Солнце восемь минут назад - Анна Витальевна Малышева

Внизу хлопнула входная дверь. Перегнувшись через перила, Александра увидела входившую в дом Елену. Когда художница ее окликнула, та перестала отряхиваться от снега и, сбросив шаль на плечи, подняла голову:

– Привет! Все попрятались по своим углам, я вижу. Ужин будет?

– На столе, – лаконично ответила Александра и спустилась еще на несколько ступеней. – Неужели вы с Аристархом собрались в Москву?

– Д-да, – с запинкой подтвердила Елена. – У нас запланированы закупки…

– С этим придется повременить. – Александра спустилась в столовую, заглянула в кухню. Везде было пусто. – Дорогу замело, и к тому же без хозяина нельзя открыть ворота. Он заблокировал пульт.

– О, господи, – внезапно севшим голосом произнесла Елена. Женщина провела ладонью по раскрасневшемуся лицу, подошла к камину и присела на диван, с отсутствующим видом глядя на огонь, словно позабыв об Александре.

Та осторожно присела рядом:

– Что, это было так важно?

– Если бы вы только знали, до чего мне нужно отсюда уехать, – без выражения ответила Елена.

– По какой причине? Не нравится заказ?

Елена повернулась к ней:

– Сегодня я столкнулась с ней… Шла к нам в шале, а Светлана стояла на дорожке и ждала меня. Разминуться было нельзя. И знаете, что она сказала?

Елена коротко и ненатурально рассмеялась:

– Светлана заявила, что, если я отсюда немедленно не уберусь, она убьет меня. И не шутила. Если бы вы ее видели и слышали, вы бы в это поверили! И…

Женщина вновь провела ладонью по лицу, словно пытаясь стереть след от недавней пощечины.

– Однажды она уже пыталась это сделать, – добавила Елена глухо, чуть слышно.

Глава 7

К десяти вечера все холсты были загрунтованы. Александра и Нина работали практически молча, едва обменявшись десятком слов. К бутербродам и яблокам, принесенным из главного шале, никто не притронулся. Несколько раз Нина откладывала кисть, приоткрывала входную дверь и глядела, как валит снег. Когда она возвращалась к работе, ее лицо было непроницаемо.

– Все, – произнесла наконец художница, поправляя холсты, разложенные на полу в ряд для просушки. – Теперь мы ждем.

– Сколько? – подала голос Нина.

– От двух до пяти дней. От многих факторов зависит. Мне кажется, вторая порция грунта вышла жидковатой.

Александра зашла в ванную комнату, вымыла руки, умылась, взглянула на себя в зеркало. За ее спиной в зеркале отразилась Нина. Художница обернулась:

– Можешь идти к себе. Ты мне здорово помогла, спасибо!

– Нас замело, ведь так? – словно не слыша ее, спросила девушка.

– Верно, но завтра по дороге пройдет трактор и все расчистит. Так сказал Жора.

– У меня телефон не работает. – Нина достала мобильник из кармана толстовки. – Нет связи. Я уже несколько раз перезагружала, не помогает.

– Та же история. – Александра пыталась говорить спокойно, но беззаботный тон давался ей с трудом. – Это из-за снегопада.

– А если что-нибудь случится?

Девушка смотрела на нее так пристально, что от ее взгляда начинала кружиться голова. Александра отвернулась и без всякой необходимости снова вытерла руки полотенцем.

– Что может случиться за несколько часов? – ответила она, не глядя на собеседницу. – Лично я ложусь спать.

Нина молча вышла из ванной, вскоре хлопнула входная дверь. Александра поспешила в комнату и повернула ключ в замке. Включила чайник. Прошлась вдоль разложенных на полу холстов. Прибралась на рабочем столе. Эти простые действия призваны были ее успокоить, но не успокаивали. «Что может случиться? – спрашивала она себя и тут же отвечала: – Да все что угодно».

Александра грызла яблоко, стоя у окна и вглядываясь в мутную молочную тьму, безмолвно сторожившую за стеклом, плодящую призраков. Весь мир скрылся, как холст под белым грунтом, казалось, белизна чего-то ожидала. Это зрелище, которое, в общем, зрелищем и не было, завораживало Александру. Чайник давно вскипел и выключился, от яблока остался огрызок, а она все смотрела в окно как зачарованная.

