Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа) - Тихон Васильевич Чурилин

Председатель: Щудакевич

Секретарь Дубинин

Стенографистка Смехалкина

В 8 час. 27 м. т. Щудакевич:

– Считаю собрание открытым на повестке – первый доклад т. Кожематкина – прошу.

Кожематкин – Товарищи – я, как вы знаете, председатель Стачкома, член Революц. Ком. и Штаба. Я должен сегодня сообщить вам скверные вести – сейчас, т. Неронов прискакал со станции с депешей, где сказано чёрным по серому, вот: (читает)

Тяпкатань Ряз. Уральск. Приведите Штаб Ревком Вооружённые Силы в боевую готовность Петербург Москва линия идут карательные войска.

Всестачком

Общее движение, возгласы, слова неразборчивые.

Кожематкин – Ясно, что содоклад мой о общем положении дел – отодвигается или видоизменяется за недостатком времени. Как хотите, голосуйте т. Владимир Щудакевич

– Товарищи, быстро решим, кто за полный доклад – нет никого – ясно, все за краткость говори Аким —

Кожематкин – В двух словах – дело бя: тут вы нашабаршили с добровольными дачами, перегнули палку, раз, в слободах и деревнях замутилось – говорят: грабители, а тут с Митькой протопопом вузилище: мученик, говорят, сподобился, хорк, тьфу! А тут у тебя Гаушкин в полку неладно: пьянка, наворовали в городе – опять не похвально, ну, заводские наши ребята и на станции – крепко, как одно за всех – это больно хорошо. Всё.

Щудакевич – Кто по докладу, говори. Время – дадим .. ну 5, – согласны? (все руки подняты) ну начинай, кто?

Толстиков – Я скажу. Ребята, я здешний, слобозский, Стрелецкий – я скажу: Кожематкин прав, дела бя. Надо экстренно, быстро, курьерски-срочно заполучить мужицкие души, их приголубить, к земле они дорвались, им надо ещё б – способию – поокуратнее, половчее из добровольных-то, всунуть, тогда они зададут перцу центровикам. Ну и солдатиков быстро пригреть-пригреть, а дисциплину – посуровей, сгустить. Как на счёт всего?

Гаушкин – Дай мне Володя. Товарищи – Кожемяткин – и Оня – правы, дела – бя: мы тут проворонили, сгоряча, что перегнули очень; мака, мака, ммм – а дело ясно – моих ребят надо приголубить, ну хоть приварком, харчами, одёжей, табачком – это всё есть – и – мака, мака, ммм – мужичков – способиицем поокуратней по волостным комитетам и дайте – ннну и мне и Спарычеву и Клысю всю воинскую силу сготовить и похолить, во! мака, мака, мм …

– Чудилин – дай мне Щудак. Вот, что, коллеги и братья – тут вот с Мишкой Спарычевым путаница ещщё – наша учебная великовозрастная сила чудит насчёт этой нотариусовой жены, Нины Эхъиумновой – будто Спарычев там ей чего-то не угодил – надо сейчас уточнить и разнести, она ведь из местных гимназисток т’ – как?

Щудакевич – Эх не время, а с другой стороны. – Ну ладно, Миша, давай, отчитайся.

Спарычев – Чего жь? Разве не ясно, что она либо духовно малахольная была – на нет, либо совсем с жиру подохла – я-то причём? Я её до того не знал – не нашего класса, а после 2 раза видел включительно. Вот и баста, всё.

Щудакевич – Как всё ж, ребятки, ясна вам вся эта канитель? Тогда, ладно, вношу: разъяснение об Спарычеве широко разпростронить по учкомам и среди интеллигентов. Согласны? Раз, два, – всё. Ладно. Теперь – чётко, ясно и твёрдо конкретные мероприятия – я, Сем. Аким, Толстяков, Гаушкин – правы, всё это предлагаю провести немедленно – улучшить пищевое, аммуниционное, общежитное, довольство полка – и деньгами, раз. С мужиком через волостные комитеты – два. Немедленно повысить дисциплину и боевоспособность нашей военной силы – три, агитировать мужичков и слобожан – четыре. И тоже в отношении снабжения для рабочих в первую голову. Усилить посты и внутреннее наблюдение и быть самим нам наготове. Ставлю: Все – за. Добавления?

Клысь – позвольте, товарищи, мине. Кхм хххаа! Я, говорю, энта, как иё, исшшо насчёт банново делу … штоб почишша, а то, кмххха, нашш брата тем энти, как иё без монетав не моють какследует, а ребятам, кхммххха, ет, обидна … Ну и насшот триперов, ет, не дюжа чиста в больнице т’ ет лечи, правд! У нас в роте ет, хвершал – в мент, прям и нет! И дитёв не бывае потом, во!

