Происхождение личности и интеллекта человека - Александр Невзоров

Opportune, крайне любопытно, что еще в 1938 году, в СССР, в Институте Мозга проф. Е. П. Кононова за шестьдесят лет до сенсационного открытия Пинкера установила, что в мозге шимпанзе и даже низших приматов существуют зоны, полностью соответствующие 44 и 45 полям в человеческом мозге, т.е. той самой «зоне Брока».

Что еще любопытнее, за пятьдесят лет до Е. Кононовой проф. Г. Дюре пришел к заключению, «что извилина, расположенная под gyrus sygmoideus мозга собаки, служит местом для центра лая и что она аналогична третьей лобной извилине, или извилине Брока, у человека» (Duret Н. Sur la circulation cerebrate сотрагёе chezles animaux, 1877). Примерно такие же выводы были сделаны в 1895 году В. М. Бехтеревым и проф. F. Klemperer (Experimentelle Untersuchungen uber Phonationscentren im Gehirn //Archiv. f. Laryngol. Bd. II).

(Заключение В. М. Бехтерева, вероятно, «утонуло» в огромности его наследия, мнения проф. Г. Дюре и Ф. Клемперера как-то затерялись, а исследование Кононовой было погребено в тоннах «вторичных» или просто фиктивных советских разработок, которые почти никогда не переводились на иностранные языки и были неизвестны западной нейрофизиологии.)

Впрочем, дело не в приоритетности открытия. Для нас эти факты важны лишь как дополнительные академические доказательства несомненной древности зоны.

Оставим на время в покое обезьян — и вернемся к ранним homo, несомненно, имевшим в своем мозгу и речедвигательный центр, и центр понимания речи. (Странно было бы отказать им в этом пустяке после обнаружения центра Брока у обезьян и собак.)

При этом палеоантропы, будучи своеобразными, но достаточно обычными животными, разумеется, не генерировали речь. Соответственно, понимать ее у них тоже не было никакой возможности или необходимости. Но анатомические и функциональные возможности мозга, позволяющие делать как первое, так и второе действие, — у них были.

Данные факты дают право на очередное предположение: в мозге млекопитающих есть формации, которые заготовлены эволюцией для некой окончательной «высшей» метаморфизации.

Но эта высшая метаморфизация происходит «не изнутри». Она запускается некими строго внешними обстоятельствами — и ими же легко отключается, возвращаясь в тот обычный режим, в каком она наличествует у каждого из высших животных.

Explico.

Изначально, вероятно, любая «высшая функция» имеет черты «черновика» или примерного эскиза «самой себя», как мы видим на примере немых обезьян, наделенных полноценной зоной генерации речи.

Да, обезьяны пищат, прицокивают, гудят, воют, визжат, ухают, стонут, кричат et cetera.

Да, и прицокиванием, и визжанием, и гудением, и уханьем у обезьян управляет та же самая «зона Брока», что одарила человечество филиппиками Цицерона, речами Геббельса и Демосфена, но все это, разумеется, у них даже отдаленно не является «речью». Причем, естественно, существует множество анатомических (в том числе) причин, по которым обезьяны говорить не могут — это и респираторные особенности, и строение гортани et cetera.

Opportune, нельзя сказать, что обезьяны лидируют в животном мире по части особого разнообразия издаваемых звуков. Или ре- кордируют по их количеству.

Отнюдь. О Microchiroptera я уже говорил, они, разумеется, вне всякой конкуренции в этом вопросе.

Но даже лошадь издает около 15 разноинтонированных звуков, именуемых как «ржание», не говоря о еще десятке тоново-высотно различно окрашенных «гуканий» и храпов.

Любые другие высшие животные совершенно равны и обезьянам, и лошадям в мастерстве звукоиздавания, причем механизм подачи звуков идентичен обезьяньему (по принципу формирования и реализации фонем), что позволяет обоснованно предположить наличие Broca's area практически у всех высших животных.

И вот тут-то мы упираемся в удивительнейший и отчасти драматический факт, который все окончательно расставляет по своим местам.

Перечисляя животных, мы позабыли о homo.

Не о homo erectus или homo habilis, а о самых современных людях, имеющих эволюционно совершенный и здоровый мозг, «заточенные эволюцией» под речь гортань, нёбо, надгортанник и, тем не менее, способных лишь на мычание, рычание, визг, уханье, вой et cetera.

Разумеется, я говорю о тех людях, что вырастают в изоляции от человеческого общества или просто по каким-либо причинам оказываются не выучены человеческой речи.

