Будни Севастопольского подполья - Борис Азбукин

Но подпольщики и беглецы из лагеря оставались неуловимы. Михайлов, запутывая следы, менял конспиративные квартиры, которые заранее подготовил ему Ревякин. После побега он отошел от работы подполья и был связан лишь с теми железнодорожниками, которые обеспечивали ему укрытие. Прошло три с лишним месяца. Заточение и бездействие начали Михайлова тяготить. Полагая, что охота за ним прекращена, он повел себя неосторожно. На другой день после ареста Маши к Ревякину прибежал Пиванов. Час назад, проезжая на машине у вокзала, он встретил Михайлова. И хотя тот отрастил бородку, сразу его опознал.

Ревякин, не дописав статью, пошел на Воронцову горку. Он попросил Михайлова не нарушать конспирации. Предложил ему возглавить группу и отправиться в лес к партизанам.

— Покидать город я не намерен! — возразил Михайлов. — На станции провалена молодежная диверсионная группа. Кому же там теперь действовать, как не моей группе? Мы должны станцию парализовать. И что скажут товарищи? Дезертировал! Мне уйти сейчас — все равно что бежать с поля боя. Позор!

— Мы сумеем объяснить им причину твоего ухода, подсказать, как действовать.

— Нет, нет и нет!

Михайлов лишь переменил квартиру, но осторожности по-прежнему не соблюдал.

Вчера в назначенный час, когда уже вечерело, Василий Осокин шел на Лабораторную. Шел не спеша, поглядывая, не увязался ли за ним шпик. Ничем не выделялся и не привлекал внимания этот светловолосый, коренастый двадцатипятилетний парень. Только усмешливые светлые глаза, глубоко запавшие под косматыми нависшими бровями, их цепкий взгляд, от которого ничто не ускользало, выказывали ум, наблюдательность и сметливость.

После побега из лагеря он не сидел без дела: писал обращения к военнопленным с призывом к саботажу, помогал распространять газету. Человек он был проверенный, надежный, и Ревякин без колебаний поручил ему вести к партизанам первую партию подпольщиков.

Осокин шел с донесением. Все, что было намечено, он выполнил: на квартиру Макарова были перенесены мешки с продовольствием и одеждой, ручной пулемет, взятый у Кости Белоконя и Коли Михеева, — словом, все необходимое для похода. Не хватало только на всех оружия. Как быть? Без оружия в горы не пробиться. Правда, у Саши, кажется, есть какой-то план добычи оружия…

Переходя вокзальную площадь, Осокин держался настороже, опасаясь встреч с жандармами и полицаями. И тут он заметил Михайлова, который, видимо, с хозяйкой конспиративной квартиры, поднимался по лестнице в гору на слободку. Они оживленно беседовали.

Сообщив о подготовке к походу, Осокин рассказал Ревякину и о встрече с Михайловым.

— Черт те что! — вскипел Иван. — Расхаживает по городу, как с молодой женой. Это может плохо кончиться.

— В лес его! В лес! И как можно скорей, — поддержал его Жора. — И сам завалится, и других подведет.

— Согласен. Сейчас для нас главное — осторожность, — сказал Ревякин. — Надо суметь выстоять.

Утром, как и условились, Ревякин зашел за Осокиным, и они отправились на гору. По дороге Александр обдумывал, как тактичней и убедительней вести предстоящий разговор с Михайловым. Какими доводами сломить его сопротивление.

Одну за другой они обошли три конспиративные квартиры. Михайлова нигде не было.

— Пойдем к железнодорожнику. Наверняка он там, — сказал Осокин.

Подойдя к дому, где сейчас жил Михайлов, Осокин постучал в дверь.

— Кто там? — послышался за дверью грудной женский голос.

— Свои. Осокин.

Дверь открыла молодая женщина в тесном цветастом халате. Полное лицо хозяйки выражало благодушие и довольство.

— Николай у вас? — спросил Ревякин.

— Идемте, у нас ход через кухню.

Хозяйка закрыла на задвижку наружную дверь и пошла впереди.

— У вас кто-нибудь есть? — спросил ее Осокин.

— Никого. Мы одни.

— А муж?

— На работе. — Хозяйка распахнула перед ними дверь. Кухня дохнула на пришедших букетом дразнящих запахов.

На раскаленной плите в большой сковородке скварчало сало с картошкой, на кухонном столе стояло блюдо с горкой белых пышек, наполовину прикрытых полотенцем. Хозяйка кивнула на боковую дверь:

— Он там.

По всему видно было, что голод, косивший людей в оккупированном городе, благополучно миновал этот дом. Александр, который не ел со вчерашнего дня, отвернулся и прошел через кухню в небольшой коридор, а из него в комнату.

Михайлов заканчивал бритье. Он, видимо, недавно встал; на нем была безрукавка, заправленная в черные брюки навыпуск, и тапочки на босу ногу. Бороду он снял и теперь тщательно доскабливал подбородок. Скосив на вошедших глаза, он сказал:

— Одну минуту, я сейчас…

Когда Михайлов закончил бритье, Ревякин спросил:

— Ну как, Николай, что ты надумал?

