Рэкетир - Джон Гришэм

Я получаю жизнеописание Макса Болдуина на двух страницах — стилем оно сродни некрологу. Родители, братья-сестры, образование, работа; к своему удивлению, я узнаю, что большую часть жизни провел в Сиэтле, дважды разведен, бездетен. Перебираюсь во Флориду, чтобы оказаться как можно дальше от второй жены. Я непременно должен заучить всю эту муть наизусть и ни на шаг от нее не отклоняться. Меня снабжают трудовым стажем (сплошь служба в государственных структурах) и готовым кредитным баллом.

По части дальнейшего трудоустройства у меня есть выбор. Первый вариант — снабженец на военно-морской базе в Мейпорте, в нескольких милях к северу от Нептун-Бич, начальная зарплата — сорок восемь тысяч в год, требуется два месяца обучения. Второй вариант — менеджер-счетовод в Администрации по делам ветеранов с такой же зарплатой. Мне лучше остаться государственным служащим — по крайней мере на первые два-три года. Тем не менее — Пэт напирает на это уже в десятый раз, — я сам хозяин своей жизни и могу делать что хочу. Ограничения заданы только моим прошлым.

Как раз в тот момент, когда я чувствую, что для меня это уже многовато, Пэт достает из чемоданчика игрушки. Первым делом — айпад «Эппл», подарок правительства, уже зарегистрированный на Макса. В качестве библиотекаря Малкольм имел доступ к компьютерам (без Интернета) и очень старался не отстать от прогресса. Но эта штуковина, что называется, выносит мне мозг. Пэт тратит целый час на вводный курс, а когда я перестаю что-либо соображать, достает айфон. Он его, а не мой, потому что мне предстоит самому выбрать провайдера и приобрести себе телефон, но он знакомит меня и с этой диковиной. Мы еще не закончили, а рейс уже завершен.

В аэропорту Атланты я нахожу магазин компьютеров и битый час таращусь на его ассортимент. Ключом к моему выживанию станет технология, и я намерен быть в курсе ее новинок. Перед вылетом из Атланты я отправляю Ванессе Янг письмо без обратного адреса.

В Джексонвилле мы приземляемся уже в темноте, берем машину и полчаса едем на восток, к пляжам. Атлантик-Бич, Нептун-Бич, Джексонвилл-Бич — не разберешь, где кончается один населенный пункт и начинается другой. Это модный район с сотнями аккуратных коттеджей — одни заняты постоянно, другие сдаются в аренду — и с россыпью маленьких отелей и современных многоквартирных кондоминиумов с окнами на океан. Изюм, съеденный вместо обеда, давно переварился, и мы умираем от голода. В рыбном ресторанчике на пешеходной аллее в квартале от воды мы упиваемся устрицами и креветками. У стойки вьется молодежь, не счесть хорошеньких девушек с загорелыми ногами, и я глазею на них помимо воли. Я вижу только белых и опасаюсь, что буду выделяться. Но Пэт меня разубеждает: в городской агломерации Джексонвилла миллион жителей, из них восемнадцать процентов — черные, поэтому моя этническая принадлежность не создаст проблемы. Я пытаюсь растолковать ему, каково это — быть черным в мире белых, но в очередной раз убеждаюсь, что некоторых тем не раскрыть за ужином — их, наверное, вообще не раскрыть.

Тогда я меняю тему и начинаю задавать вопросы о программе защиты свидетелей. Пэт работает в Виргинии и скоро вернется домой. Моим опекуном — но ни в коем случае не надзирателем — станет другой маршал. К нему — или к ней — всегда можно обратиться в случае проблемы или беспокойства. Обычно на одного опекуна приходится несколько подопечных. При малейшем намеке на опасность меня немедленно перебросят в другое место, но, как заверяет Пэт, такое случается редко.

Смогут ли злодеи до меня добраться? Пэт признается, что не знает, поскольку такого еще не бывало. Я не отстаю:

— Но тебе наверняка доводилось кого-то переселять.

— Сам я переселениями не занимался, но знаю, что они бывали. Насколько мне известно — а я опекаю осведомителей уже десять лет, — серьезных угроз не было ни разу. Но я слыхал о двоих, может, о троих людях, которые настаивали, что их раскрыли. Им хотелось переехать, и с нашей помощью они снова исчезали.

По понятным причинам ни в юридической, ни в общей библиотеке Фростбурга книг по защите свидетелей не было, поэтому я знаю не много. Мне известно только, что программа несовершенна.

— Так уж и никаких проблем? Трудно в это поверить!

