Конец "Зимней грозы" - Георгий Ключарев

— Не так быстро, Хаген! — прервала его скороговорку Софья Григорьевна. — Не торопитесь, забудете что-нибудь.

Хаген несколько медленнее перечислил вооружение гарнизонов, размещенных в соседних поселках, назвал их командиров и замолчал.

— Каковы дальнейшие тактические намерения командования? — спросил Бережнов.

Услышав перевод, Хаген даже улыбнулся:

— А вам они не ясны, господин офицер? Сталинград! Освобождение армии Паулюса!

— Ну что же, все ясно. Допрос пленного продолжат в штабе бригады. — Бережнов встал. — Капитан! Показания этого немца очень важны для командования. Его срочно нужно доставить в штаб…

Капитан незаметно задержал руку у козырька фуражки, которую низко надвигал на лоб, изучающе посмотрел на подполковника и молча вышел вслед за Хагеном.

— Итак, товарищи, получен приказ — надо брать Верхне-Кумский! — громко объявил Бережнов. — Кочергин, доложите толком о результатах разведки!

Где-то на юго-западе, за Аксаем-Есауловским, куда нес свои воды Дон, разливалось по безбрежному степному горизонту закатное зарево. Оно как-то сразу резко переходило в густеющий ультрамарин зенита, в котором, как пена в омуте, растворялись вспыхнувшие огнем клочья перистых облаков. После душного автобуса остро пахло снежной свежестью…

За последние дни, накануне приказа о выводе корпуса из Немковского леса в междуречье Аксая и Мышковы, Бережнов как-то заметно переменился. Обратили внимание на это все.

Однако только теперь Кочергин понял чувства, томившие подполковника. С выходом к Дону полк дрался фактически без штаба. С потерей Гаспаряна и вскоре Мотаева Бережнова особенно угнетала вероятность потери замполита… Как умел замполит угадать настроение человека и несколькими скупыми словами ободрить, успокоить каждого, кто в этом больше всего нуждался! Будь то механик-водитель, командир танка или командир танковой роты. Ибрагимов не переносил позерства и пустой болтовни, никогда резко не одергивал людей, как делали некоторые старшие командиры. Это знали, и это ценили. И там, где он появлялся, все как-то незаметно для себя подтягивались, стараясь хоть чем-то походить на замполита. Он один из тех немногих, по которым многие мерят себя!..

«Да, дарить куда слаще, чем получать подарки», — открыл для себя истину Кочергин, вспомнив, как танкисты дарили Ибрагимову кто вышитый кисет для табака, кто искусно сделанный из прослоек бронзы и цветного оргстекла наборный мундштук, кто трофейные пистолеты, которые замполит, не желая обидеть дарящего, брал и кому-нибудь передаривал, чаще Софье Григорьевне. У нее собралась их целая коллекция.

«Что имеем — не храним, потерявши — плачем!» — вспомнилось почему-то, и он горько усмехнулся. — До чего же все-таки верно, хоть и не к месту!

— Никак опять чего-то обдумываешь, Кочергин?.. А?.. — поинтересовался вдруг Бережнов.

— Скоро месяц, как мы вместе, товарищ подполковник, а вроде не один год прошел… — неожиданно для себя отозвался лейтенант. — Может, потому, что уже нет с нами Мотаева… Ибрагимова, Гаспаряна, Николенко, Бородкина… и скольких еще!

— Ибрагимов! — подхватила Софья Григорьевна. — Это он вроде сказал, что жизнь человека складывается из тех немногих дней, которые невозможно забыть. Остальное — небытие. Емкая мысль!

— Да, верно! — подумал вслух Кочергин. — Тогда здесь каждый день равен иному году!

— М-да-а! — Бережнов с досадой бросил недокуренную папиросу в снег. — Пойдемте, пора начинать. — А вот и Орлик бежит! — первым заметил он спускавшегося в балку лейтенанта. — Наконец-то!

— Товарищ подполковник! — выскочил вперед Козелков. — Есть у меня один тактический план…

— Что еще? — неохотно отозвался Бережнов.

— Немец последние наши танки пожгет! Отвлечь надо его. Мы с подполковником, заместителем комбрига, придумали, как…

— Не тяни!

— На южной окраине Кумского сарай остался, — зачастил Козелков. — Оттуда поселок вниз идет. Видать сверху, где танки, где что у немца. Все как есть!.. Туда бы тридцатьчетверку и взвод пэтээр. Панику фашистам устроим! А?

— Ну что ж? Как думаешь, Орлик, стоит затея одной тридцатьчетверки?

— Надоел он мне со своей затеей. «Катюши» у нас! После них отвлекать немцев вряд ли придется… В полку только десять машин.

— Ну, Николай, мы ж договорились!

— Да я, как подполковник, — увильнул Орлик.

