Сломленный бог - Гарет Ханрахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое других стрелков по бокам от Артоло знаками подтвердили боеготовность. Когда богиня Ушарет была на вершине могущества, она б отмахнулась от таких жалких пищалок. Но, как и прочие боги Ильбарина, она была сломлена Праведным Царством. Ныне это всего лишь безмозглая оболочка богини. Несоизмеримо умаленная, и скоро умалится еще.
Артоло утвердительно буркнул. Еще раз проверил оружие, проверил пальцы. Было время, когда бы он расхохотался в лицо такой задохлой богиньке, как Ушарет. А потом в это лицо бы и выстрелил. Но теперь ему не до смеха.
– Мартайн! – позвал он. Дол Мартайн обернулся и поспешил к Артоло:
– Слушаю, сэр?
– Возьми четверых бойцов. Взорвите ту часовню. Будь начеку – это призовет Ее, так ведьма сказала.
– Я установила спусковые обереги, – добавила ведьма. – Они сработают, когда Она воплотится. Хоть как-то вам ее обозначат.
– Насколько точно?
– Лучше, чем никак. Но не слишком.
– Моя жизнь в ваших руках, босс, – сказал Мартайн, бросая косой взгляд на задрапированные пальцы Артоло. Это граничило с дерзостью, а Мартайн всего лишь Эшдана. Ему не по чину высказывать свое мнение.
– Двигай, – рявкнул Артоло.
Мартайн отобрал четверых из кучки загонщиков и караульных, которых привели на охоту в эти не совсем богом забытые скалы, и они приступили к медленному восхождению, неся с собой упаковки алхимической взрывчатки. Робко ступали по неустойчивым камням. Избегали сухих колючих кустов. Вздрагивали при каждой перемене ветра.
Кто-то оглядывался назад, будто волновался, как бы их не принесли в жертву Ушарет на этом проклятом склоне. Мартайн, к его чести, не оглянулся ни разу.
Артоло до сих пор сомневался в Мартайне, но было очевидно, что амбиции подручного простираются куда дальше полуразрушенного острова. Большинство выживших здесь слонялись в прострации, растерянные, выхолощенные, неспособные отделить память о том, каким Ильбарин был, от того, каким стал. Они нянчились с пережитками прошлого, словно эту разруху можно было просто переждать. Артоло сам видел, как жители города Ильбарина, спасаясь, волокли с собой мебель, как будто бы наводнение скоро спадет и они вернутся по домам. Некоторые все пытались обратиться с жалобами к правительству, хотя действующего правительства на Ильбарине нет уже много месяцев. Переводили еду на детей, хотя нет никакой надежды, что те увидят следующую весну. Придурки, все как один.
А Мартайн не такой, размышлял Артоло. Может, это признак бывалого путешественника – повидаешь мир и обретешь широту взглядов, необходимую, чтобы успешно выживать. Уяснишь, что возможности есть везде и бессмысленно привязываться к бесплодной почве, к мертвому прошлому. Всегда есть новые, еще не завоеванные края.
– Ты-то поездила по миру, до того как я тебя нашел? – негромко спросил он ведьму.
– Поездила. По всему югу, потом была в торговых городах. Чуть не доехала до Архипелага. Вместо этого попала в Гвердон. – Она занята, творит волшебство. Он сам должен смотреть в оба. Богиня может воплотиться в любую секунду. Сияние охранных рун, нанесенных ведьмой, не изменилось. Мартайн и его люди почти достигли часовни.
Его мысли вернулись к Карильон. Гадина заслужила медленную смерть в его руках. Да, от его рук, буквально. Это она отрезала ему пальцы – наказание вынес Прадедушка, но изначальная вина на ней. Будь прокляты боги и их долбаная раздача даров. Наделять силой из прихоти или по каким-то вычурным философским принципам, ничего в реальной жизни не значащим, – как же это отвратительно. Сила должна доставаться тем, у кого хватит твердости ее взять, хватит смелости ею пользоваться. Когда Прадедушка его наказал, в этом была справедливость. Он подвел дракона, за это вот принял страдания. А не из-за какого-то там зачуханного греха, совершенно случайной жестокости свыше или занебесной войны. Нет, драконам известно, как на самом деле устроен мир, если отбросить напускное притворство, священные тексты и божественные повеления.
Будь сильным, или тебе будет худо.
Ильбарин был тому доказательством. Край сломленных, разбитых богов, у которых не осталось ни сил, ни воли порождать святых. Беззаконная, безбожная земля, слишком много народу, и на всех недостаточно пищи. С Ильбарина ведет только один путь, и этот путь в распоряжении Артоло. В его власти награждать достойных, тех, кто, обладая отвагой, разумом и стойкостью, вступает в Эшдану, а остальным – худо.
Уж Карильон придется несладко. Он… он закопает ее на этой горе. Наверняка в недрах Утеса есть нехоженые пещеры, где он погребет ее заживо, в темноте, в каменной утробе, и корни колючек проникнут в питательную липкую слизь в глазницах, упиваясь ее душой…
Это не моя мысль, спохватился он.
Вспыхнули охранные руны. Земля сотряслась.
Она прямо под ними.
Ведьма тоже это почувствовала, но, неуклюжая в броне, реагировала очень медленно. Артоло подхватил ее и бросился вперед, одновременно со взрывом склона за плечами. Вокруг сталкивались валуны. Заклубилась пыль, и сквозь удушливое облако он увидел богиню. Попытался вскинуть длинное ружье, но она была слишком близко.
Неразумная, битая, но хитрая как лиса. Богиня распознавала длинные стволы и понимала, что они опасны.
Как дерево без листвы, ободранное и голое, богиня будто сгибалась под незримой бурей, но при каждом наклоне, каждый раз, опуская ветвистые руки, она поднимала их вновь – скользкие от внутренностей бойцов Артоло. Она потрясала руками, рассыпая кровь как росу, и на горном скате начинали пробиваться зеленые ростки. Перед Артоло упали скрученные вместе куски ружья и стрелка.
Призрачный палец лег на курок. Отдача молотом стукнула по телу, вцепляясь в каждую прежнюю рану. Пронзила обрубки пальцев, резаный живот, позвоночник. Вспышка ослепила, в нос проникла едкая вонь серы и флогистона.
Ушарет взревела от боли. Заряд попал ей в грудь и почти оторвал одну руку. Она вскользь устремилась к Артоло – ставшему, считай, на пути оползня. Шипастые пальцы дотянулись… и замерли. Ушарет застыла, парализованная на месте чарами ведьмы. Вокруг богини замигала решетка эбонитовых молний, их зигзаги мелькали, драли составленное из камней и грязи воплощение Ушарет.
– Не могу. Держать, – простонала ведьма. Из каждого сочленения ее доспеха забил неземной свет. С ведьминых запястий закапала черная жидкость, шкворча в пыли. Все шприцы костюма до одного защелкнулись в пазах, накачивая наркотиком истощенное чарами тело. Не будь на ней неподатливой брони, ведьма корчилась бы в агонии, оглушенная колдовством.
Артоло обнажил свой драконий кинжал. Клинок затуплен, но по-прежнему хранит мощь. Он прыгнул за спину неподвижной богини и, как зубило, вогнал клинок в рану, откалывая руку от тела. Рука отлетела, распадаясь дождем из щебня, корней и гнили.
Нож также прервал действие заклинания, освободив Ушарет. Она начала крошиться, сжиматься, вереща, как раненый зверь. И, повернувшись, помчалась вскачь от Артоло,
