Конец "Зимней грозы" - Георгий Ключарев

— Когда наш номер? Да сразу за хором по сигналу коробочки. Да, так точно, гуртом, Миша! До скорого. Удачи нам всем!

При этом ласковом «Миша» Кочергин, удивленный каким-то уж очень неофициальным задушевным тоном обращения замполита к командиру полка, оглянулся на Лукьянчука. Тот, чуть улыбнувшись, шепнул, что комполка нет и тридцати, поэтому замполит, с которым он накоротке еще с формирования полка в Спасске, держится как старший, немного покровительственно и часто называет подполковника по имени. Тем более сейчас, для маскировки.

— Вообще-то они тезки, — добавил общительный Лукьянчук, — оба Михаилы Степановичи.

Опускаясь в башенку, Кочергин оглянулся и не удержался от вопроса к стоявшему внизу Лукьянчуку:

— Смотрю, у вас здесь ого-го! И стрелковые роты, и пулеметные, и батареи пэтэо, и пэтээр, и минометчики! И все это хозяйство на одном замполите?

— А что? У нас замкомполка по строевой нет. Замполит и за него. Он гарный артиллерист. Боевые награды имеет…

Залп эрэсов издали действительно чем-то походил на мощный разряд молний. Но еще больше напомнил Кочергину огненные лозы карающего меча с гравюры Доре, изображающей изгнание из рая Адама и Евы.

«И свистит, как меч, рассекающий воздух…»

Среди кричавших «ура!» солдат броневичок влетел в поселок и встал у перегородившего ему дорогу крестатого танка. Его мотор мерно постукивал, мелкие язычки пламени, вырываясь из-под верхних катков, змеились но гусенице, плясали над радиатором, вокруг башни с распахнутыми люками. Подле стоял еще один такой же танк, за ним еще… Оставив броневичок, Кочергин чуть не наступил на сапог, из которого торчала белая головка лучевой кости. То и дело отворачиваясь, лейтенант переступал через растерзанные трупы, обходя пышущие жаром танки, как вдруг увидел Козелкова. Пошли рядом. К ним присоединилось несколько командиров машин, среди которых был Зенкевич. Вскоре их догнал Вулых. Его голову стягивала марлевая повязка, сверкавшая в темноте. Козелков, расточая подробности, увлеченно рассказывал, как блестяще удался его маневр с тридцатьчетверкой.

— Ну балабол! Без боя, что ль, поселок заняли? — оборвал его наконец Вулых.

— Без единого выстрела, елки-корень, не считая боекомплекта, что ты, лейтенант, сжег…

— Может, и так, Зенкевич, видишь, что творится? — показал жестом вокруг Кочергин: — Пожалуй, прав был Орлик насчет «катюш». К тому же с южной стороны поселка у них в основном почему-то только танки. А вся оборона обращена на север, в ту сторону, к Мышкове.

— А почему так, штаб? — присоединяясь, подал голос Орлик. — До чего ж тонко подметил! — поддел он Кочергина. — Растолкуй-ка народу, в чем тут загвоздка. Оборона там, а танки… тут? Ну-ка!

Пытаясь подавить раздражение и обдумывая ответ, Кочергин осмотрелся. Все шли плотной группой по окраине. У некоторых в руках были пистолеты. Перестрелка, то затихая, то вспыхивая вновь, слышалась в разных частях поселка.

— Что же, попробуем, товарищ командир танков полка! — в тон язвительному Орлику начал Кочергин. — Прежде всего гитлеровцы, с середины дня во всяком случае, отбивались в Кумском в фактическом окружении. Так долго им помог продержаться в поселке многократный перевес сил. Так?..

— Так-то так, но почему все-таки фрицы строили оборону с севера, а танки у них здесь? Объясни! — настаивал Орлик.

— Эко диво! — заокал Козелков. — Отсюда их огнеметчики жали!

— Верно, но есть и еще причина, — перебил Кочергин. — Немцы накапливали танки в Кумском, чтобы ударить во фланг частям корпуса, наступавшим на поселок с севера, и затем, если удастся, прорваться к Мышкове. Но Асланов им помешал. Утром сам видел…

— Ну, штаб!.. Утром, говоришь, видел? Вторые очки, видать, надел! — ехидно поддел Орлик и засмеялся.

Смех подхватили. Кочергин побагровел.

— От эрэсов надо поглубже зарываться. А у них здесь окопы неполного профиля и без укрытий с накатами. Видать, задерживаться долго не собирались! — нарочито громко сказал Вулых, не разделивший общего оживления.

— Точно! Через четыре дня им свидание с Паулюсом назначено. Торопились! — вспомнил Хагена Кочергин, благодарно посмотрев на Вулыха.

— Что — через четыре дня?

— В Сталинграде?!

— Из «котла» вылезти надеются?

— Пленные показали?

— То, что они хотят, известно, — недовольно повысил голос Орлик, — однако коротка хотелка! На этом, помначштаба, кончай-ка свой тактический разбор!

«Сам его навязал, а теперь рад поучить!.. До замкомполка по строевой еще не дорос! Наберись терпения! Будешь им — тогда и учи!» — кипел Кочергин.