Сдержанный смех, возгласы, неразборчиво. Щудакевич.

– Хм, ладно, Клысь, сделаем, успокой ребят. Пиши, Смехалкина, Дубинин Сч .. а? ты, Федюнчиков хочешь? ладно, вали, скорей.

Федюнчиков – Я, товарищи, мужик сам хочу добавить, что б с агитацией послали и агитацию вообще вверили мне. Я их всех знаю, вот. Всё.

Щудакевич. Примем, товарищ, Воня – дельно доложил. Всё? Есть. Считаю собрание закрытым.

Собрание закрыть 1 ч. 42 м.

26 XII 1905 г.

Стенографистка Смехалкина

Верно: Щудакевич

Дубинин.

Зевок. В расходящихся:

– Аххххахххха, … пффу! А тройке придётся остаться ещё: я, Кожематкин, Гаушкин. Перейдём в другое помещение. Пошли. Спарычооов! Смени часовых к нам на новое место. Пока.

Пока-пока в бывшей земской Управе шло заседание Революционного Комитета и Штаба вооружённых сил, чёрный истовый копчёный нахолменный оцерквлённый Тяпкатань вёл своё: чорт своё, поп своё. Накопилось! Зло взяло! Дак какж: мальчишка, стюдент, свой, отшшепенец – передседателем ет’, как ево – рывкома паршиваго с ним ешшо те ж, да ишшо што – слободские, девок прублудных сыновья! хххтьфу! провители!! Габернаторы, сввв … вашш благородия, гольтепа38 на огороди я! Батюшка Митрий, праведник, в тюгулевке39 кык вор, аль тать сидит; со всех с нас, балдарим покорно, денешки ды какие потом выжатые-нажатые взяты, – и зачал пухнуть, краснеть-баграветь-синеть и давиться злобой-глыбой как костью в горле горный Тяпкатань потому и засела головка его, чорно-синия, как сибирка с красной опухолью вокруг – то свет на полу поставленных масленных плошек – чтоб не видно было чего – чего ничего – гкхххаа!

ТРАКТИР

Т.П. СТУРЖИНА

а сбоку, узкая по синему фону чёрными литерами:

ЧАЙНЫЙ

распивочно и навынос

Угловой, на юру, длинный, низкий, вросший в сырую землю домина. Прямо – под гору в реку в Дон: прощевай.

С боку – улица Задняя, прямо как задница мужичья грязная д’ пахучая уноси нос! погоняй ноги! ну, ннну, ннно-о-оо!

В окно – чорная позднедекабрьская студёная ночь. Окна – тёмные, как мёртвые глаза выеденные стервятником.

Будто спит трактир, с десяти нет никого. Но вот двор, кругом собаки на чепях, на дворе конторка, т. е. двоекомнатный с прихожей домо́к. Но и там темно – оба окна мертвы. Ды только чорт его зна – либо лампадка пролилась тепле́нием на пол свет, либо печку голандку топят на ночь для угрева и от неё сквозь низовую, длинную шшель красноват-багроват-злобовати на морозе тебе, глаз, не божий, тогда человечий, а нет, може и собачии чей.

Печка:

Ткрррр … ткрррр … ткрррр дрова сухие. Как орехи скрозь зубов – это вправду есть.

И есть, эти, вот што ишшш-о..

В задней комнате на полу половички. Две масляных плошки теплятся – как в царский день40 догорание еллюминадций. В углушке – самовар тульской чести полведерной ёмкости, чишшеный-кип-кип-копяшший, как несправедник в аду. Около чашки, как овечки, а чайник пузатый как петух на насести: он один и молчит. А округ четверо тонких и трое толстых горождан Тяпкатаньских, как коровы древнего фараонова сна41, осподи Исусе, гык. Как в разведах шопот ходит на последних ципочках шур, чур, шшу, шшу, чшшшш, шшшш.

Шопот:

– Ххха! Двить …. нивввазможннн … душшшитть … кака кучча денник ушшшшла! Двить … тешшша в домм … ток ет, ррриволлюццц-жжжоп’ ет пришшшшамить, што шшь екстренно … исссстреббутся … шштошь дыхххать, штош, есть чччемм, гаа?

Гур:

Бббху! Веррррррн … верррн брррратц оспода купппццц-ы! Горррл! им перррегррризть, бххху! Истрррррыббить! ппперррредаввить кык ппппррразитту люттт … Горррлу! Ппперрррегррррр ….

Печка:

Ткр … ткр … ткр .. ткррррр .. пфффф …

Глас, яко труба, ПЕАНО, мягко, ннннизко:

Моееоооо пррррэээдлоожженние-е яввнооо: сегоооодне жжэээ ээстааффээттой тудыы к самоооомммуу и проооосить воооойск