Цирк - Анастасия Антоновна Носова

class="p1">Люк поехал в сторону. Паша увидел клочок ночного неба и замер. Потянуло свежим воздухом. Саныч уже выбрался наружу, а Паша все принюхивался, пытаясь понять, далеко ли они от Волги. Он полез следом, высунул голову из люка и замер. Перед ним простиралась металлическая чешуя циркового купола.

– Мы же под землей были! – Паша пытался перекричать порывы ветра, который нес с собой дух и запах большой реки.

– Забудь все глупые книжки, которые ты читал, – проворчал Саныч, закуривая сигарету и выкидывая спичку в ночное небо. – Ходы под землей роют только цари и дураки. Ход проложен в темноте. Найти его можешь ты, твой отец и твой будущий преемник. И еще я, потому что без меня темноты бы не было, и цирка бы этого не было, черт его дери! Вылезай, говорят тебе, а то закроется!

Паша выбрался из люка, поскальзываясь на чешуе купола, и уставился на Сан Саныча. Люк тут же поехал обратно, сверху это выглядело так, как будто одна чешуйка просто заняла свое законное место.

– И зачем мы сюда залезли? – Паша судорожно цеплялся руками за выступающие чешуйки, опасаясь, как бы купол, напоминающий большую рыбу, не сбросил его со своей спины.

– А ты оглянись.

Паша беспомощно покрутил головой, пытаясь не разжать пальцы и не отпустить край одной из чешуек. На другой стороне купола сидел, скрестив ноги по-турецки, его отец. Точнее не сидел, а витал в воздухе, а вокруг него клубился черный дым, дым был чернее неба, будто на купол цирка переехал угольный завод и насмолил всеми своими трубами разом. Паша не смог долго смотреть на дым, у него заболели глаза.

– Если будешь держаться так крепко, то долго не протянешь. – Голос принадлежал отцу.

Паша еще сильнее вцепился в чешуйку пальцами, кожа на них покрылась красно-белыми пятнами, руки начинали затекать. Паша обернулся на Сан Саныча, но никакого Сан Саныча на крыше не было. Ветер с Волги становился холоднее, в городе зажглись огни, и Паша щурился, пытаясь рассмотреть их получше. Глаза слезились, и огни расплывались, словно множество маленьких свечей горело неровным и беспокойным огнем.

– А если не буду держаться, то упаду! – Паше казалось, что эта истина непреложна и очевидна.

– Не упадешь, если умеешь владеть темнотой. – Отец вздохнул наигранно и устало, как если бы эту фразу он повторял каждому встречному не один десяток раз.

– Тигр! – выкрикнул Паша из последних сил.

– Что тигр? – Голос отца оставался спокойным, и Пашу это бесило.

– Ты сам говорил, что тигр может внезапно появиться в зрительном зале!

– Может, – сказал отец. – А может и не появиться.

Паша отпустил руки. Он не понял, скользит ли он по чешуе большой рыбы купола или это большая рыба скользит по его брюкам и рубашке, летит ли он вниз навстречу плитам на площади Кирова или вверх – в пропахшее Волгой небо, которое накрывало собой и Саратов, и реку. Но он абсолютно точно летел, и дым сгущался вокруг него. Паша закрыл глаза и снова открыл их. Ничего не произошло. Он стоял в черном дыму на самом краю купола, рядом отец курил сигарету – такую же, как у Сан Саныча, толстую и похожую на бумажный сверток с неровными краями.

– Видишь, – сказал отец. – Тигр не всегда появляется в зрительном зале. Иногда он все-таки появляется там, где должен.

– Почему ты отказался ввести номер с исчезновением тигра в программу?

– Потому что не умею подчиняться. И тебе не советую. – И отец выкинул окурок в ночь так же, как выкинул спичку Сан Саныч.

Сигарета долго летела вниз навстречу своим сородичам, расплывчатым городским огням, пока совсем не истлела.

Глава 12

Снова купол

Сентябрь 1994 года

Саратов, Цирк имени братьев Никитиных

– То есть Сан Саныч был всегда? – прошептала Оля.

Они шли по коридорам цирка, и Огарев светил на стены большим строительным фонарем. Под ним, как под светом прожектора, Оле открывался другой мир. Изнанка цирка проступала с фотографий на стенах гораздо отчетливее, чем за кулисами. На каждой фотографии были изображены артисты разных поколений, на полях указаны год, месяц и день, когда фотография была сделана. Завершалась выставка черно-белыми кадрами. Все снимки были разными, люди и костюмы на них менялись, неизменным оставались только манеж, форганг на фоне и низкий толстячок, который всегда стоял справа и чуть в стороне от остальной труппы. Сан Саныч, казалось, не снимал смешную жилетку с золотыми лампасами и белую рубашку никогда.

– Поэтому он и ветеринар и техник? – спросила Оля.

Огарев засмеялся:

– Если он захочет, то в любом номере программы отработает не хуже того, кто этот номер придумал.

– А почему не работает тогда?

– Не хочет. – Огарев пожал плечами.

– Это все, что вы собирались мне показать?

Огарев не ответил, и они продолжили путь. Коридор упирался в единственную дверь. Огарев толкнул ее, и за ней показалась комната – обыкновенная комната, какие бывают в старых советских квартирах. Ковер на стене, две односпальные кровати, стол, стул, настольная лампа, походная электрическая плитка, чайник и самогонный аппарат в углу. И все-таки разница с обычной квартирой чувствовалась. Тут не было ни картин, ни фотографий, ни книг, ни других предметов интерьера, которыми любой человек пытается украсить или как-то оттенить свое жилище. Зато все свободные полки, стол и даже прикроватные тумбочки были заставлены сосудами: бутылки, пробирки, флаконы, с узкими горлышками и с широкими, превращали комнату в за́мок из стекла, в королевство кривых зеркал, и Оля шла медленно, смотрелась в каждый сосуд, заставляла себя ступать осторожнее, чтобы ничего не задеть и не разбить.

– Это Сан Саныча. – Огарев заметил интерес Оли к сосудам. – В общем-то просто коллекция, хотя он утверждает, что пытается вывести джинна.

– Вывести джинна? Синего, как в «Аладдине»? – Оле показалось, что она неверно расслышала.

– Да, типа того, – неуверенно проговорил Огарев, осматривая замок двери с бордовой обивкой и цифрой 13.

В некоторых местах обивка была прожжена, потрескалась, из нее торчали нитки и вываливался поролон. Цифра 13 покосилась. Тройка вовсе лежала на спине, а единица была наклонена по диагонали – дверь будто бы долго и упорно били ногами за то, что она не открывалась.

– Я не видел мультик, – признался Огарев, выдержав паузу. – Про «Аладдина» не смотрел. В моем детстве не было.

– В моем тоже. Артёмка смотрит.

Оля перевела взгляд на ковер на стене. Теперь он стал копией ковра из мультфильма. Не хватало только золотых кисточек по углам.

– Что это за дверь?

Огарев поднял бровь так, что