Модели культуры - Рут Бенедикт

Отсутствие возможности исполнять власть как в религии, так и в быту, тесно связана с другой основополагающей чертой – настойчивое стремление втянуть человека в группу. Ответственность и власть у зуни распределены, и действующей ячейкой является группа. Обращаться к сверхъестественному принято только через групповой обряд. Обеспечивать семью принято через партнерское взаимодействие в семье. Человек не может действовать самостоятельно ни в религии, ни в хозяйстве. Что касается религии, если человек тревожится о своем урожае, он не возносит молитвы о спасительном дожде, он танцует в летних танцах дождя. Он не молится о выздоровлении своего больного сына, а ведет его в целительское Общество великого огня, чтобы его излечили. Те личные молитвы, что допускаются во время высаживания молитвенных палочек, омовения головы в ходе ритуала очищения, обращения к целителям или обрядовому отцу, лишь потому имеют силу, что составляют необходимые части бóльшего целого, группового обряда, к которому они принадлежат. Если отделить их, силы в них будет не больше, чем у вырванного из длинного магического заклинания слува, которое сохранило бы в себе действенность совершенной молитвы.

Одобрение любой деятельности исходит от формальной структуры, а не от отдельного человека. Как нам уже известно, верховный жрец может высаживать молитвенные палочки только как верховный жрец и только в те моменты, когда он официально исполняет свои обязанности. Целитель лечит только потому, что он входит в целительский культ. Вхождение в этот культ не просто придает ему больше сил, как это происходит у индейцев равнин, – оно служит единственным источником его силы. Даже об убийстве навахо судят так же. Существует предание о коварном предательстве. В дом зуни пришел богатый индеец навахо со своей женой, и те убили его за его бирюзу. «Но они не обладали силой скальпа», то есть они не входили в культ воинов, что дало бы им право на свершение этого преступления. С точки зрения зуни, даже такой поступок может быть подкреплен каким-то основанием, и осуждать они будут лишь то деяние, что не соответствует установленному предписанию.

Поэтому зуни посвящают себя тем элементам, что составляют структуру их общества. В них погружают они свою индивидуальность. Они не видят в обретении должности или обладании жреческими связками шагов на пути к удовлетворению их честолюбия. Когда мужчина может себе это позволить, он изготавливает маску, чтобы увеличить число вещей в его доме, «с которыми ему жить», и число масок в его киве. Он принимает соответствующее участие в календарных обрядах и за высокую плату строит новый дом, чтобы развлечь тех, кто будет представлять жрецов качина на празднике Шалако, но делает это он столь обезличенно, без упоминания себя, что едва ли можно повстречать подобное в других культурах. То, на что направлена вся их деятельность, нам не понять.

Как и в религии, в хозяйственной жизни действия и устремления отельного человека не имеют привязки к личности. Как уже было рассмотрено, экономическая ячейка представляет собой весьма неустойчивую группу людей. Ядром домохозяйства, его постоянными единицами является родственная группа женщин, однако не женщины выполняют главные функции в таких крупных экономических сферах, как сельское хозяйство, скотоводство или же добыча бирюзы. А нужные в основных видах деятельности мужчины представляют собой переменчивую группу со слабыми связями. Мужья дочерей одного домохозяйства после домашней распри вернутся в материнский дом и отныне больше не будут нести ответственность за обеспечение оставленных детей едой или домом. Кроме того, в доме проживают различные кровные родственники мужского пола по женской линии: неженатые, овдовевшие, разведенные и те, что ждут, пока в доме их жены пройдет период временных неприятностей. И все же эта разношерстная группа, независимо от того, в каком она составе пребывает в настоящий момент, направляет свой труд на то, чтобы пополнить общие запасы кукурузы, и кукуруза эта остается общей собственностью женщин данного домохозяйства. Даже если некоторые недавно возделанные поля находятся в личной собственности у кого-то из этих мужчин, они совместно обрабатывают их для пополнения запасов наравне с полями их предков.

Тот же обычай наблюдается в отношении домов. Мужчины строят их, строят совместно, но принадлежат они женщинам. Уходя от жены осенью, мужчина может оставить после себя дом, на строительство которого у него ушел год, а также целую кладовую с кукурузой – плоды его сельскохозяйственного сезона. Но ему и в голову не приходит, что на что-то из этого у него могут быть личные права. И он не считает себя обманутым. Он объединил свой труд с трудом своих домочадцев, и плоды этого совместного труда – совместные запасы. Если он больше не член группы, это его дело. Овцы сегодня составляют значительный источник дохода, и владеют ими по отдельности. Но пасут их совместно мужчины одного рода, и новые экономические мотивы появляются очень медленно.

Подобно тому, как, следуя идеалу, индеец зуни погружается в деятельность группы и не ищет себе личной власти, он никогда не бывает жестоким. Их аполлоническая приверженность к золотой середине в греческом смысле слова отчетливее всего проявляется в том, как их культура обращается с эмоциями. Будь то гнев, любовь, ревность или горе – сдержанность есть главная добродетель. Основополагающим запретом, возлагаемым на святых во время их службы, является недопущение даже намека на гнев. Ритуальные, хозяйственные или бытовые разногласия улаживаются с бесподобным отсутствием ярости.

Каждый день у зуни являет новые примеры их умеренности. Однажды летом одна семья, с которой я была хорошо знакома, предоставила мне дом для проживания, а другая семья, вследствие неких запутанных обстоятельств, заявила свои права на распоряжение этим жилищем. Когда эмоции достигли своего пика, Кватсия, хозяйка дома, и ее муж были со мной в гостиной, в то время как какой-то незнакомый мне мужчина начал срезать во дворе еще не выполотые сорняки. Сохранять двор чистым от поросли – основная привилегия хозяина дома, поэтому мужчина, заявивший о своем праве распоряжаться домом, воспользовался этим, чтобы публично заявить о своих притязаниях. Он не стал входить в дом и бросать вызов находившимся внутри Кватсия и Лео, он просто медленно срубал сорняки. Внутри Лео сидел неподвижно, прислонившись пятками к стене, и умиротворенно пожевывал табачный лист. Но вот Кватсия позволила себе вспылить. «Это оскорбление, – сказала она мне. – Тот мужчина знает, что Лео в этом году служит жрецом и не может злиться. Ухаживая за двором, он позорит нас перед всей деревней». В конце концов незваный гость собрал в охапку увядшие сорняки, с гордостью окинул взглядом дворик и ушел домой. Они не обменялись ни словом. Для зуни это было своего рода