Скверная жизнь дракона. Книга седьмая - Александр Костенко

Лог-лист гоблина озадачивает. Ещё больше озадачивает ярко светящийся овал его тела, как и овалы тел гобляторов, как у обычных разумных — но отходящие от зелёных трупов белёсые ниточки ровные и волнистые, не изломанные и не закручиваются, лишь рябь у них шипастая. Я покосился на оставшиеся трупы. Вскоре в четырёх из них я тыкнул когтем, попробовав кровь. Остался пятый.

Внимание, Вы вкусили кровь другого существа

Судя по всему — грейдоматоническое развитие у гоблинов проходит ровно так же, как и у прочих разумных.

У последнего гоблятора второй уровень, это десять свободных очков характеристик, и он их вложил в «Выносливость» и «Магию». А навыка нет, потому что либо нужного количества не скопил, либо условия не выполнил для получения. Тот же навык «Кулинария» получить просто, достаточно много готовить всякого-разного. Но ситуация с «Ударом» непонятна. Почему оно обошлось гоблятору бесплатно, когда как драконам и высшим разумным на обучение надо тратить очки умений?

У гоблина ситуация примерно похожая. Одиннадцать уровней — это пятьдесят пять свободных очков умений. Он их раскидал между «Силой», «Выносливостью», «Ловкостью» и пятёрку в «Магию» закинул. Ещё пять очков в каждую характеристику добавилось, когда гоблин эволюционировал из гоблятора, а повышенная «Воля», скорее всего, от достижения «Лидер». Налдас как-то говорил, что выводок на новом месте первым делом всегда прокачивает двух гобляторов до десятого уровня, чтобы первый стал гоблином, а второй маткой. С навыками и умениями всё, как и у гоблятора — ничего не понятно, но предположения имеются.

Я покосился на мерцающую точку под слоем земли. Если бы смог достать до матки, то стало бы чуть понятней.

К моменту восполнению «маны» покалывало в животе, а логово гоблинов живность обходила стороной. В мыслях всплыл образ деревушек, расположенных в полу дне ходьбы. Идея родилась мгновенно.

Очень скоро я подлетел к одной из деревушек. Давно рассвело, жители вывели на ближайший луг небольшую отаву овец, а на соседнем лугу паслась дюжина коров. Я нырнул к последним, круто спикировав. Вскоре я уже летел с коровой в пасти. Но летел не к лесу или на северо-запад, а решил ненадолго заглянуть в деревушку.

В её центре широкий дом, а рядом с калиткой стоял рыжеволосый мужик с таким же сыном и о чём-то живо переговаривался с односельчанами. Во дворе рыжеволосая женщина развешивала бельё, следя за играми двух рыжеволосых маленьких девочек. Я специально летел низко, метров сто над землёй, и хлопки моих крыльев услышали все селяне. Они жутко испугались, но увидя корову в моей пасти — тут же закричали, понося бранью.

Я пробился в сознание рыжеволосого мужика.

— На юго-запада два логова. Энты в дне пути, и гоблины вполовину. Не благодарите.

* * *

На двадцать четвёртый день перелёта наконец-то показались очертания горной цепи, шедшей с севера на юг. Я им сильно обрадовался. И тут же лёг на курс, приготовившись к долгому пути.

На тридцать пятый день я поравнялся с горами. Ежедневно борясь с ветрами, я летел по восточной стороне цепи строго на север, надеясь, что мама заметит мой магический след.

На сороковой день у подножья гор показался каменный муравейник. Каменные башни выходили из горной породы, между ними и широкими замками-входами в подземные жилища петляли дорожки, а на плато редкие дворфийские поселения возделывали поля и выпасали скот. Второй дворфийский город показался на пятьдесят четвёртый день, третий на шестьдесят второй.

На шестьдесят девятый день меня практически сбивали суровые северные ветра, дувшие с полюса на юг. Лететь было практически невозможно, лишь в нескольких сантиметров от заснеженного полотна гор ветер был немного слабее. Но лишь немного.

Никто со мной так и не связался, когда я пролетел по всей восточной части гор, минуя зоны берёзовых лесов, смешанных и хвойных, а потом пролетел тундру с низкими деревцами и вылетел во владения белой пустыни. Но, похоже, климат на планете за последние две тысячи лет поменялся сильно — даже на белом полотне изредка находились бывшие поселения разумных, пребывающие во власти скверны. Даже несколько каменно-бревенчатых городков попалось, но слишком далеко, и подлететь я к ним не мог.

Семьдесят пятый день — именно тогда я развернулся, перелетел на западную часть гор и полетел на юг. Теперь ветер дул мне в спину, подгоняя — и нужного восточного ответвления я достиг за двадцать три дня, иначе потребовалось бы на семь дней больше. Я решил долететь по западной стороне до конца, до того места, откуда начал полёт у гор.

На сто двадцать девятый день я вернулся к западному ответвлению гор и полетел по нему, смотря как осень захватывала мир. С деревьев слетали пожелтевшие листья, разумные кутались в тёплые одежды, а поля давно были убраны. Но даже тогда со мной никто не вышел на связь.

Молчание в канале мыслеречи было и спустя четыре дня, когда «маны» осталось четыре сотни, а подо мной на горном плато расхаживали четверо миносов — тело животного, вместо шеи торс человека и две пары рук, но голова от животного. Сейчас это были четыре альпаки, с их мягкими завитушками меха. Я спикировал, не раз опробованной тактикой на последних охотах приземлился задними лапами на двух шедших рядом монстров, дробя им позвоночник. Громкий рык, и оставшиеся два миноса испуганно замерли. Первого, молодого, ещё детёныша, я с «Ударом» полосонул когтями по шее, вполовину отделив голову от тела — к самой же взрослой твари я подлетел молниеносно, оказавшись за её спиной. Укус, и «жизни» монстра через каналы маны перекачивались в моё тело, медленно восстанавливая хвостик.

Со мной никто не связался ни в сто тридцать седьмой день, когда горы давно перешли в холмы, ни через три дня, когда я пролетел над участком одного из лесов. Подражая домам высших разумных, низшие разумные, с птичьими ногами и крыльями, из толстых сучьев и стволов на раскидистых кронах деревьев складывали шалаши. А на некоторых и вовсе свивали огромное гнездо, закрывали его плотной крышей из веток и скопом высиживали яйца.

Через три дня чуть северней холмов показался второй виденный на этом материке сад лесных эльфов. Огромное, исполинское дерево, толщиной ствола в километр и высотой во столько же, своей раскидистой кроной оно закрывало практически три километра земли. А вокруг, достигавший четверть длины ствола, рос густой лес из всех возможных деревьев, даже тропические пальмы и мангровые заросли будто