Бесспорно, что эта же самая зона Брока управляет их невнятным верещанием, рычанием и мычанием, притом что потенциально их современный мозг вполне мог бы, да и «должен» был бы, генерировать настоящую речь.

Но чудо речи исчезает бесследно, Broca's area вновь оказывается способна породить лишь гудение или визжание. (Подробно об этих фактах — в главе VI.)

Причем, заметьте, не произошло никакой эволюционной «отмотки» назад на миллион лет. Не случилось космического или магического катаклизма, который видоизменил бы homo.

Нет, для полной и решительной аннуляции «высшести» функции Broca's area достаточно пустяка — незнания стопроцентно искусственного образования, именуемого «звуковым алфавитом», т.е. букв, слагаемых в слова и фразы.

Igitur, как мы видим, высшая функция может быть молниеносно «упрощена», возвращена в практически обезьянье или палеоантро- пическое состояние при отсутствии одного-единственного искусственного внешнего фактора.

Ее анатомическое совершенство при этом не будет играть никакой роли.

Igitur, «высшая метаморфизация» зоны Брока, делающая «человека человеком», как приходит, так и уходит. Ее удивительные свойства следует признать непостоянными, в общем-то, добавочными, «проявляемыми» только набором специальных обстоятельств.

Надо признаться, что и в этом выводе нет ничего нового, неожиданного или сенсационного. Еще Ernst Мауг (1977) сформулировал понимание того, что морфологическая перестройка мозга не является непременным условием антропогенеза. Более того, Мауг утверждает, что «для прогрессивной эволюции организмов характерно то, что каждый организм и орган как бы таит в себе большие потенциальные возможности к той или иной функции» (Майр Э. Принципы зоологической систематики, 1971).

На этой эффектной и сложной ноте я прерву тему «Брока- Вернике», чтобы вернуться к ней позже и попытаться разъяснить все эти парадоксы.

Но вернемся к интересующему нас периоду, к последним двум миллионам лет человеческой истории.

На данный момент археология и палеоантропология не позволяют даже заподозрить, что на протяжении этого огромного срока человеком изобретались и реализовывались даже простейшие культурологические игры, вроде «совести», «веры», «справедливости», «права», «бога» и пр.

Нет ни малейших оснований предполагать, что люди того времени культивировали или просто имели понятия о т. н. общечеловеческих ценностях.

Их искусство предельно откровенно. Внимательно рассмотрим т. н. первые «венеры» позднего палеолита. (Разумеется, это уже самый конец интересующей нас эпохи, но одновременно это и первые сформулированные «идеалы» человечества.)

Это «Венера» Тан-Тана и «Венера» Берехат-Рама. Они чуть разные, но их объединяет верность одному идеалу женщины.

У этой женщины лица нет, оно несущественно, но предельно отчетлива вагинальная фиссура.

Фигурки изображают запредельно жирных (в силу этого малоподвижных и, как возможное следствие, беззащитных) самок с ярко обозначенными половыми органами, т.е. воплощают в камне существо одинаково пригодное для совокупления или (возможно) для забоя и съедения.

Стыдливые ремарки искусствоведов о том, что формы палеолитических «венер» были проявлением некоего «культа плодородия», нелепы не только тем, что во время появления первых фигурок такого типа не существовало понятия «плодородие», так как не существовало ни земледелия, ни института семьи, но не было еще даже и культов как таковых.

Ad verbum, по поводу «Венеры из Берехат-Рама» есть разногласия среди археологов; существует мнение о том, что это — древнейшая из «венер», но есть и мнение, что это артефакт природного происхождения. По поводу «Венеры из Тан-Тана» авторитетных сомнений ни в ее датировке, ни в ее рукотворное™ не существует. Примечательно, что несмотря на временную и географическую отдаленность друг от друга, позднейшие (времен позднего неолита), относительно точно датированные «венеры» решительно однотипны и связаны с ранними «ве- нерами Тан-Тана и Берехат-Рама» общей стилистикой и общей «идеей» скульптурок. «Венера из пещеры Ментон», «Виллендорфская Венера», «Вестоницкая Венера» буквально копируют смысл ранних «венер», опять предлагая образ женщины лишь как носительницы вагины, грудей и жира.

«Врожденный нравственный закон человека» на всей протяженности основного периода истории человечества имел очень забавные проявления.

Вероятно, именно этот «врожденный нравственный закон» обучил homo тщательно обстругивать от плоти человеческие кости и добывать из них костный мозг или совершать иные «разделочные» действия, объясняемые только гастрономическими пристрастиями человека к человеку.