Океаны Айдена - Михаил Ахманов

— Это что, армейский юмор? — Шахов, кряхтя, поднялся. — Чем кастрировать-то хотят? Этой вот железкой? — Он небрежно подтолкнул меч ногой, и Одинцов кивнул. — Из-за нее? — Теперь генерал покосился на девушку, все еще пребывавшую без сознания.

— Не совсем. Она здесь на сладкое, будет жертвой насилия, — пояснил Одинцов и добавил: — Тут простые нравы, товарищ генерал. Примерно как в Анголе или Сомали: мужиков к стенке, баб в койку, добро, что плохо лежит, в свой сундук.

— А мне доложили, что здесь рай. Теплое море и небо в звездах… пальмы тоже, наверное, есть… девочки имеются, сам вижу… — Шахов снова уставился на Найлу. Даже в беспамятстве она выглядела очень импозантно.

— Моря, неба и звезд сколько угодно, Сергей Борисыч, и пальмы тоже найдутся, — сказал Одинцов. — Но ты ведь сюда не на отдых явился, верно? Я так думаю, что с ревизией?

— С ревизией, — подтвердил генерал. — Ты, Георгий, развлекаешься с красотками, а у нас план горит и с финансами проблемы. Десять месяцев с запуска прошло, даже больше! А что мне в отчете писать? Что, я тебя спрашиваю?

Но этот вопрос был, видимо, риторическим. Не дожидаясь ответа, потирая то плечо, то поясницу, генерал принялся вышагивать от стены к стене, смешно выбрасывая ноги, — тело ему досталось крупное, с длинными конечностями. Постепенно движения Шахова стали более уверенными, жесты — более плавными, адаптация протекала нормально. Через несколько минут он остановился перед Одинцовым и, склонив голову к плечу, начал его разглядывать.

— Кажется, я поторопился, — заявил он. — Еще немного, и мы встретились бы на Земле, в более привычной обстановке. Полагаю, ты ведь не стал бы ждать этой… хм-м… операции?

— Конечно, нет. Я был уже на полпути домой, когда ты свалился мне под ноги, — с мстительным удовлетворением произнес Одинцов. — Ну, теперь ты здесь, Борисыч, и операция отменяется. Теперь я могу остаться. А из-за отчета не тревожься, будет что в нем написать. Это я обещаю.

— Вот как? Посмотрим, посмотрим… — протянул генерал. — А кто же, собственно, хотел тебя того… слегка укоротить?

— Ты, Сергей Борисыч. Вернее, тот тип, чье тело ты оккупировал.

Вздрогнув, Шахов уставился на свою руку. Теперь он не пересчитывал пальцы, а просто разглядывал их — толстые, грязные, с обломанными ногтями. Потом он наклонил голову, обозрел мощную волосатую грудь, мускулистый живот, ремень с длинным медным кинжалом, кильт из грубо выделанной кожи и торчащие из-под него могучие колонны ног. Внезапно он поднял глаза на Одинцова и тихо сказал:

— Георгий, я хочу увидеть его рожу… ну, этого… в кого я попал…

Одинцов широко ухмыльнулся:

— К твоему счастью зеркал тут не водится.

— Неужели? — Похоже, генерал был серьезно расстроен. — А ты вот как огурчик! Рост, выправка, физиономия благообразная… Хоть сейчас в Кремлевский полк! А со мною что? Совсем плохо, Один?

Одинцов закатил глаза.

— Плохо!.. — передразнил он Шахова. — Если бы плохо… Чудовищно, просто, чудовищно! Ну, предъявишь счет Виролайнену.

— А что с него взять? Он переслал меня в носителя, который поближе к тебе… Ладно! — Шахов махнул рукой. — В конце концов, я здесь не задержусь. Сейчас мы обсудим дисциплинарную проблему, и…

— Может, ты меня сперва развяжешь, Борисыч?

— Да, разумеется! Сейчас…

Он начал возиться за столбом, чертыхаясь и бормоча под нос: «Связали… и руки связали, и ноги… как придурки из ОМОНа… те тоже мастера вязать… Ну, навертели проклятых узлов!» Наконец Одинцов не выдержал и сказал:

— Слушай, Борисыч, у тебя там ножик на поясе. Возьми его и резани! Только поскорей!

Генерал принялся со скрипом перепиливать ремень. Освободившись, Одинцов подступил к нему вплотную, примерился и врезал прямым в челюсть. Потом развязал Найлу, уложил ее поудобнее и стал массировать запястья и лодыжки.

Когда он закончил с этим, Шахов как раз очнулся и сел.

— Что случилось, Один? — с недоумением спросил он, потирая подбородок. — Рухнул потолок?

— Нет. Это мой аванс. За Костю Ртищева и его муки.

Лицо генерала начало багроветь — Канто был очень возбудимым типом.

