Окоянов - Дмитрий Дивеевский

– Ты, Федя, прав. Только я думаю, дальше идти надо. Подглядел кто, не подглядел, поди – догадайся. Надо, что бы нас на селе уважали да побаивались. Тогда и помалкивать будут. Хозяевами надо стать на селе, – вмешался Михей.

– Так хозяина уже власти назначили. Вон он – председатель комбеда-то.

– Пусть они на него и радуются. Мы тоже не против. Я про то говорю, кого люди слушать должны. К кому на суд приходить будут. У нас завсегда так было, что к самым крепким и головастым тянулись. Ну, а сегодня мы и есть самые крепкие. И поголовастей Антипки малость. А закон будет простой. Ежели кто этого не поймет – можно и поучить, силу свою показать. Согласны?

Мужики были согласны. Они понимали, что новая власть не хочет оставлять село в покое, и чувствовали, что ее щупальца будут окручивать их все сильнее и сильнее. Никакого другого выхода, кроме совместной самозащиты, они не видели.

– Ну что, порука? – спросил Федор.

– Порука, – ответили остальные.

Бывшие солдаты выпили по последнему стакану самогона, облобызались и разошлись по домам.

С этого времени в Сонинке стало негласно действовать ядро из бывших фронтовиков, неспешно, но уверенно прибравшее управление жизнью селян к своим рукам.

20

В понедельник вечером отец Лаврентий пришел к Седовым. Антона не было дома, и священник узнал об этом с облегчением. Разговор предстоял об Антоне, и разговор непростой.

Константин Владимирович сразу понял по лицу отца Лаврентия, что тот пришел с плохими вестями. Он завел священника в свой маленький кабинетик и сказал:

– Не томи, Леонид. Говори, в чем дело.

Вместо ответа отец Лаврентий опустился на колени перед иконой Спаса, висевшей над рабочим столом доктора, и стал молиться.

Закончив молитву, он сел напротив своего старинного друга и посмотрел ему в глаза.

– Большой грех совершаю, Костя. Тайну исповеди тебе предам. Только не знаю, что лучше: тайну хранить или душу спасать. Была вчера у меня на исповеди хозяйка девушки, что у Антона работает. Всякого греха на ней много, но не о ней речь. Между делом сказала она, что девушка эта от Антона ребенка ждет. Уже на четвертом месяце. А сын твой от нее отказался. У него теперь в Арзамасе невеста есть. Он туда постоянно путешествует. В общем, Ольга, так ее зовут, в плохом состоянии находится. В Бога не верит. Что делать – не знает. Того и гляди, беду натворит. Хозяйка ее совета спрашивала, а что я неверующему посоветовать могу? Товарищу Ленину написать? Дело серьезное, Костя. Не знаю, что Антон думает, но если беда случится, и он в ответе будет, и тебе за сына перед Богом отвечать.

Константин Владимирович сидел, опустив голову. Вчера Антон объявил, что привезет в родительский дом Ксюшу с дочкой. Старик помнил Ксюшу по прежним годам, она дважды гостила в Окоянове, когда сын был еще студентом. Хорошая, славная девушка. Наконец-то Антон сподобился обзавестись семьей и подарить им еще немного счастливой стариковской жизни. Они с Анной Николаевной сердечно обрадовались новости и стали готовиться к переезду Ксюши в Окоянов.

Доктор позвал свою жену и пересказал принесенную отцом Лаврентием новость.

– Надо что-то делать, Костя, – промолвила она, выслушав историю до конца. – Эту сотрудницу сына мы не знаем, но в стороне оставаться все равно не можем. Леонид прав. Здесь дело о жизни и смерти идет. Сначала, конечно, с Антошей поговорим. Только, я думаю, что бы он нам ни рассказал, девушку мы не оставим. Правда?

– Как же ее оставить. Ведь в ней уже наша кровь бьется.

Старики не спали до утра, поджидали Антона, Он появился только на рассвете, усталый, с черными кругами под глазами. Удивленно взглянул на них, молча сидящих за столом в свете керосиновой лампы.

– Случилось что-то, мама? – тревожно спросил он, обеспокоенный таким необычным явлением.

– Случилось, Антон, – ответила Анна Николаевна. – Мы сегодня много нового узнали. Никак не можем уснуть, с тобой хотим объясниться.

Удивленный таким началом, Антон присел за стол и устало отклонился на спинку стула.

– Так что, все таки, у нас случилось?

– Нам кажется, Антон, это у тебя случилось. Мы узнали, что секретарша твоя, Ольга, беременна.

Антона передернуло. Такого поворота он никак не ожидал.

«Неужели действительно беременна? Как же так? Что же я понять-то не мог. Взрослый уже мужик. А она молчала… Ну и ну…», – крутились у него в голове бессвязные мысли.

