Пламя зимы - Роберта Джеллис

Он повернулся и подошел ко мне прежде, чем резкий ответ смог бы слететь с моих губ. Не знаю, что выражало мое лицо до того, как я напустила на себя равнодушный вид; это не имело значения, ибо вряд ли он удостоил меня хотя бы одним взглядом. Меня охватила ярость при виде этого пренебрежительного отношения. Какое он имел право так относиться ко мне! С ума по своей воле не сходят. В том, что человек подвергается Божьей каре или убит горем, нет ничего преступного. По-моему, более достоин позора тот, кто обирает другого или ради своей выгоды может жениться на безумной женщине.

Меня нисколько не успокоило, что он знал толк в шнуровке и протягивал ленты так, что не сделал ни одной морщины. Значит, ко всему прочему он еще был и бабником. Ну конечно, кто же еще женился бы на дурочке, как не человек, настолько распущенный в отношениях с женщинами, что отвращение к жене не имело для него значения.

– Теперь, – начал он, повернув меня и слегка отступив назад, – ты выглядишь… очень хорошенькой. Может, ты расчешешь волосы или…

Я готова была плюнуть ему в лицо, но моя все возрастающая ярость требовала кровавого возмездия. У меня сейчас не было никакого оружия, но если бы даже и было, вряд ли бы я сумела его убить. Я вспомнила, как он держался с мечом и щитом под тяжестью доспехов, когда вломился в мой зал, и, кроме того, я наблюдала за ним сегодня с самого пробуждения. Легкая и непринужденная грация его движений говорила сама за себя. Этот человек слишком силен и быстр, чтобы его можно было застать врасплох… когда он бодрствует. Мне нужно подождать, пока он заснет. А сейчас я должна притворяться слабоумной и безвредной… И найти нож…

ГЛАВА 7

Бруно

К чему были все мои попытки добиться того, чтобы выглядеть так же хорошо, как и всякий другой дворянин? Я мог бы быть одет и в лохмотья или ходить небритым с непричесанными, спутанными волосами. Ведь главное было в том, чтобы в день моей свадьбы изменить свой внешний вид, сделаться как можно более непохожим на того воинственного мужчину, который ворвался в двери зала Улля. Но все оказалось напрасно: Мелюзина с того момента, как королева подвела ее к дверям церкви, ни разу не посмотрела на меня.

Сначала я почувствовал облегчение. Все мое пребывание в Оксфорде, всю бессонную ночь перед свадьбой и весь день (король и королева решили, что мы будем венчаться перед вечерней) меня терзала одна мысль: я думал о том, что как только Мелюзина посмотрит на меня, она в ужасе закричит. Я знал характер королевы и был уверен, что так или иначе, но девушку заставят выйти замуж. Но смогу ли я выдержать это? Ведь в таком случае навсегда разрушится призрачная надежда получить от моей жены настоящее согласие.

Я ничего не сделал, чтобы привлечь ее внимание, когда Генрих Блуазский, епископ Винчестерский, начал церемонию венчания. Но, когда я взял ее безвольную правую руку, чтобы надеть кольцо, и повернул ее для поцелуя, у меня появилось подозрение, не дала ли королева Мелюзине для успокоения какое-то снадобье. В ее глазах было что-то странное. Я не могу точно сказать, что именно, но мне показалось, что в них нет души. Но если так, то, значит, королева опасалась, что протесты Мелюзины будут сильнее, чем просто неохотное согласие. От этой мысли мне стало грустно. Но я не разозлился. С криками и слезами лучше разобраться наедине. Ведь на венчании присутствовал весь двор (я полагаю, по просьбе короля), и мне меньше всего хотелось, чтобы стали сплетничать о несогласии невесты.

Но самое плохое было то, что мне нужно было лишить невинности бедную девушку. Король с королевой не допускали никаких отлагательств. Они коротко оборвали обычные грязные шутки и замечания, когда было показано прекрасное тело Мелюзины. Я раньше говорил, что люблю миниатюрных и изящных женщин, но никто не смог найти у Мелюзины ни малейшего изъяна. Ее кожа была бледно-кремового цвета, груди – большие, но упругие, а талия – тонкая. Ее темные волосы, в свете факелов отсвечивающие красным, падали на округлые ягодицы, а бедра были широкие и сильные. В другое время и в другом месте, полагаю, я, как и всякий мужчина, охотно отреагировал бы. Но в день моей свадьбы ничто не могло возбудить меня. Я не уверен, спешили ли мы с Мелюзиной в спальню, прочь от гостей, как только они убедились в нашей полноценности, увидев наши здоровые тела. Королева сама помогала Мелюзине в высокой постели, а король, положив мне руку на плечо, сказал:

– Будь с ней помягче. – Он поколебался и, посмотрев на Мод, добавил: – Но сделай ее своей женой без всяких вопросов и колебаний.

Я смутился оттого, что Стефан заметит мое отвращение. Но взгляд Стефана на королеву помог мне справиться с собой. А королева убедила его в том, что я не оставлю свою невесту девственницей. Между прочим, я подумывал об этом. Небольшой порез даст как раз столько крови, чтобы сделать очевидным наше совокупление, и освободит меня от необходимости насиловать девушку. Но как только Стефан и Мод вышли, я отбросил эту мысль. Если я сделаю так я обману их доверие.

Звуки снаружи внезапно прекратились, и я понял, что король или королева закрыли дверь. Первая моя мысль была о том, что действие снадобья, данного Мелюзине, должно ослабеть (я вообще удивлялся, что оно действует так долго) и закрытая дверь вызовет крики моей невесты. Я содрогнулся при мысли об этом, но Мелюзина сидела в том же положении как оставила ее королева, безразлично разглядывая свои пальцы. Потом я подумал, что лучше овладеть ею, пока она не пришла в себя, так как это будет легче и приятнее для нее. С этой мыслью я быстро лег в постель и тронул Мелюзину за плечо. Оно было гладкое и прохладное, слишком прохладное.

– Ложись, – сказал я и, чтобы ей это не показалось властным приказом, добавил: – Ты простудишься.

Какое-то время Мелюзина не обращала внимания ни на мои слова, ни на мое прикосновение. Потом она, не оборачиваясь, легла и накрылась одеялом. В этот момент я почувствовал, что кожа ее мягкая и гладкая, а волосы и тело пахнут чем-то приятным. Этот приглашающий аромат дал мне нить надежды. Если она надушилась, то, наверное, сделала это для меня. А может быть, это тоже сделано по приказу королевы?..

Вероятно, я должен был что-то сказать, но я боялся, что скажу что-нибудь не то. Я лежал рядом с ней и гладил ее руку и волосы. Но она не отреагировала на эти прикосновения, как и на первое, продолжая лежать с закрытыми глазами. Ее лицо казалось высеченным из камня. Я думал, как возбудить ее. Я не мог позволить себе буйные игры, которые приводили в восторг маленькую путану из Алника. Я также не мог ласкать ее интимные места, как делал с другими женщинами, чтобы возбудить их. Такого рода ласки хороши между партнерами, которые увлечены и доверяют друг другу. А мне казалось, что для Мелюзины это будет еще хуже, чем изнасиловать ее.