Ностальгия по чужбине. Книга первая - Йосеф Шагал

— Майор.

— Пять дней назад тебе присвоено очередное звание. И еще кое-что. Но это уже дома, когда вернешься. Поздравляю, брат.

— Моральная компенсация за причиненный ущерб, — пробормотал Серостанов себе под нос.

— В переводе с русского на русский это означает «Служу Советскому Союзу»?..

В Тель-Авив Серостанов прилетел рейсовым самолетом «Еджипшн эйр» во вторник утром. Договорившись по телефону со своим старым приятелем из «Файнэншл таймс» о фоторепортаже с тель-авивской фондовой биржи, он, что называется, прикрыл себя перед непосредственным лондонским начальством. В штаб-квартире Би-би-си за Салливаном давно уже закрепилась репутация крепкого профессионала, неизменно находившего свой ракурс в освещении самых разных тем — от закулисных политических интриг на неизменно бурлящем Ближнем Востоке до сенсационных подробностей из жизни тамошних знаменитостей. Вот почему, в Лондоне довольно благожелательно смотрели на стремление опытного репортера зашибить на стороне лишнюю пару тысяч фунтов: даже публикуясь в крупнейших лондонских газетах, он неизменно подписывался корреспондентом Би-би-си. Кроме того, проработав на Ближнем Востоке почти десять лет, Серостанов имел дополнительный кредит доверия начальства на публикации в других изданиях: в конце концов, далеко не каждый журналист соглашался так долго торчать в этой знойной дыре, где даже туристы больше недели не выдерживали.

…В отеле «Хилтон» Серостанов поднялся на лифте в свой номер на четырнадцатом этаже, бросил на кровать кожаную сумку-кофр, в котором дорогой «Хассельблат» с несколькими мощными объективами был прикрыт сверху свитером и двумя рубашкам, и вышел на узкий балкончик. Вид тель-авивской набережной, дугой охватившей сине-зеленую акваторию Средиземного моря, был великолепен. Косые лучи нежаркого январского солнца причудливо отражались и играли в окнах вереницы пятизвездочных отелей, выстроившихся вдоль побережья, как взвод на плацу. Впервые в жизни попав в Израиль, Серостанов испытывал естественное любопытство туриста. Впрочем, состояние внутренней расслабленности было недолгим: полюбовавшись в течение минуты впечатляющей панорамой города, Серостанов вернулся мыслями к предстоящему заданию, стараясь разобраться в причинах дурных предчувствий, не покидавших его с момента с момента встречи со связным Центра в каирском баре «Рамзес».

Для советской военной разведки Израиль всегда был страной за семью замками. Серостанов знал это давно, еще с тех времен, когда молоденьким лейтенантом проходил специальную подготовку на оперативных курсах Главного разведывательного управления Советской Армии. Хотя и не понимал вначале, о каких проблемах с добычей секретной информации могла идти речь в государстве, где живут сотни тысяч людей, для которых русский язык и советская психология являлись понятиями совершенно естественными, органичными. Только проработав десять лет на Ближнем Востоке, он сумел разобраться в ПРИРОДЕ израильской закрытости для иностранных спецслужб. Микроскопическое государство с четырехмиллионным населением, выигравшее три крупномасштабные войны и постоянно готовое к четвертой, представляло собой идеально закамуфлированный под цивилизованное европейское государство военизированный, идеально укрепленный лагерь со всеми законами военного времени. Убедительные победы над арабами в войнах шестьдесят седьмого и семьдесят третьего годов не только не расслабили, а, наоборот, еще больше укрепили Израиль в его стремлении сохранять постоянную боеготовность. Серостанов знал, что на малюсенькой прибрежной полоске, прилегавшей к Средиземному морю, сосредоточен военно-промышленный комплекс высокоразвитой ядерной державы, о котором и мечтать не смели такие гиганты, как Китай, Индия или, скажем, Пакистан. Охрана оборонных объектов, жесточайшая и, в то же время, тщательно скрытая система внутренней безопасности, контроля и постоянной перепроверка кадров, имевших допуск к закрытым объектам, были поставлены на такой высочайший уровень, что внедрение агентуры (хоть эта задача и рассматривалось советской военной разведкой в течение десятков лет как необходимая стратегическая мера) тем не менее, воспринималось руководителями ГРУ как проект в большей степени иррациональный и бесперспективный. С годами сложилась определенная тактика разведывательной работы: львиную долю информации о ядерном и оборонном комплексах Израиля советская военная разведка получала из… иностранных источников. То есть, благодаря активности резидентур в США, Франции, Англии и, естественно, на Ближнем Востоке, где географическая близость к Израилю давала определенные преимущества. Серостанову было хорошо известно, что, по большому счету, советская военная разведка серьезных результатов в Израиле никогда не добивалась. Общая служба израильской безопасности ШАБАК действовала так эффективно и изощренно, что ГРУ, после провала нескольких своих агентов, которых пытались внедрить под разными легендами, практически отказалась от активных действий на этой территории, удовлетворяясь косвенной информацией. На этом фоне задание, полученное Серостановым, выглядело несколько странно: оно, как бы не вписывалось в общую картину. Серостанов понимал, что Центр никогда не стал бы излишне рисковать им, используя в качестве обычного курьера. Следовательно, речь действительно шла об очень важной информации, которую необходимо было срочно вывезти из страны. Но, с другой стороны, это означало, что в Израиле работает крупный агент советской военной разведки, получивший доступ к особо важной информации. Скорее всего, стратегического характера. Серостанову это казалось странным, его продолжали мучать сомнения до самого вечера, когда он, чтобы хоть как-то расслабиться, бесцельно бродил по шумному, пестрому городу, вертя головой по сторонам, как заурядный турист…

