Значит, я умерла - Хилари Дэвидсон

англо-саксонской элегантности, незаметно перетекавшей в дендизм. В тот день он щеголял в сером костюме с Сэвил-роу с рисунчатым платочком в нагрудном кармане и в светло-оливковой федоре. Мы были ровесниками, но он всегда выглядел старше. Наверное, из-за шляп.

– Я всегда удивлялся, как Кэролайн успевает проворачивать такую гору работы на этом девственно-чистом столе, – продолжал Хьюго. – Ее кабинет похож скорее на декорацию, чем на рабочее место.

– Как твои дела?

– Прекрасно. Знаешь что? Схожу-ка я за кофе. Подожди меня здесь.

С этими словами Хьюго положил на письменный стол Кэролайн большой конверт цвета слоновой кости, на котором крупными буквами было выдавлено название его фирмы – «Каспер Питерс Макнэлли» – и вышел.

Соблазн оказался силен, и я не устоял. Хьюго хорошо знал свое дело, и этот жест с конвертом наверняка был не случаен. Значит, и из кабинета он вышел не просто так – была какая-то причина, скорее всего юридического характера, которая запрещала ему вдаваться в объяснения. Я вынул из конверта бумаги.

Сверху лежал запрос на судебный запрет для меня увозить сына из Нью-Йорка.

Другие бумаги я просмотрел бегло. Но, даже не вчитываясь, одно понял ясно: моя сестрица готовится возбудить против меня дело в суде с целью доказать, что я психически нестабилен и не могу быть отцом собственному ребенку.

* * *

Доктор Хэвен принимала в Элизабет, штат Нью-Джерси, и одна из причин, почему я выбрал ее, была в том, что мой отец не верил в существование «настоящих» психологов за пределами Манхэттена. Кроме того, доктор Хэвен была автором ряда статей о символдраме, также известной как кататимно-имагинативная психотерапия, которые заинтриговали меня потому, что мои детские воспоминания представляли собой запутанный клубок страхов. С ранних лет мне постоянно снились кошмары о тиграх, разрывающих меня на части острыми когтями, которые превращались в ножи. Больше из своего детства я не помню почти ничего, кошмарные образы вытравили из памяти слишком многое.

Подростком я сделал одно открытие: оказывается, если попеременно то резать себя, то принимать наркотики, можно избавиться от навязчивых страхов хотя бы на время. С доктором Хэвен я встречался уже два года, хотя пандемия сбила график нашего с ней общения. Но в тот день я нуждался в более действенной помощи.

– Извините, у меня есть только тридцать минут, – сказала она, едва я появился у нее на пороге. – Но мы могли бы…

– У меня умерла жена, а сестра хочет похитить моего сына, – выпалил я.

В кабинете настала полная тишина; было слышно только, как тикают большие напольные часы в углу.

– Не хочу сказать, что вам не нужна терапия, – ответила наконец доктор Хэвен. – Но прежде всего вам нужен сейчас хороший юрист.

Я был на нервах, так что не стал садиться, а расхаживал туда и сюда по изрядно потертому ковру.

– Я пришел к вам потому, что понял – мои родные лгут мне… во всем, – сказал я.

– То, что вы описываете, похоже на зеркальный коридор. Ваши родные вызывают у вас ощущение, что вы не можете доверять никому, даже себе.

– То же самое они сделают и с Тедди, если доберутся до него, – сказал я. – Вот почему я добивался опеки над ним в случае развода с Кэролайн. Но теперь думаю, что сестра намерена шантажировать меня.

– Вы с ней уже говорили?

– Нет. Я видел документы, которые не предназначались для моих глаз. Благодаря им я понял, что затевается некий юридический маневр.

– Но зачем ей опека над вашим сыном?

– Сам Тедди ей не нужен. Но через него она получает контроль над семейным бизнесом.

– Но вы же говорили мне, что она и так фактически руководит фирмой.

– Она делает всю работу, но фирма по-прежнему принадлежит моему отцу. А он очень… – На языке у меня вертелось словечко «старомоден», но я понял, что это эвфемизм. – Он сексист. Ему нужен наследник. Вот почему он дал свое имя сначала мне, а потом уговорил нас с женой назвать в честь него Тедди. Когда он только родился, отец сразу заявил, что внук наследует все. И он не шутил, а говорил совершенно серьезно. Джульетта это знает. Так что борьба за Тедди – это борьба за влияние.

– И чем она будет вас шантажировать? Помните, что вы вольны рассказать мне ровно столько, сколько захотите, без боязни, что информация выйдет за эти стены.

– Хорошо. – Я и так уже многое рассказал доктору Хэвен, больше, чем кому-либо за всю жизнь. Но до сих пор не упоминал Мирей. Видимо, настало время. – Вы уже знаете, что я был наркоманом. В Берлине, будучи студентом второго курса, я встретил девушку. Мы полюбили друг друга. Она была первой, кто понял меня, ощутил, что мне нужно… – Я глотнул воздуха. – Мы провели вместе всего три месяца, но это было самое счастливое, самое свободное время моей жизни.

– Что тогда случилось?

– Мы поженились в маленькой церкви одной французской деревни, недалеко от Кольмара, – сказал я. – Юридически наш союз не имел никакой силы, но я тогда не знал, что во Франции законной признается только гражданская процедура. – Об этом я узнал от отца через несколько месяцев, когда Мирей уже не было в живых, а я только закончил курс реабилитации для наркоманов. Он говорил так, будто смерть Мирей ничего не изменила. А ведь она даже не была моей женой, если на то пошло. – Несколько дней спустя я проснулся ночью и обнаружил, что Мирей мертва. Заколота ножом. Кровь была повсюду.

Доктор Хэвен смотрела на меня как завороженная.

– И что потом?

– Я позвонил отцу. Он был в отъезде, но послал… – Я закрыл глаза. Кого еще он послал ко мне, кроме Джульетты, я не помнил. «Ну не ее же одну он прислал», – думал я. Хотя почему бы и нет – физически Джульетта ни в чем мне не уступит. Так что мои сомнения, наверное, просто результат сексистского воспитания. – Моя сестра загрузила меня в самолет и увезла в клинику. Позже туда приехал отец. Я провел там около года.

– А ваша жена?

Я был благодарен ей за то, что она назвала Мирей именно так.

– Отец сказал, что позаботился обо всем, а мне велел все забыть, сделать вид, что ничего не было. Джульетта несколько лет потом со мной не разговаривала. Придумала мне прозвище «Женогуб». До сих пор меня так называет. А теперь еще и пытается отобрать у меня опеку над Тедди…

Доктор Хэвен сложила ладони домиком.

– Что еще вы помните о той ночи?

– Только то, что я вам рассказал.