Три гроба - Джон Диксон Карр

пальцами расстегнул пальто, пощупал горло и снова присел. Только остекленелый взгляд оставался неизменным.

– Вы обманываете меня? – спросил он дрожащим, недоверчивым, почти детским тоном. – Зачем вы меня обманываете?

– Боюсь, что это правда. Вот, читайте!

Хэдли протянул ему записку от доктора Питерсона. Дрэйман было хотел ее взять, но потом отдернул руку и потряс головой.

– Я все равно ничего не смогу разобрать, сэр. Я… я… Вы хотите сказать, что, перед тем как… он что-то сказал?

– Он сказал, что убийца – его брат.

– Сказал ли он что-нибудь еще? – спросил Дрэйман, сомневаясь. Хэдли промолчал, оставляя пространство для работы воображения. Тогда Дрэйман продолжил: – Я говорю вам – это невероятно! Вы считаете, что этот балаганный фокусник, который угрожал ему, этот человек, которого он никогда прежде не видел, на самом деле был одним из его братьев? Судя по всему, да, считаете. И все равно не понимаю. Как только я узнал, что его закололи…

– Закололи?

– Да, как я уже говорил…

– Его застрелили, – сказал Хэдли. – Что навело вас на мысль, будто его закололи?

Дрэйман вжал голову в плечи. Его морщинистое лицо скривилось, и на нем появилось сардоническое, почти отчаянное выражение.

– Плохой же из меня свидетель получается, джентльмены, – сказал он ровным голосом. – С наилучшими намерениями я продолжаю вам рассказывать то, чему вы не верите. Возможно, я поторопился с выводами. Мистер Мэнган сказал, что на Гримо напали и что он умирает. А также что убийца располосовал картину и исчез. Поэтому я предположил… – Он почесал переносицу. – Вы у меня еще что-то хотите спросить?

– Как вы провели вечер?

– Я спал. Понимаете, меня беспокоят боли. Головные, прямо за глазными яблоками. Вечером боль атаковала меня так сильно, что, вместо того чтобы отправиться в город (а я собирался на концерт в Альберт-холл), я выпил снотворное и прилег. К сожалению, я понятия не имею, что происходило вокруг примерно с половины восьмого до того момента, как меня разбудил мистер Мэнган.

Хэдли пристально разглядывал его расстегнутое пальто – он был молчалив и внимателен, будто бы готовился к нападению.

– Раздевались ли вы, когда прилегли, мистер Дрэйман?

– Простите, что?.. Раздевался ли я? Нет. Я только снял ботинки. А что?

– Выходили ли вы из комнаты?

– Нет.

– Тогда откуда у вас на одежде кровь? Да, именно. Вставайте! И не пытайтесь сбежать! Стойте, где стоите. И снимайте пальто.

Дрэйман на нетвердых ногах встал со стула и начал снимать пальто движениями слепого. Тут Рэмпол и увидел. На его светло-сером костюме виднелось пятно. Оно было темным и тянулось от бока к правому карману. Пальцы Дрэймана нашли пятно и остановились. Он потер его подушечками пальцев, а потом сами подушечки друг об друга.

– Не может быть, чтобы это была кровь, – пробормотал он все тем же по-детски жалобным тоном. – Понятия не имею, что это, но не кровь! Говорю вам!

– Мы это проверим. Снимите сюртук. Боюсь, мне придется попросить вас оставить его у нас. Нужно ли вам что-нибудь забрать из карманов?

– Но…

– Откуда у вас это пятно?

– Я не знаю. Богом клянусь, понятия не имею. Это не кровь. Почему вы думаете, что это кровь?

– Просто отдайте мне сюртук. Отлично.

Под пристальным взглядом Хэдли Дрэйман дрожащими руками вынул из карманов несколько медяков, билет на концерт, платок, пачку сигарет «Вудбайн» и коробок спичек. Потом Хэдли забрал у него сюртук и разложил его у себя на коленях.

– Возражаете ли вы, чтобы мы провели обыск в вашей комнате? Говорю вам честно: если вы откажетесь, у меня на это не будет никакого права.

– Я совсем не возражаю, – равнодушно ответил Дрэйман, потирая лоб. – Если бы вы только могли мне рассказать, как это случилось, инспектор! – Он замолчал и улыбнулся с такой сардонической горечью, что Рэмпол ощутил скорее растерянность, нежели недоверие. – Вы меня арестуете? Этому я тоже препятствовать не буду, если что.

Что-то здесь было не так – причем не в Дрэймане, а в самой ситуации. Рэмпол заметил, что Хэдли тоже охватили сомнения. Перед ними стоял человек, сделавший несколько эксцентричных неверных заявлений. Он рассказал сенсационную историю, которая могла быть правдой, а могла и не быть, – в любом случае в ней чувствовалась какая-то театральная картонная надуманность. Наконец, перед ними лежал сюртук, запятнанный кровью. И несмотря на все это, Рэмпол был склонен поверить истории этого человека, – во всяком случае, создавалось впечатление, что сам Дрэйман в нее верит. Возможно, дело было в его абсолютной и очевидной бесхитростности, обезоруживающей простоте. Вот он стоял перед ними без пальто и казался еще более высоким, сутулым и костлявым – со съехавшим набок галстуком, в голубой, выцветшей почти до грязно-белого цвета рубашке с подвернутыми на жилистых руках рукавами.

Хэдли выругался себе под нос.

– Беттс! – крикнул он. – Беттс! Престон! – Хэдли нетерпеливо стучал каблуком, пока они не ответили. – Беттс, отнесите сюртук на экспертизу, пусть проверят пятно. Да, вот это, видите? Жду отчета утром. На сегодня, пожалуй, все. Престон, спуститесь вместе с мистером Дрэйманом и осмотрите его комнату. Вам хорошо известно, на что нужно обращать внимание. Добавьте к этому маски. Я к вам скоро присоединюсь… Обдумайте то, что мы вам сказали, мистер Дрэйман. Прошу вас прийти в Скотленд-Ярд завтра утром. На этом все.

Дрэйман не обратил на него никакого внимания. Неуклюже, как летучая мышь, он поплелся к выходу, качая головой и волоча за собой пальто. У двери он потянул Престона за рукав.

– Откуда на мне могла взяться эта кровь? – горячо спросил он. – Вы знаете, это очень странно. Откуда она только могла взяться?

– Не знаю, сэр, – ответил Престон. – Осторожнее, порожек!

Когда за ними закрылась дверь, унылая комната погрузилась в тишину. Хэдли медленно потряс головой.

– Я в растерянности, Фелл, – признал он. – Не понимаю, то ли мы продвинулись вперед, то ли нас откинуло назад. Что вы думаете о нем? Он производит впечатление мягкого, сговорчивого и довольно простого человека. Однако еще он похож на грушу для битья: вы можете бить его сколько угодно, но в конечном счете он будет лишь еле заметно покачиваться на том же самом месте. Похоже, ему глубоко все равно, что о нем думают – да что уж там – и что с ним делают. Может, поэтому молодые люди так его не любят.

– Хм, да. Поговорим об этом, когда я разберусь с бумагами из камина, – проворчал доктор Фелл. – Я отправляюсь домой, мне нужно подумать. Потому что сейчас ход моих мыслей…

– Каков?

– Совершенно ужасен.

Доктор Фелл порывисто вскочил со стула, надвинул свою широкополую