Ушедшие в никуда - Марина Лазарева

Амина лежала недвижно. Она разметала руки по земле. Помутневшие глаза, не моргая, смотрели перед собой. Ее белую шею обвила богатая золотая цепь с медальоном, что подарил ей Микаэль в час их последней встречи. С этим подарком Амина не расставалась никогда.

– Амина, дочка, – позвала ее бабка Шушаниха, тронув за руку.

Амина не отзывалась. Старуха приложила ухо к ее груди. Сердце Амины молчало. Тяжело вздохнув, бабка Шушаниха иссохшей старческой рукой закрыла Амине глаза, сложила на груди руки и, осторожно сняв с упокоенной цепь с медальоном, накрыла грубой рогожей бездыханное тело. Она обмыла младенца, завернула его в холстину и, припадая на правую ногу, медленно поковыляла прочь от своей землянки. Вечер накрывал землю туманом густых сумерек.

Что поделаешь с душой, когда та не находит себе места? Ни уговорами, ни строгостью не заставишь ее обрести равновесие. Словно птица в клетке мечется душа в безысходности, бьется о стенки разума.

Сегодня и Микаэль попал во власть своей неугомонной души. Что-то растревожилась она, то считает, сколько еще править ее обладателю, то устремляется туда, в безвозвратную юность, где еще жива мама, где нет предательства Юнуса, где они с Аминой предаются наивным мечтам на берегу Итили.

Амина… Где она сейчас, любимая девушка его юности? С тех пор как стал каганом, он познал много жен, порой не зная их имен и не помня лиц. Одна Амина, далекая теперь Амина, навсегда осталась в его сердце. Все это было давно. Но почему сегодня душа так настойчиво уводит его к ней, заставляя вспоминать ее облик, ее голос?.. Должно быть, скоро отец выдаст ее замуж… А может быть, она давно принадлежит другому?

«Как порой жестоко распоряжается судьба жизнью, – подумал Микаэль, беря с невысокого столика, покрытого шелковой накидкой, родовую книгу. – “Каган Истани”, – прочел Микаэль. – Отец, ты и я, все мы потомки династии Ашина».

Микаэль вновь погрузился в раздумья. Хан Ашин… Четыре века назад пришел он на эти земли с небольшой дружиной и стал править. Легко далась ему власть. Не возражали хазары против нового правителя. К добру ли, к худу, что он, Микаэль, принадлежит к роду хана Ашина? К добру ли, к худу, что почти два века назад Обадий, который никогда не принадлежал к роду каганов, подчинил себе кагана настолько, что стал хазарским царем, закрепив этот титул за своими потомками.

На мгновение ему показалось, будто у него за спиной слабо заплакал младенец. Микаэль обернулся и застыл от изумления. Перед ним стояла грязная сгорбленная старуха. В руках она держала что-то завернутое в ветхую тряпицу.

– Кто ты? И откуда ты здесь? – воскликнул Микаэль. – Как ты проникла во дворец? Стража! – У Микаэля почему-то перехватило горло, низводя последние слова до шепота.

– Нет, Микаэль, ты не сделаешь этого, – прижимая к груди сверток из холстины, прошипела старуха. – И не спрашивай, как я прошла к тебе.

– Откуда ты знаешь мое имя, старая женщина? – растерялся Микаэль. «Никто, кроме Амины, не проникал сюда незамеченным», – подумал он, а вслух спросил: – Кто ты?

– Ну, имя солнцеподобного кагана известно всем, – проскрипела старуха. Сверток в ее руках закряхтел и зашевелился.

– Что это? – Микаэль с недоумением смотрел на шевелящуюся холстину в старушечьих руках.

Вместо ответа старуха безмолвно покопалась в складках истрепанного временем платья, извлекла оттуда золотую цепь с медальоном и протянула Микаэлю. Словно молния прошила кагана.

– Откуда у тебя это? – не в силах сдержать волнения воскликнул Микаэль.

– Амина… – тихо произнесла бабка Шушаниха.

– Где она? – У Микаэля вновь перехватило дыхание.

– Она оставила тебе сына. – Шушаниха протянула Микаэлю завернутого в холстину ребенка. – Она хотела назвать его Шафаром.

Дрожащими руками, неумело и настороженно Микаэль взял младенца. Он приоткрыл холстину. Младенец неуклюже кряхтел и морщился. От этого его тонкие, но уже четкие брови сходились на переносице. А между ними, словно маленькая звездочка, обозначилась темная родинка.

– Ее больше нет… – глядя на Микаэля грустным, выцветшим от долгой жизни взглядом, проронила старуха.

– Как? – не понял Микаэль. – Как нет?!

– Она умерла, – сухо бросила старуха и направилась к выходу.

– Постой, расскажи мне, что случилось с ней, как Амина оказалась у тебя?

– После вашей встречи, в то же утро отец проклял ее. Все это время она жила у меня в землянке, до срока родин…

– Задержись, добрая женщина, расскажи обо всем, – умолял бабку Шушаниху Микаэль, не сводя глаз с сына. – Задержись, позже я прикажу проводить тебя.

– Нет, сама пришла, сама и уйду. Нет времени разговаривать мне с тобой, – надтреснутым голосом проскрипела бабка Шушаниха, – она еще не предана земле…

Микаэль взглянул на сына и на мгновение ушел в свои мысли: «Родинка… Точь в точь, как у Амины…» Когда он поднял глаза, старухи нигде не было. В его руке осталась лишь цепь с фамильным медальоном…

В эту ночь на женской половине покоев кагана Микаэля главная его жена металась в родовых муках. Мамки, няньки, повитухи суетились вокруг роженицы, мешая друг другу. Оставалось совсем немного до появления на свет первенца. Внезапно каган Микаэль приказал удалиться всем, оставив подле жены лишь старую повивальную бабку.

А на утро на городской площади глашатай объявил радостную весть: у кагана Микаэля родилась двойня – сын и дочь. С быстротой молнии разнеслась молва по всем уголкам и закоулкам хазарской столицы. В звенящем весеннем воздухе Итиля, всюду из уст горожан звучало имя сына солнцеподобного кагана: «Шафар, Шафар, Шафар…»

Часть II

Долог путь от Царьграда до Киева. Ох, как долог! Но тем и дорог, что есть время думки подумать, оглянуться на жизнь. А ладья, наперекор пучине под ее деревянным брюхом, знай идет себе, гонимая попутным ветром по великим водам Румского моря. Бьются они о смоленые борта, кипят под килем, слегка подкидывают посудину над плотью своей, но все же уступают неторопливому ее ходу, брызгами