездит по столицам да по Европам, а еще она будет лучше всех танцевать на балах, петь романсы, музицировать…

Для Вари, для ее будущей блестящей жизни, Ведерников выкупил у наследников особняк скончавшегося предводителя дворянства, самый красивый дом в городе, с колоннами и статуями, с большим, на трех десятинах, садом. Он мечтал, как подросшая Варя сядет за рояль в зале нового дома и заиграет, а вокруг будут толпиться гости из хорошего общества, все больше дворяне, и восхищаться ее музыкальными способностями…

Почему-то эта картина — Варя за роялем — была особенно приятна Савелию Лукичу, мечтавшему в детстве о простой балалайке, но так и не получившему такого «баловства» от отца.

Белую гостиную Ведерников оформил по-петербургски.

Однажды, будучи по делам в столице, удостоился он приглашения в дом одного знатного генерала, с которым связывали его денежные интересы. Бывая в «хорошем обществе», Савелий Лукич непременно старался что-нибудь перенять из барских ухваток — в Демьянове-то учиться было особо не у кого…

Теперь белая гостиная точь-в-точь смахивала на генеральскую — дорогой рояль, высокие модные лампы в углах, янтарный свет которых отражается в полах, натертых до зеркального блеска, белые кружевные шторы, спускавшиеся прямыми благородными складками, белые стены, белые, обитые золотистым шелком, диваны и стулья, и белые, непременно белые, живые цветы в строгих, стройных вазах…

Ведерников понимал, что можно было бы меблироваться и побогаче, но в этой обстановке было то, что в Петербурге называют «стилем». Вот тут-то и будет блистать за роялем его юная, красивая дочь, так похожая лицом на покойную Аглаю…

Когда Варя наотрез отказалась разучивать гаммы, Ведерников почувствовал сильный и болезненный удар. Рушились самые светлые, самые прекрасные его мечты.

Еще больше расстраивали отца грязные, покрытые кляксами тетради дочери и вечно плохие отметки в дневнике. Савелий Лукич понимал, что раз уж ей, дочери основателя гимназии, ставят за диктант «неудовлетворительно», значит, допекла. Дорогие гимназические платья, выписанные для Вари из Петербурга, приходилось менять чуть не каждые две недели — то, перелезая через забор, дочка ухитрялась располосовать об гвоздь юбку-плиссе, то выворачивала на себя полную чернильницу… Девочки из бедных семей носили одну форму года по два и выглядели в ней пристойно, а эта оторва словно бы нарочно портила все, к чему прикоснется.

Вырастая, Варя становилась все более дерзкой. Найти с ней общий язык отец уже не мог. Бить ее по-родительски никогда рука не поднималась, сирота ведь, без матери росла, отец побьет, а кто потом приголубит? А словами объяснить Ведерников ничего не мог. На его нравоучения Варя кривилась и раздраженно отвечала:

— Оставьте, папаша, вы такой скучный, вечно пилите, пилите… Идите лучше деньги свои наживать!

Савелию Лукичу становилось так обидно, что он уходил к себе, стиснув зубы, и дня два с дочерью не разговаривал. Но ей словно бы того и надо было.

В выпускном классе в гимназии случился большой скандал. Варя, явившаяся в класс напудренная и завитая (без спросу взяла в магазине отца коробочку пудры «рашель» и всю ночь проспала в папильотках), получила выговор от классной дамы.

Мадемуазель Ведерникову поставили у доски, на обозрение всему классу, и долго отчитывали, после чего наставница отправилась за директором. Вернулись почтенные педагоги быстро и, распахнув дверь, увидели страшную картину. Варвара Ведерникова танцевала на учительском столе какой-то фривольный танец, ритмично задирая ногу и демонстрируя классу роскошные кружевные панталончики. При этом она напевала:

Канкан хороший танецВеселый, жгучий.Привез его испанец.Брюнет могучий, —

что выдавало знакомство с репертуаром кафешантана, посещение которого, как и других мест публичных увеселений, гимназисткам было строжайше запрещено.