— Тут дожидаться прихода наших войск. Работы в подполье хватит. А о провале можешь не беспокоиться. Никаким немецким ищейкам меня не сыскать. У меня, сам знаешь, пять конспиративных квартир. Хозяева надежные. Твое же мнение для меня не закон. Мы с тобой, как говорится, на равных…

— Это не мое мнение, а всех товарищей, — Ревякин подавил волнение. — Ты, Николай, бравируешь и рискуешь. Ты один из основателей подполья. Тебя тут все знают, за тобой охотятся, а ты лезешь на глаза людям. Не думай, что только Пиванов, Осокин и Петька с ребятами видели тебя на прогулках. Тебя видели многие встречные. Ты ведешь себя так, будто один и ни с кем не связан.

— А я сегодня перейду на другую квартиру и — концы в воду.

— Это уже ничего не изменит. Не исключено, что и тебя и того, с кем ты шел, шпики уже выследили! Возникла угроза провала и твоего, и конспиративных квартир, и всех товарищей, которые к тебе ходят. Тебе надо уходить в лес, пока не поздно.

— Мало ли что вы там за меня решили. А я ваше мнение считаю ошибочным. Понял? И выполнять не буду!

— Напрасно. Ты же знаешь об арестах Кочегаровых и Маши? Партия не простит нам легкомыслия…

— Хватит меня поучать! — прервал Михайлов. — Я побольше тебя в партии и не нуждаюсь в советах. Я сам за себя отвечаю.

— Почему ты упорствуешь? — вступил в разговор Осокин. Николай угрюмо молчал.

Ревякин, сдерживая раздражение, взглянул в коридор, где хозяйка не спеша копалась в корзине с картошкой, прислушиваясь к разговору.

Спокойного разговора не получалось. Ревякину и Осокину стало ясно, что Михайлов шел на разрыв, и они покинули квартиру.

У спуска с горы они остановились.

Туман еще не рассеялся. Ветерок с Южной бухты обдавал сыростью, пробирался за воротник, трепал волосы. Сняв кепку, Ревякин тряхнул головой. Казалось, он хотел не только отбросить назад волосы, но и отогнать беспокойные, жалящие мысли.

Осокин выжидательно смотрел на него.

— Насчет оружия — заходи завтра. За эти сутки все прояснится. А пока прощай, — сказал Александр.

С минуту еще Осокин смотрел ему вслед — Ревякин шел быстрым широким шагом. Казалось, в движении он ищет разрядки, хочет развеять волнение.

II

Дома Александр немного поостыл. Но когда стал рассказывать Ивану, Кузьме и Лиде о встрече с Михайловым, не в силах был сдержать прорвавшиеся возмущение и гнев.

— Слушай, Иван: беги сейчас к Галине Прокопенко, пусть немедленно предупредит Висикирскую, Николаенко и всех, кто бывает у Михайлова, чтобы к нему не заходили. Заодно и листовки ей отнеси, — попросил Ревякин.

Вскоре Александр ушел в школу на Корабельную. После уроков он встретился на явочной квартире с Михаилом Фетисовым, через которого поддерживал связь с Владимиром Мариченко, служившим в полиции на Северной стороне. Но от последнего никаких сведений не поступало.

Под вечер, вернувшись домой и наскоро поев, Александр сел писать. В своем разведдонесении и письмах в обком партии он сообщал о существовании подполья, о необходимости создания боевой дружины, которая во время битвы за город могла бы ударить по немцам с тыла, просил прислать автоматы, винтовки, мины, взрывчатку, фотоаппарат, рацию и план города.

Было близко к полуночи, когда все написанное он спрятал в подземелье и, чтобы не разбудить Лиду, лег на кухне за ширмой. Но сон не приходил. Промаявшись с час, Ревякин поднялся и вышел на веранду курить.

Он чувствовал — почва под ногами становится зыбкой, подобно трясине: неосторожный шаг — и поглотит пучина. Немедленно, не откладывая надо отправить в лес всех, кто бежал из лагеря и не загружен работой в подполье. Иначе не избежать новых жертв. А как быть с оружием? Осокин прав, невооруженным в горы, которые кишат карателями, не пробиться. Добудет ли оружие Мариченко?

С Володей Мариченко он познакомился в первые месяцы оккупации на Корабельной стороне в доме его дальней родственницы. Ему понравился этот высокий, статный, красивый парень. Его открытое мужественное лицо, ясный, твердый взгляд внушали доверие. До войны он слесарил в порту, после оккупации города долго уклонялся от учета на бирже труда. Он выполнял разные поручения Ревякина: добывал одежду, когда готовился побег пленных из лагеря, подыскивал им квартиры, охотно брал и давал читать своим друзьям листовки. Осенью, когда на улицах города все чаще и чаще стала появляться газета «За Родину», когда жандармы начали охоту на партизан и всех, кто не работал, забирали как саботажников в концлагерь, Мариченко попросил знакомого рыбака дядю Паву перевезти его через бухту на Северную сторону. Здесь с ним и повстречался Ревякин, который дважды в неделю приезжал туда на занятия в школу.