Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак

в той же газете, что „события 9 апреля не были тайной для руководства страны, в том числе Лигачева“. Руководство страны узнало о трагических событиях после того, как они произошли. Что касается меня, то могу сказать, что узнал об атом из сообщения по телевидению.

Строго говоря, до 7 апреля и после этого дня я не принимал участия в рассмотрении вопросов по Грузии.

Таковы факты. Просил бы Вас ознакомить с этой запиской членов Комиссии Верховного Совета СССР.

С уважением, Е. Лигачев. 6 октября 1989 г.“[4].

О чем же забыл сообщить и на заседании комиссии, и в этом письме Егор Кузьмич? О том, что переброска войск началась именно после проведенного им совещания. Это „всего лишь“ умолчание. А вот и ложь: „В конце заседания я обратил внимание на то, что просьбы о выделении войск для поддержания общественного порядка и введения комендантского часа не обсуждались коллективно в республиканских органах Грузии…“. Дело не в том, что не велось протоколов и невозможно проверить, „обращал внимание“ Егор Кузьмич или „не обращал“… Вспомним, что генерал Самсонов показывал: Никольский требовал у него войска еще 6 апреля, и 6-го же по этому поводу звонил Самсонов Язову. Ложь в другом: Егору Кузьмичу Лигачеву, ныне персональному пенсионеру, лучше, чем кому бы то ни было другому, известен механизм тбилисской трагедии. Это под его руководством было принято роковое решение, хотя затем и последовали эксцессы исполнителей, которые он мог и не предвидеть.

* * *

Приближались дни отчета нашей комиссии. Настало время писать заключение и готовить доклад на Съезде.

Напомню: комиссия наша была весьма разнообразная по составу, в нее входили люди очень разные и по политическим пристрастиям, и по социальному положению, да и по степени подготовки и компетентности. С одной стороны, всемирно известные ученые, писатели, журналисты, генералы, с другой — ветераны афганской войны, молодые, искренние и совершенно неопытные в подобного рода расследованиях ребята. Те, кто поначалу терялся и помощь, когда надо было ехать к десантникам и убеждать их сказать сидел молча, а потом оказал нам огромную правду о 9 апреля. Они же привели на заседание комиссии большую группу „афганцев“, проживающих в Тбилиси, и те дали ценные и правдивые показания о том трагическом воскресном утре.

Когда мы только приступали к работе, казалось, что достичь какого-то единого мнения просто невозможно. И все же наша комиссия стала единственной из всех комиссий Съезда, чье заключение подписали все ее члены.

Честная работа, работа, которой ты весь отдаешься, не оставляет времени для амбиций. Ну что общего у генерала с неформалом из народного фронта? Но если оба заняты установлением истины, если оба в равной степени делят ответственность за результат своего труда, нет уже ни генералов, ни рядовых. Они оба из одной команды, матросы одного, идущего к цели корабля.

Мы были заняты добычей фактов. Проверяя, перепроверяя, сомневаясь, споря друг с другом и, наконец, убеждаясь в правоте факта, мы вырабатывали общие подходы. И отсекали все недоказуемое. И когда общие выводы стали очевидны каждому из нас, была сформирована редакционная группа нашей комиссии. В нее вошли писатель Голяков, профессор Александр Яковлев. К нам присоединились вскоре журналист из Литвы Витас Томкус и таллинский инженер, а ныне мэр Таллина Хардо Аасмяэ.

Мы уехали за город и в пансионате „Известий“ на Красной Пахре в течение десяти дней с утра до вечера — по 15–16 часов в сутки! — спорили над каждым словом. Десятки и десятки раз мы переписывали заключение нашей комиссии.

А практически это было так: мы поделили между собой разделы заключения, и каждый написал свой. Потом обсуждение каждой фразы, каждого слова. И — новая редакция. И вновь обсуждение. Здесь, выверяя каждый оттенок мысли, мы, как прачка воду из белья, отжимали эмоции и двусмысленности, выверяли логику и шлифовали стиль.

Я и сегодня с благодарностью вспоминаю эти дни, это общение с прекрасными и высокими людьми, соавторами нашего заключения. При нынешних разброде и смуте в нашем обществе, при, казалось бы, взаимонеприемлемых позициях и взглядах можно найти общий язык, можно прийти к согласию и взаимопониманию. Если, конечно, все стороны честны и действительно желают достичь результата, желают служить Истине и своему народу. В этом убедила меня работа нашей комиссии.

Может быть, наша комиссия — это маленькая модель всего общества и успех ее — залог успеха того, что пять лет назад было названо перестройкой? Хотелось бы верить…

Когда на XXVIII съезде КПСС Егор Лигачев выставит свою кандидатуру на пост заместителя генсека партии, я сделаю попытку дать ему отвод. Я спрошу, когда же Лигачев говорил правду: когда перед нашей комиссией он утверждал, что никакого заседания Политбюро не было, или позже, на Пленуме Центрального Комитета, где он заявил прямо противоположное. Магнитозапись сохранила стиль и дух ответа Егора Кузьмича.

ЛИГАЧЕВ: Анатолий Александрович, я тебе должен ответить на этот вопрос…

СОБЧАК: Обязательно!!!

ЛИГАЧЕВ: Причем я задам вам вопрос, товарищ Собчак! У меня там в портфеле лежит ваше выступление. Я сейчас хотел бы вот о чем сказать: Лигачев говорил и там, и здесь то же самое. В конце концов я прошу и тех, которые здесь ближе, вместе со мной сказать хоть одно слово, что те решения, которые были приняты, принимались всеми членами Политбюро. Под руководством Михаила Сергеевича Горбачева. В конце концов, Михаил Сергеевич, я прошу… я могу просить как товарищ и коммунист… (Шум в зале.) И вы извините, я говорил правду, истинную правду… Тогда я говорил о том, что мы, комиссия в составе членов Политбюро, которых было минимум три четверти от общего состава, приняли решение… Единственное мудрое решение… Я до сих пор прав… Я очень сожалею и извиняюсь перед грузинскими товарищами, что у них произошла такая трагедия… Это я говорю по-человечески и глубоко переживаю… Это даже на всю жизнь останется, но мы, члены Политбюро… не причастны к этому чрезвычайно трагическому событию… Мы твердо договорились: решать вопросы политическими методами, мы сказали бывшему руководству Грузии об этом четко и ясно, определенно… А вот почему я сказал о Политбюро… На каком же вы основании, Анатолий Александрович, после того, как на II Съезде народных