Говори - Лори Андерсон

Она запнулась о свой стул и сгребла книги со стола.

— Я не могу тебе поверить. Ты ревнуешь. Ты обманываешь, маленькая извращенка, и ты завидуешь, что я популярна и что я пойду на выпускной, и поэтому ты мне врешь. И ты послала мне эту записку, не так ли? Ты в самом деле больная.

Она быстро подошла к библиотекарю.

— Я собираюсь к медсестре, — заявила она. — Думаю, меня сейчас вырвет.

Чат

Я стою в коридоре, поджидаю автобус. Я не хочу домой. Я не хочу оставаться тут. Я тешила себя надеждами что разговор с Рэйчел уже полдела — это было моей ошибкой. Как будто ощущаешь запахи прекрасного рождественского банкета, а дверь хлопает тебя по лицу, оставляя в одиночестве на холоде.

«Мелинда.» Я слышу свое имя. Отлично. Теперь я что-то слышу. Может мне стоит попросить у руководства школы, чтоб меня отправили к невропатологу или пронырливому психиатру? Я ничего не говорю и чувствую себя ужасно. Я говорю с кем-нибудь и чувствую себя еще хуже. Неприятности находят меня даже в пограничном состоянии.

Кто-то осторожно прикасается к моей руке.

— Мелинда?

Это Иви.

— Ты можешь уехать позднее? Я хочу тебе кое-что показать.

Мы идем вместе. Она приводит меня в туалет, где она отстирывала мою блузку, на которой, тем не менее, все еще следы от ее маркеров, даже после отбеливания. Она указывает на кабинку.

— Взгляни.

«ПАРНИ, ОТ КОТОРЫХ НУЖНО ДЕРЖАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ:»

«Энди Эванс».

«Он подонок».

«Он ублюдок».

«Держись подальше!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»

«Его следует запереть».

«Он думает, ему все можно».

«Зовите копов».

«Как называется эта наркота, которую они дают извращенцам, так что у них не стоит?»

«Чокнуторин».

«Ему стоит добавлять это каждое утро в свой апельсиновый сок. Я ходила с ним в кино — он пытался залезть ко мне в штаны ещё во время ТРЕЙЛЕРОВ!!»

Было и больше. Разные ручки, разные почерка, диалоги между некоторыми авторами, стрелочки к предыдущим параграфам. Это лучше, чем получить рекламный щит. У меня возникло чувство, как будто я могу летать.

Подрезание веток

Я просыпаюсь на следующее утро, в субботу, от звуков бензопил, пробивающихся прямо сквозь мои уши и разбивающих мои планы на сон. Я выглядываю из окна. Лесорубы, три парня, которых отец вызвал подрезать омертвевшие ветки дуба, стоят у подножия дерева, один из них разгоняет бензопилу, как будто это гоночный автомобиль, остальные бегло осматривают дерево. Я иду вниз завтракать.

О комиксах не может быть и речи. Я делаю чашку чая и присоединяюсь к отцу и соседским ребятишкам, наблюдающим представление у дороги. Один арборист обезьяной взбирается под бледно-зеленый полог, затем на тонком тросе подтягивает бензопилу (выключенную). Он настраивается на обрезку сухих веток, как скульптор. «Бррррр-рррррау». Бензопила вгрызается в дуб, ветки рушатся на землю.

В воздухе кружатся опилки. Из открытых ран в стволе медленно вытекает сок. Он убивает дерево. Он оставит только пенек. Дерево умирает. Нельзя ничего сделать или сказать. Мы молча наблюдаем как дерево, кусок за куском, падает на сырую землю. Убийца с бензопилой с усмешкой скользит вниз. Ему наплевать. Маленький ребенок спросил моего отца, почему этот мужчина рубит дерево.

Папа:

— Он не рубит его. Он его спасает. Те ветки долго были сухими из-за болезни. Так со всеми растениями. Срезав поврежденные, ты даешь возможность дереву снова расти. Вот увидишь, к концу лета это дерево станет сильнейшим на участке.

Терпеть не могу, когда отец умничает. Он страховщик. Он не лесничий, знающий дороги в лесу. Арборист запустил каток-глыбодроб позади своего грузовика. Я увидела достаточно. Я схватила велосипед и удалилась. Первая остановка на заправке, чтобы накачать шины.

Не могу вспомнить, когда я ездила в последний раз. Утро теплое, ленивая, неторопливая суббота. Парковка у бакалейного магазина забита. Позади начальной школы играют в софтбол, но я не останавливаюсь посмотреть. Еду в гору мимо дома Рэйчел, мимо средней школы. По другую сторону холма — несложный быстрый спуск. Я осмеливаюсь убрать руки с руля.

Пока я еду достаточно быстро, переднее колесо четко держит направление. Я поворачиваю влево, еще влево, следуя по склону холма, сама не зная, куда направляюсь. За это отвечает какая-то часть меня, покачивающаяся стрелка внутреннего компаса указывает в прошлое. Тропинка не кажется знакомой, пока я не замечаю амбар. Я жму на тормоз и пытаюсь сохранить контроль над велосипедом на гравийной обочине. Над головой ветер свистит в телефонных проводах. Белка пытается удержать равновесие.