— Я не говорю, что все идеально. Взять хотя бы скандал тридцатилетней давности, вошедший в легенду. Мы обзавелись серьезным осведомителем в мафии, выдавшим свою семью и несколько крупных мафиозных боссов. Это один из значительнейших успехов в истории ФБР. Осведомитель расхаживал, можно сказать, с расчерченной мишенью на лбу. Мы зарыли его на невероятную глубину, и он прожил там невредимый несколько лет. Работал себе почтовым инспектором в городке с пятьюдесятью тысячами жителей, прикрытие что надо, но горбатого могила исправит. Наш клиент являлся прирожденным, закоренелым мошенником, и сохранить чистоту было превыше его сил. Он открыл стоянку подержанных автомобилей, потом еще одну, потом ломбард, занялся перепродажей краденого и, наконец, торговлей марихуаной. Мы знали, кто он, а ФБР нет. Когда его сцапали, он позвонил своему опекуну и попросил внести за него залог. Опекун встревожился, его начальник тоже и так вверх по лестнице вплоть до директора ФБР. Пришлось задействовать самую тяжелую артиллерию, чтобы выдрать его из тюрьмы и переселить в безопасное место. Через запугивание, сделки с правосудием, мольбы к судьям удалось добиться аннулирования обвинений. Но этот мошенник висел на тончайшем волоске. Так что лучше не отмывай больше деньги.

Он воображает, что его последнее замечание — смешная шутка.

— Я никогда не отмывал деньги, — говорю я без тени улыбки.

— Извини.

Мы доедаем десерт и едем в мой новый дом. Квартира находится на седьмом этаже башни, одной из четырех, выстроившихся вдоль пляжа, в окружении теннисных кортов и плавательных бассейнов. Пэт объясняет, что квартиры здесь в основном съемные, хотя некоторые выкуплены. За мою уплачено на полгода вперед, а дальше мне решать самому. В квартире одна спальня, все обставлено, есть оборудованный кухонный уголок, хороший диван, кресла — не шикарно, но и не дешевка. После ухода Серхоффа я стою на своем балкончике, над океаном, под луной, вдыхаю соленый воздух и слушаю доносящийся снизу рокот волн.

Свобода восхитительна и необъяснима.

Я забыл задернуть шторы и просыпаюсь от слепящего солнца. Это мое первое по-настоящему свободное, неподнадзорное утро, и мне не терпится пройтись босиком по песочку. На пляж уже вылетели немногочисленные ранние пташки. Я тоже спускаюсь, пряча лицо под козырьком и темными очками. Никто не обращает на меня внимания; никому нет до меня никакого дела. Люди, бесцельно бродящие по кромке воды, погружены в собственные недосягаемые миры, я тоже быстро ухожу в свой. У меня нет семьи, нет работы, никакой ответственности, никакого прошлого. Макс начинает жизнь заново.

Пэт Серхофф забирает меня в полдень. У нас ленч, состоящий из сандвичей. Потом он везет меня на военно-морскую базу в Мейпорт, на встречу с предупрежденным врачом. У меня все отлично заживает, осложнений не обнаружено. Через две недели я должен вернуться для нового осмотра.

После этого мы направляемся в отделение банка «Санкост» рядом с моим домом; по дороге Пэт подробно меня инструктирует. Сам он в банк не пойдет, потому что самостоятельное открытие мной счета — важный момент. В банке никто ничего не знает, тут все по-честному. Для банка Макс Болдуин — «полупенсионер» — временно не работающий, подумывающий о переезде в эти края и желающий открыть текущий чековый счет без всяких особых условий, с внесением первоначального депозита в тысячу долларов. После уведомления об открытии счета Макс вернется в банк за инструкциями по переводу на него дополнительных средств. Затем меня направляют к очаровательной Гретхен Хайлер, крашеной блондинке лет сорока, явно злоупотребляющей загаром. У нее маленький письменный стол в тесном закутке, на пальце нет обручального кольца. Ей невдомек, что она — первая женщина, с которой я остаюсь наедине за целых пять лет. При всем старании мне трудно удержаться от неподобающих мыслей. Наверное, это естественно. Гретхен — болтушка, я иду у нее на поводу. Мы быстро заполняем все бумаги, я гордо вписываю настоящий адрес. Я вношу тысячу, она выдает мне временные чеки и обещает, что по почте придет письмо с новым комплектом чеков.

С делами покончено, а мы все треплемся. Она дает мне свою визитную карточку и изъявляет готовность оказать всяческую помощь. Я обещаю позвонить, когда обзаведусь мобильным телефоном: банку нужен мой телефонный номер. Я почти готов пригласить ее поужинать — потому в основном, что уверен в согласии; но превозмогаю соблазн. У меня будет уйма времени для этого потом, когда я немного освоюсь, а моя физиономия станет более приемлемой — на это я возлагаю особенные надежды.