Звонок мобильного телефона заставил ее содрогнуться. Она бросилась к столу и увидела на ожившем экране имя Мусахова.

– Иван Константинович?! – радостно воскликнула художница. – Надо же, связь появилась!

– Саша, деточка, ты обещала звонить, – с упреком произнес торговец картинами. – Исчезла непонятно где, взяла этот убогий заказ неизвестно у кого… Ты хоть адрес-то теперь знаешь?

Александра заколебалась, глядя на оконное стекло, залепленное снаружи снегом. Она еще никогда не чувствовала так остро изолированность от внешнего мира.

– Саша? – встревоженно повторил Мусахов.

Художница решилась:

– Адреса я не знаю по-прежнему, но мне присылали геолокацию для таксиста. Я найду и перешлю вам. На всякий случай. Вдруг нас тут заметет по самую крышу, а хозяин про нас забудет? Он сейчас в Москве.

Она не совсем искренне хохотнула. Мусахов насторожился:

– Вы там от мира отрезаны, что ли? Ты и те люди, с которыми ты работаешь? Сколько вас?

– Сейчас целая толпа.

– Ну, хоть не одна. – Мусахов немного успокоился, судя про смягчившемуся тону. – Пошли мне эту локацию, я приеду.

– Нет, знаете… – Александра замялась. – Не надо. Все в порядке.

– Я хочу в этом убедиться, – настаивал тот. – Это что, секретный объект?

– Совсем нет, здесь будет отель, – возразила Александра. – Просто хозяин не желает, чтобы на территории появлялись посторонние. И даже если вы пробьетесь через все эти снега, то без разрешения хозяина ворота не откроются. Он их блокирует со своего телефона.

Последнее признание вырвалось у нее само собой. Художница так и не оправилась от шока, испытанного после сообщения Жоры о дистанционно заблокированном замке.

– Деточка, знаешь, что я думаю? – после долгой паузы проговорил Мусахов очень серьезно. – Я думаю, мне нужно немедленно приехать и забрать тебя оттуда. Что это за чертовщина?!

– Иван Константинович!

– Не перебивай! – оборвал ее собеседник. – Ты стряпаешь венки в режиме строгой секретности для какого-то отеля в лесу, а хозяин заблокировал ворота и уехал в Москву. Я все правильно озвучил?

– Ну что поделаешь, такой заказ, такой заказчик, – скрепя сердце ответила Александра. – Я признаю, что все это несколько… эксцентрично, но хозяин не вполне заурядный человек.

– Можно было догадаться, – буркнул Мусахов. – Или тут дело темное, или он ненормальный. А может, и то, и другое.

– А может, ни того и ни другого! – парировала художница. – Он доверяет мне, обращается вполне любезно и способен на диалог. Это не какая-нибудь свинья-копилка, как оно бывает, а человек. Не без причуд, согласна, но вполне адекватный. Я очень рада, что вы дозвонились, рада вас слышать, но прошу не приезжать сюда без моего приглашения, Иван Константинович. Мне хорошо платят, и работа несложная. Скоро я сама приеду в Москву и обязательно к вам загляну.

Она остановилась, слушая повисшую в телефоне тишину. Наконец, Мусахов отозвался.

– Может, ты и права, – неохотно выговорил он. – Может, все в порядке, а я уже из ума выживаю… Холст этот проклятый всколыхнул всю муть со дна… Я же тебе какой холст-то продал? Это же после моего приятеля остался кусок, тот самый лодзинский, который он из Польши со склада выписывал. Когда я на него в подвале наткнулся, меня аж передернуло, будто покойника увидел. И с той минуты мне покоя нет. Я тебе проклятую вещь всучил. Этот холст и свел его в могилу…

Торговец картинами замолчал. Александра взяла со стола кусок холста, оставшийся после обтяжки подрамников, перевернула ткань и провела пальцем по черным буквам на клейме. «М.А.Винеръ, – машинально прочитала про себя художница. – Лодзь». Холст остро пах подвалом, и теперь она понимала, что ей напоминает (и всегда напоминал) этот запах, прелый, острый и едкий, запах тления в могильной тьме. Александра отдернула руку и вытерла ее о куртку.

– Лучше бы мне ошибиться, – снова подал голос Мусахов. В телефоне потрескивали помехи, и Александра различала слова все