— Ладно, дай ему одну машину, — решил Бережнов. — А насчет пэтээровцев с комбатом-два договорись. Если успеешь. Стой! Ты сразу за эрэсами. Штурм поселка начнем по твоей пушке!

Обрадованный Козелков, козырнув, кинулся к склону. Скользя, срываясь и разбрасывая снег, он устремился вверх. Орлик доложил о готовности сводной танковой роты к штурму поселка.

— Поселок Восьмое Марта пятьдесят девятая бригада будет брать. Нам фланг обеспечит, — ни к кому не обращаясь, заметил Бережнов, быстро направляясь к тропе.

Лейтенанты поспешили следом.

Накануне циклона воздух был недвижим, точно вода в заросшем ряской пруду. Тропа замысловато петляла. Перед глазами мелькали сбитые задники сапог Орлика. Снег похрустывал звонко, отрывисто. Пощипывало ноздри. Думая о своем, Кочергин поймал себя на том, что, ступив на бровку, не сразу заметил гул, не только сзади, в заречье, но и справа, где-то за Верхне-Кумским, хотя, казалось, щека чувствовала легкое сотрясение воздуха.

«Ха! Уж не замечаю шума войны, как в городах не замечают уличного шума…» — смотрел он в сторону близкого поселка.

Сумерки понемногу заполняли балку. За бровкой незаметно повернули к танкам. После встречного боя с ротой Хагена Бережнов, получив радиограмму Карапетяна, опередившую сообщение Кочергина, приказал Орлику подтянуть машины поближе к поселку. Венчая нечеткие силуэты машин, в башнях маячили командиры. Завидев Бережнова, они оставили танки и, скользя на бегу, быстро обступили подполковника. Выслушав его, также поспешно снова заняли свои места. Орлик, последний оставшийся в строю командир роты, махнув на прощание рукой, тоже скрылся в люке тридцатьчетверки. Сверкнув выхлопами и низко гуднув мотором, она, лязгая гусеницами, тихонько двинулась. За ней, поблескивая траками, расходясь и выстраиваясь в боевой порядок, последовали остальные машины.

— Вам, Кочергин… десять минут! — взглянул Бережнов на наручные часы. — Найдите комполка сибиряков подполковника Диасамидзе и обеспечьте взаимодействие стрелковых подразделений с танками. Ясно?.. Что стоите?

Лейтенант не скрыл своего разочарования. Он настроился быть поближе к батарее эрэсов, чтобы посмотреть залпы реактивных снарядов. Видеть «катюши» в бою ему не приходилось. Такая исключительная возможность вроде бы наконец представилась. А тут на тебе!

— И искать не надо! — уже раздраженно добавил Бережнов. — Вот лейтенант бежит — помначштаба по разведке из стрелкового полка. С ним и действуйте. Сигнал к атаке — пушечный выстрел.

— Есть обеспечить взаимодействие с пехотой! — устремился он навстречу лейтенанту.

— Лукьянчук! — представился сибиряк с немного горбоносым лицом типичного украинца, прозрачными, грустными и одновременно твердо смотревшими глазами. — Начинаем? К нам правее, танкист! — поправил он Кочергина, повернувшего к броневичку.

— Як машине, подъедем! — ответил тот и, не замедляя бег, представился, пожав руку Лукьянчуку. — Дорогу показывай!

— К «катюшам», товарищ помначштаба? — задержался у дверцы Шелунцов. — Говорят, они вроде молнии. Все сжигают, как есть!

— Нет, Гаврилыч, не повезло нам! — занял Кочергин свое место. — Разве что издали увидим. Ты на крыле, Лукьянчук!

Провожаемые любопытными взглядами солдат, лейтенанты, обегая разбросанные по склону многочисленные стрелковые ячейки, быстро достигли КП. Он был неглубок, сооружен наспех, накрыт поверх земляных брустверов плащ-палатками, натянутыми на штыках от самозарядок. Других средств перекрытия в степи не оказалось, к тому же задерживаться здесь Диасамидзе явно не собирался. В низком, полутемном помещении над фитилем в снарядной гильзе уже бился желто-красный мотылек, распространяя удушливый запах солярной копоти. Метались резкие тени. Здесь были замполит полка, капитан Судоргин, и связисты. Комполка и начальник штаба находились в подразделениях с другой стороны Верхне-Кумского.

Выслушав Кочергина, Судоргин, невысокий, коренастый человек лет сорока, с крупными чертами невозмутимого квадратного лица и бритой наголо головой, зачем-то снял и, повертев в руках, снова аккуратно надел кубанку. Затем он, как показалось, с сожалением, отодвинул котелок с еще парящим концентратом и, вздохнув, приказал радисту дать ему «Первого». Замполит известил Диасамидзе о скором начале большого самодеятельного концерта, который откроется хоровым исполнением «Катюши».