— Ты!.. Ты осмелился… старшего по званию…

Одинцов приложил его вторично. Затем стал копаться в груде оружия, изредка посматривая на Найлу. Что-то слишком долго она не приходит в себя… уснула, что ли, от переживаний? Ему приходилось встречаться с такой странной реакцией на опасность — человек просто не выдерживал и погружался в каталепсию. Проверив арбалет и убедившись, что тот исправен, он стащил с Найлы кольчугу, расшнуровал тунику и приложил ухо под маленькой грудью. Сердце девушки билось ровно, и Одинцов успокоился.

Его начальник глухо застонал, ворочаясь на полу. Из разбитой губы текла кровь, расплываясь багровыми пятнами на размалеванном лице. Жаль, подумал Одинцов, что нет здесь зеркала — для Шахова лучшим наказанием была бы не кулачная расправа, а взгляд на эту страшную рожу.

Он присел перед Шаховым и, когда глаза у того открылись, приподнял генерала, прислонив спиной к столбу.

— Что ты делаешь, Один! — простонала его жертва. — Ты тут совсем одичал или с катушек съехал? Ну, не повезло Ртищеву, бывает… Но в чем еще моя вина?

— Было ведь сказано: оставьте меня в покое. Я не собираюсь возвращаться, — произнес Одинцов. — Ртищев передал? — Он дождался кивка генерала. — Вижу, передал! А теперь, Борисыч, погляди на эту девушку. Хороша, верно?

Шахов кивнул еще раз, вытирая с подбородка кровь.

— Вы с Виролайненом и теперь целили в того, кто ко мне поближе, да? Ну, ты сам сказал… И если бы не наш мерзавец в перьях, ты приземлился бы в головку той очаровательной девицы. Выходит, Борисыч, ко мне подойти опасно, а уж лечь со мной в постель… — Одинцов сделал паузу, чтобы мысль дошла до начальника. — Этак вы всех уничтожите, кого я здесь нашел, кто мне дорог и близок! Рано или поздно, но до каждого доберетесь! Понимаешь?

Кажется, до генерала дошло. Он снова кивнул, нахмурился и буркнул:

— Ясно, Один. Этого мы в самом деле не учли.

— Вы многого не учли. Мерзавца в перьях не жалко. — Одинцов ткнул Канто в грудь. — А что, например, осталось бы от этой милой девушки после твоего ухода? Вы об этом подумали? Ты и Виролайнен?

— Издалека все выглядит иначе, нежели вблизи, — заметил Шахов. — Но я с тобой согласен, тут есть проблема. И пока Виролайнен с ней не справится, лучше никого к тебе не посылать.

— И на том спасибо, — произнес Одинцов и оглянулся на дверь. — Ну, ладно… ты здесь, и это очень кстати. Пожалуй, ты сумеешь мне помочь.

Он отыскал в куче оружия свой кинжал и сунул его за отворот сапога.

— Доверься моему опыту, Сергей Борисыч! Все будет в полном порядке. Ты ведь не дите, чтобы пугаться боли, ты офицер… Генерал!

— Не сходи с ума, Георгий! Должна же существовать какая-то альтернатива! Мы ведь не звери, чтобы резать друг другу глотки на потеху дикарям!

Одинцов устало потер лоб и принялся объяснять в пятый раз:

— Согласись, что число альтернативных решений определяется конкретной ситуацией. Наш мир — я имею в виду Землю — намного сложнее местного курятника. К примеру, если у тебя есть деньги, ты можешь положить их в банк, купить акции, основать фонд и сделаться филантропом или приобрести собственность, дом, землю, магазин… наконец, ты можешь промотать свои рубли и доллары. Но это возможно на Земле! В Айденской империи, о которой я тебе рассказывал, нет ни банков, ни акций, ни благотворительных фондов, и там имеются лишь два выхода: купить что-то полезное или спустить денежки в кабаке. А, скажем, в Хайре нет даже кабаков…

Они спорили уже целых полчаса, сидя на полу большой бревенчатой хижины, в уголке которой тихо посапывала Найла. Одинцов сделал краткий, но полный отчет, не касавшийся лишь проблем, связанных с южанами. В Айдене и без них хватало чудес, и глаза Шахова горели теперь как два уголька. Было странно, даже страшно, видеть, как изменились грубые черты Канто: теперь на его свирепом лице, размалеванном и покрытом засохшей кровью, читалось только любопытство.

Затем они перешли к конкретному вопросу — как разрулить ситуацию с Канто и шайкой его дикарей. Тут Одинцов наткнулся на отпор, — Шахов хоть и был генералом, но кабинетным, склонным к цивилизованным решениям. Кровь он видел большей частью по телевизору.

— Ты ведь, Борисыч, знаешь: чем сложнее общество, тем больше альтернатив для индивидуума. А мы находимся сейчас в мире примитивном и жестоком, где закон один: убей или умри!

Шахов уныло кивнул. Кажется, он начал понимать всю удручающую безвыходность положения.

— Доверься моему чутью, — продолжал Одинцов. — Все пройдет без сучка, без задоринки… Через сорок минут будешь пить чай с лимоном в своем кабинете.