Рука, кормящая тебя - Эй. Джи. Рич

– И в чем проявляется его любовь? – Мне было действительно интересно.

– Он говорил нашим общим друзьям, что любит меня. А они передали мне.

– А тебе он этого не говорил?

– Он купил мне платье – отметить мое освобождение. Он хочет, чтобы я сделала окончательную операцию.

– А чего хочешь ты?

– Я хочу, чтобы Джей-Джей был счастлив. Но ты, я знаю, считаешь, что это неубедительная причина.

Я поняла, что мы не продвинулись ни на шаг. Шалонда по-прежнему была не в состоянии обозначить собственные желания и нужды.

– Я давно поняла, – продолжала она, – что ты либо прав, либо счастлив. Я счастлива, когда Джей-Джей уверен в своей правоте.

Наши с Беннеттом отношения были окутаны страшной секретностью, но мое вчерашнее «выступление» перед незнакомым мужчиной в ярко освещенной спальне стало отличным противоядием; это приятно, когда ты диктуешь условия. Сразу же ощущаешь себя хозяйкой собственной жизни.

– Что ты сказала? – переспросила я.

– Где ты витаешь? – улыбнулась Шалонда. – Явно где-то не здесь.

Я почувствовала, что краснею за свою оплошность, непростительную для профессионала. Я извинилась, сославшись на бессонную ночь, и включила внимание.

– Я говорю, что я знаю, кто я такая. Независимо от внешних проявлений. Операция по смене пола ничего у меня не отнимет. Ну, за исключением вполне очевидного.

Я себя чувствовала обманщицей. Из наших бесед я получала не меньше Шалонды, если не больше. Ее четкое осознание своего «я», ее спокойная мудрость – чем больше мы с ней говорили, тем лучше я себя чувствовала.

Я сказала Шалонде, что для меня было истинным удовольствием с ней общаться, и выразила надежду, что она будет держать меня в курсе, как у нее все сложится на свободе. Дала ей свою визитку, на которой от руки написала номер домашнего телефона. Мы обнялись на прощание, и Шалонда сказала:

– Это прекрасно, когда ты сама себя удивляешь!

Она что, умела читать мысли? Вчера ночью я точно сама себя удивила.

Я решила пройти по мосту пешком, пусть даже он был похож на военную зону с заграждениями из колючей проволоки и контрольно-пропускными пунктами. На улице было ветрено и прохладно.

По дороге я размышляла о том, что «прекрасного и удивительного» у меня в жизни хватает с избытком – спасибо Беннетту. Но, как оказалось, сюрпризы еще не закончились. Проходя мимо стенда с газетами у входа в маленький продуктовый магазинчик, я обратила внимание на заголовок передовицы «Пост». «Бессердечность». В статье сообщалось, что пятидесятидвухлетняя художница из Саг-Харбора была найдена мертвой в собственной загородной студии. Женщину зверски убили: вырезали ей сердце.

Я присела на какой-то пластиковый ящик, стоявший на тротуаре, и наклонилась вперед, упершись лбом в колени. Не знаю, сколько я так просидела, но потом все же нашла в себе силы подняться и купить газету. Продавцу пришлось выбежать за мной на улицу, чтобы отдать сдачу.

В статье было написано, что убийца положил вырезанное сердце на грудь убитой. Тело лежало под большими автопортретными фотографиями, на которых художница прижимала к груди свиное сердце. Вскрытие установило, что убийство было совершено ровно неделю назад. По факту убийства возбуждено уголовное дело, но пока что у следствия нет никаких зацепок.

Ровно неделю назад я была в этой студии. Собака Пэт бросалась на окно, потревоженная звуком снаружи. Получается, я очень вовремя оттуда ушла. Если бы я задержалась подольше, меня бы тоже убили? От одной только мысли об этом мне стало плохо. Убийца Пэт видел меня в окнах? Это он шел за мной по лесу? Может быть, он наблюдает за мной и сейчас? Только не он, а она. Я поймала такси и назвала водителю адрес Стивена. Мне пришлось просить брата заплатить за меня таксисту. У меня не было денег на дорогу из Куинса.

– Сегодня будешь ночевать у меня, – заявил Стивен, когда я ему рассказала, что произошло.

– А как же Оливка?

– Протащим ее контрабандой.

В доме, где живет Стивен, не разрешают держать собак.

– Где живет Пэт, мне сказала Саманта. Она до сих пор верит, что Беннетт жив. Говорит, он ей пишет и присылает цветы.

Стивен спросил:

– Как ты думаешь, Саманта способна на такое зверство?

– Мне кажется, она следила за мной в Саг-Харборе.

– Ты мне об этом не говорила. Надо было сообщить в полицию.