Просчитывая в голове ситуацию, прикидывая вероятные возможности провала, Серостанов отдавал себе отчет, что, если будет схвачен ШАБАКом «на горячем», с рук ему это не сойдет ни при каких вариантах. Даже, если израильской контрразведке не удастся доказать его связь с ГРУ. В конце концов, шпионажем в Израиле занимались не только советские спецслужбы, но и традиционные израильские союзники, которые одной рукой воо[4] ри евреев до зубов[5], а другой откровенно изощрялись, пытаясь выудить из их сейфов секреты использования своего же собственного оружия и военных технологий, а также разработок новых видов ядерного, химического и бактериологического оружия.

…Остановишись под огромным платаном на бульваре Ротшильда, Серостанов вытащил из бокового кармашка кофра крупномасштабную карту Тель-Авива, которую заблаговременно купил в сувенирном киоске аэропорта, еще раз повторил про себя название улиц, которые вели к автобусной станции, и, вздохнув, пошел дальше…

7

Барстоу (штат Калифорния).

Городская больница.

Январь 1986 года

В сознание я возвращалась несколько раз, но не больше чем на пару секунд. Вяло, видимо, по инерции, выныривала из пучины, с колоссальным трудом, словно на каждой из ресниц кто-то привязал по пудовой гире, разлепляла веки, и снова погружалась в небытие, унося с собой невыразимое смятение в душе и размытые очертания знакомого женского лица.

И еще я не выпускала чью-то суховатую, с ощутимо проступающими венами, руку, словно это и не рука была вовсе, а спасательный трос, без которого я не могла время от времени выкарабкиваться на поверхность.

Кто говорил, что, находясь в бессознательном состоянии, люди ничего не чувствуют? А тяжесть на душе, тянущая тебя на самое дно этой бесконечной пучины? А мучительный вопрос, который ты не в состоянии ни сформулировать, ни задать, и только чувствуешь, как он гложет тебя, съедает, словно саркома, заживо?..

Я вернулась окончательно только после того, как поняла, наконец, что продолжаю держать руку своей свекрови Элизабет.

— Он жив?

— Да.

— Я говорю о Юджине.

— Я понимаю, дорогая, о ком ты говоришь…

— Ты не должна мне лгать, Элизабет…

— Я не лгу тебе, дорогая.

— Поклянись.

— Ты мне не веришь?

— Поклянись своими внуками!

— Это грех.

— Грех врать.

— Я клянусь тебе своими внуками.

— Ты знаешь, что я никогда не прощу тебе, если ты солгала.

— Я знаю.

— Он действительно выживет?

— Он ДОЛЖЕН выжить… — Моя свекровь продолжала комкать платочек, даже не делая попыток остановить слезы, прокладывавшие извилистые бороздки сквозь плотной слой темной пудры. — Операция длилась шесть часов. Доктор Уэйн сделал все возможное. Теперь только он сам может помочь себе… Но он крепкий мальчик, Вэл, он обязательно выкарабкается… У него замечательные дети, красивая и верная жена… Ему есть за что бороться…