На подъездной дорожке нет автомобилей. На почтовом ящике написано «Роджерс». На стене амбара висит баскетбольное кольцо. Я этого не помню, но в темноте его было трудно заметить. Я веду велосипед по краю участка туда, где деревья проглатывают солнце. Мой велосипед прислоняется к разрушающемуся забору. Я опускаюсь на холодную затененную землю.

Мое сердце колотится, как будто я все еще кручу педали на подъеме. Руки трясутся. Это совершенно обычное место, откуда не видно амбар и дом, достаточно близко к дороге, чтобы я могла слышать проезжающие автомобили. По земле рассыпаны куски желудевых оболочек. Сюда можно было бы приводить на пикник детсадовские группы.

Я думаю, не лечь ли на землю. Нет, этого делать не стоит. Припадаю к стволу, мои пальцы поглаживают кору в поисках шрифта Брайля, подсказки, сообщения о том, как вернуться к жизни после моей долгой зимней спячки. Я выжила. Я здесь. В растрепанных чувствах, с сумбуром в голове, но здесь. Ну и как мне найти свой путь? Что это — бензопила моей души, топор, которым я могу вырубить свои воспоминания или страхи? Я запускаю пальцы в грязь и сжимаю кулаки.

Маленькая, чистая часть меня ждет тепла, и рвется наружу. Та тихая девочка Мелинда, которую я не видела месяцами. Это семя, о котором я буду заботиться.

Праздное шатание

Когда я возвращаюсь домой, уже время ланча. Делаю два сэндвича с яйцом и салатом и выпиваю громадный стакан молока. Съедаю яблоко и загружаю посуду в посудомойку. Всего час дня. Я думаю, что надо бы убрать на кухне и пропылесосить, но окна открыты и малиновки поют на лужайке перед домом, где ожидают груды мульчи, на которых написано мое имя.

Приехавшая на обед мама впечатлена. Передняя лужайка вычищена граблями, края прополоты, трава подстрижена и основания кустов присыпаны мульчой. Я даже не запыхалась. Мама помогает мне принести из подвала пластиковую мебель для веранды, и я чищу ее отбеливателем. Папа приносит пиццу, и мы едим ее на веранде. Мама и папа пьют ледяной чай, и никто не грызется и не рычит. Я мою посуду и выбрасываю коробку из-под пиццы в мусор.

Я укладываюсь на диван посмотреть ТВ, но глаза закрываются, и я засыпаю. Когда просыпаюсь, уже за полночь, и кто-то укрыл меня шерстяным покрывалом. В доме тихо и темно. Прохладный ветерок веет сквозь занавески.

Я просыпаюсь. Под кожей какой-то зуд, я дерганая, как назвала бы это мама. Не могу сидеть спокойно. Я должна что-то делать. Мой велосипед все еще стоит перед домом, прислоненный к обрезанному дереву. Я еду.

Вверх и вниз, прямо и наискосок, я кручу педали своими больными ногами, еду по практически уснувшим улицам пригорода. В некоторых спальнях окна освещены мерцанием поздних телепередач. Несколько машин припарковано у бакалейного магазина. Я представляю себе людей, полирующих полы, перекладывающих буханки хлеба. Движусь мимо домов, в которых живут мои знакомые: Хизер, Николь.

Поворачиваю за угол, вниз по склону, сильнее кручу педали, вверх на холм к дому Рэйчел. Свет горит, ее родители ждут возвращения феи с бала. Я могла бы постучать в двери и спросить, играют ли они в карты или заняты чем-то другим.

Нет.

Я еду, как будто у меня есть крылья. Я не устала. Не думаю, что когда-либо снова усну.

После бала

В понедельник утром бал уже стал легендой. Драма! Слезы! Страсть! Почему до сих пор никто не сделал телешоу на эту тему? Тотальное разрушение включает в себя один вздувшийся живот, разрыв отношений у трех давно встречавшихся пар, одну потерянную серьгу с бриллиантами, четыре возмутительных вечеринки в номерах отеля, и пять соответствующих тату, якобы украшающих заднюю часть классных руководителей старших классов. Школьный психолог празднует отсутствие фатальных исходов.

Хизер сегодня нет в школе. Все зубоскалят по поводу ее бездарного украшения зала. Могу спорить, она пропустит остаток года под предлогом болезни.

Хизер следует сбежать и вступить в морскую пехоту. Там к ней будут более добры, чем рой разъяренных Март.

Рэйчел купается в лучах славы. Она бросила Энди посреди выпускного. Я пытаюсь восстановить картину по кусочкам из слухов и сплетен. Они говорят, что у них с Энди возник спор посреди медленного танца. Они говорят, что он облапливал и обслюнявливал ее.