– Они не приняли меня всерьез, когда я звонила насчет Сьюзен Рорк.

– Ты с ней не общалась прямо в день убийства. – Стивен вручил мне свой мобильный телефон.

Я сделала, как он просил. Позвонила в полицейское управление округа Саффолк и сообщила тамошнему детективу о своих подозрениях. Я очень старалась, чтобы мой голос звучал рассудительно и спокойно, в стиле «вы только не думайте, что у меня едет крыша». Предположила, что это может быть уже не первое убийство, и рассказала про смерть Сьюзен Рорк. Детектив попросил меня приехать к ним в управление завтра утром и сделать официальное заявление.

Завершив разговор, я вконец обессилела и буквально упала в кресло. Так я и сидела, подперев подбородок ладонью и тупо глядя в пространство – олицетворение отчаяния и пораженческих настроений. Наконец Стивен спросил, не пора ли ехать за Оливкой. Только теперь я заметила, что, пока я говорила по телефону, Стивен освободил сумку, с которой ходил в спортзал, и положил в нее мягкий флисовый плед и несколько полотенец – теплых, только что из сушилки – для моей маленькой собачки.

В местных новостях, сообщавших о смерти Пэт, сказали, что она была внучкой Пола Леви, художника-абстракциониста-экспрессиониста, современника де Кунинга и Поллока, известного серией картин «На бойне» – гигантских черных холстов с красными пятнами, изображавшими туши. Художник «ради искусства», он не был богат и всемирно известен, как его друзья и собратья по цеху, но его работы очень ценились знатоками.

Мы со Стивеном отслеживали все новости на всех телеканалах. Мне нужно было услышать все сообщения об этом зверском убийстве. Но сколько бы сюжетов я ни пересмотрела, мне все равно было трудно поверить в реальность случившегося.

Нэнси Грейс была в ударе: согласно одной из версий, Пэт могла стать жертвой последователей некоего местного религиозного культа, практиковавшего ритуальное убийство животных. За последние полгода на востоке округа Саффолк пропало немало домашних питомцев. Собаку убитой до сих пор не нашли. Еще одна версия: убийство в состоянии наркотического опьянения. Подозреваемых нет.

– Нэнси Грейс не знакома с Самантой, – заметила я.

Одним из гостей студии был какой-то культуролог, знаток ритуальных жертвоприношений. Он сказал, что ритуал вырезания сердца у животных существует во многих анимистических религиях. Сердце символизирует силу. Если откусить от него кусок, тебе передастся вся сила животного. Но вырезать сердце у человека и оставить его на груди у трупа – это уже святотатство. Такого нет ни в одной из религий. Это простой акт насилия, без какой бы то ни было духовной составляющей, сказал культуролог. Нэнси Грейс спросила, не кажется ли ему, что здесь замешана секта иной направленности. Может быть, наподобие «Семьи» Чарльза Мэнсона.

Культуролог ответил:

– В данном случае акт насилия был явно личного свойства.

Я попросила Стивена передать мне мобильный телефон, лежавший на столике рядом с ним.

Я позвонила Амабиле и попросила его съездить завтра со мной в управление. Мне нужен был полицейский, который мне поверит, а не запишет в подозреваемые. Я знала, что двоюродный брат Амабиле работает в полицейском управлении округа Саффолк следователем по уголовным делам.

– Он тебя выслушает, – сказал Амабиле. – Он хороший, надежный мужик. Могу тебя подбросить, если тебя не смущает поездка на мотоцикле.

Амабиле, вот кто хороший, надежный мужик. Так я ему и сказала.

Поездка на мотоцикле по обледенелым, засыпанным солью трассам в начале зимы – удовольствие ниже среднего. Всю дорогу у меня в голове вертелись дурацкие фразы типа «мотоцикл – укороченный путь на тот свет». Да, Амабиле выдал мне шлем, но, если мы перевернемся, шлем спасет только голову, да и то не факт. С другой стороны, это было весьма эротично: прижиматься к спине симпатичного парня, обнимая его за талию. Меня беспокоило только, что Амабиле мог неправильно это истолковать. Мне казалось, он до сих пор жалеет о том, что у нас с ним ничего не получилось.

Когда мы прибыли на место и я слезла с мотоцикла, у меня подкосились ноги, затекшие во время поездки. Амабиле приобнял меня за талию, не давая упасть. Когда я поняла, что уже могу твердо стоять на ногах, он меня отпустил, и мы вошли в здание полицейского управления, держа шлемы в руках.

Бьенвенидо, двоюродный брат Амабиле, пригласил меня пройти в пустую допросную и принес чашку горячего кофе.

– Возможно, я была последней, кто видел Пэт Леви живой.