– Мы тебе следующее должны сказать, сынок. В страшное время живем. Какая-то новая у вас появилась вера. Вы вокруг куста женитесь, безотцовщину на свет выпускаете. Но в нашей семье такого быть не может. Наша семья русская, православная. Она свое семя никогда на произвол судьбы не бросала. Коли сделал девку беременной – бери ее в жены, – сказала Анна Николаевна.

Антон сидел как в воду опущенный, и, кажется, он еще не успел до конца осознать всего, что случилось.

– Мама, я виноват. Виноват, как последний мерзавец. Может быть, она беременна, хотя никогда мне этого не говорила. Но не люблю я ее. Ты ведь знаешь, как получилось. Всю жизнь о Ксюше мечтал. Вот, через десять лет свела нас жизнь, и вдруг такое… Мне же на Ольге жениться против всего света будет.

В разговор вступил Константин Владимирович:

– А тебе не кажется, Тоша, что теперь разговоры о любви излишни? Это, конечно, прекрасное чувство. Но ведь есть и другие стороны жизни. Кто теперь должен быть в ответе за жизнь, которую ты породил? Может быть, товарищ Дзержинский? Или лучше послать Ольгу к знахарке вытравить ребенка? Нет уж, сынок. Кроме твоих тонких душевных переживаний имеется еще грубая ответственность за поступки. Мы не знаем другого хода, кроме принятия Ольги в нашу семью. И любовь у вас будет, потому что она скрепится детьми. И брак у вас будет хороший, мы уверены…

– Папа, как ты не поймешь, я живу Ксюшей. У меня других женщин в душе не было и не будет. Разве не преступление – предать ее, когда наконец, после таких испытаний, мы сумели найти друг друга?

– Я был бы готов понять тебя, Тоша, если бы ты сейчас не разменивал живую человеческую жизнь на сердечную химеру. Не видишь разве разницы?

– Для меня Ксения – не химера. Простите, дорогие. Но, кажется, мы не договоримся. В субботу я намерен привезти Ксению с дочкой в Окоянов.

– Вот что, Антон, – жестко сказала Анна Николаевна, – видно, нам действительно в этом деле не сойтись. Будь по-твоему. Иди к Ксении. Но только в наш дом ее не привози. В наш дом переедет Ольга. Ты уж прости, но у нас нет выбора. Что ж, будет в доме невестка без законного мужа. Ну и ничего. В такие чудные времена вещи и похлеще происходят. А ты поступай как знаешь. Уж и ума не приложу, как мы теперь сообщаться будем. Только это ты сам решай.

Она закрыла лицо руками и облокотилась на стол. Душу Антона сковало чувством вины перед родителями, надежды которых он разбил, и по его вине их такая славная и любящая семья дала трещину.

21

Через неделю руководитель службы безопасности доложил первую запись постельного разговора Эмиля с Мейерзоном. Брат Секретарь велел Оливеру выйти и стал изучать текст. Скользя глазами по напечатанным на ремингтоне строчкам, он с чувством жгучей боли представлял спальню Мейерзона, прекрасное тело Эмиля в объятиях молодого, сильного любовника, их страстное дыхание, и пальцы его тряслись. Сначала он не мог вчитаться в текст и только выискивал слова своего возлюбленного о себе. Глухой стон выполз из его недр, когда он увидел, что Эмиль называет его «вонючим бульдогом».

Брат Секретарь приказал себе успокоиться. Он залпом выпил полстакана виски, закурил сигару и постарался сосредоточиться на тексте. Наконец, это ему удалось.

Судя по всему, Мейерзон сначала соблазнил Эмиля, а потом завербовал его в качестве секретного информатора. При этом юноша согласился помогать нью-йоркской ложе сведениями из личной папки Брата Секретаря для «преодоления консерватизма и тупости европейских масонов». Было видно, что он не понимает всего ужаса своих поступков. Ему казалось, что передача сведений от масонов масонам не может быть преступной.

Зато Мейерзон прекрасно осознавал всю опасность затеянной им игры. Он горячо уговаривал Эмиля быть серьезным и хранить в тайне их связь, чего бы это ни стоило. В записи проскакивало и упоминание о переводе денег на личный счет Эмиля в «Ллойдс банке».

Самым же интересным местом в документе было то, что Мейерзон утверждал, будто бы Троцкий и Красин являются агентами нью-йоркской ложи и выполняют задания Янкеля Шипа.

Это вызвало у Брата Секретаря категорическое сомнение. Не того полета Лев Троцкий, чтобы пасть так низко. Что-то здесь не сходится. Однако его тайная связь с масонами налицо.

Брат Секретарь звонком вызвал Оливера в кабинет.

– Каково Ваше мнение по данному документу, дорогой начальник службы безопасности?

– Мы попытались выяснить, какие бумаги Ваш помощник копировал для Мейерзона. Все они касаются русского предприятия. К сожалению, следует исходить из того, что он передал и список сохранившихся после революции членов петербургской и московской лож, а также информацию о каналах их финансирования и опорных точках ложи в сопредельных с Россией странах.