— А ловко немца мы турнули! Сидел, сидел, раз — нет его! — воскликнул Зенкевич, видя, что Кочергин жадно вдохнул воздух, чтобы выпалить еще что-то. — Наши-то, наши так и валят!

В плотных сумерках еще можно было разглядеть щетинистую гусеницу большой колонны, которая, извиваясь, вползала в Верхне-Кумский. Сплошной массой двигались солдаты, автомашины, артиллерия стрелкового полка Диасамидзе. А правее, в низине, стояли танки. Их было не менее двадцати.

— А это бесспорно немцы! — настраивал бинокль Кочергин. — Близко от колонны — километра не будет. Видят ее и молчат!

— Нашим не до них! А немцам, видно, стрелять нечем — боеприпасы тю-тю! Коротка-а хотелка! — снова захохотал Орлик.

— Стесняешься попросить? — ткнул ему бинокль Кочергин. Взгляни-ка! Коллеги Хагена скучают без дела! Пожалел бы их!

Посмотреть хотелось всем. Бинокль переходил из рук в руки.

— Да-а! Пожечь бы их счас!.. — мечтательно протянул Вулых. — Но можно и завтра. Пораньше…

Тут все увидели неподалеку, на улице поселка, несколько немецких автомашин, среди которых выделялся большой автобус.

— А ведь не иначе штабные, растуды их!.. — вырвалось у Кочергина. — А ну, ребята, бегом!

Козелков попробовал повести автобус, но для этого требовалось подать его назад. Пока он ругался, ища «скорость», Кочергин поспешил в просторный салон, окна которого были плотно зашторены. Найдя выключатель, огляделся. Прежде всего в глаза бросилась беспорядочная груда красочных иллюстрированных журналов. На обложках эффектные фотографии различных уголков мира с бравыми гитлеровскими вояками на первом плане… Колонны советских военнопленных. Немецкие танкисты на привале в березовом лесочке. Вот во всю обложку — черная от африканского солнца физиономия Роммеля… Каир… Бомбежки советских городов… Немецкие города, чистенькие, нарядные… Щеголеватые эсэсовцы в семейном кругу. Цветы, много цветов… Гитлер… Опять он… Принимает парад, пьет кофе, жестикулирует над картой в группе генералов… Вот он с Муссолини, с Антонеску, принимает Квислинга… Все это — вперемежку с другими журналами и просто фотографиями голых и полуодетых плоскогрудых девиц. Затем аккуратной стопкой — целый тираж портретов Гитлера с его воззванием на обороте, обращенным к окруженным в Сталинграде, в нем фюрер высокопарно поздравлял солдат с вызволением из «котла» и благодарил за мужество. Множество пустых и полупустых бутылок говорило о том, что здесь только что было очень весело. Взломав багажный отсек, лейтенант увидел, что он набит чемоданами. Оставив их без внимания, быстро выдвинул ящики большого стола. В одном обнаружил папку с приказами и стал было их листать, как вдруг заметил на столе, на самом виду, толстую раскрытую книгу. Она оказалась журналом боевых действий 11-го танкового полка. Вылетев из медленно пятившегося автобуса, Кочергин бросился искать Бережнова. Найти его оказалось нетрудно — подполковник и Орлик обходили расположение танков. Увидев журнал и приказы, подполковник хотел было послать за Софьей Григорьевной, но Кочергин попросил разрешения перевести текст. Не очень точно и быстро, но достаточно подробно. Бережнов согласился, и они втроем уселись за стол штабного автобуса, который Миша успел вывести из балки и поставить возле стены двухэтажного дома. Потом взял ППШ Кочергина и вышел подежурить у входа.

— Здесь неинтересно… — перелистывал страницы лейтенант. — Здесь тоже…

— Давай, давай, не тяни! — поторопил Бережнов.

Кочергин полистал журнал, читая фрагменты про себя.

— Вот: «…С помощью силовой разведки, проведенной за несколько дней до начала наступления…» Верно, о нашей разведке боем пишут! «…и хорошо поставленной агентурной разведки русские не могли не составить ясного представления о наших намерениях…» [11]

А вот и двенадцатое декабря! «Почти не испытывая противодействия врага, достигли рубежа шесть километров северо-восточнее Верхне-Яблочного. Часть сил обеспечила стык с двадцать третьей танковой дивизией в районе Тилякова… В обороне русских пробита брешь шириной в тридцать километров…» Дальше пишут о наших якобы колоссальных потерях, но тут же отмечают, что основная цель — захват переправ на Аксае — не достигнута! Ссылаются на обледенелые скаты холмов. Это старый прием! А вот второй день наступления, тринадцатое декабря: «…Переправили через Аксай передовые подразделения. Танк оберста Гюнерсдорфа обрушил переправу. Тягачи его не вытянули. Через сутки строили новую, рядом». Мы с Козелковым слышали! «Решили атаковать Верхне-Кумский теми силами, которые успеют переправиться…» Заспешили, из графика вышли!.. Так, пятнадцатое декабря! Пишут об обстреле нашей артиллерией переправ через Аксай… «Создали плацдарм на правом берегу Аксая глубиной десять километров. Присутствие русских везде…» Теряются в догадках, где наши главные силы: между Рычковским и Доном или правее, против их двадцать третьей дивизии? Да, плохо у них армейская разведка работает! — усмехнулся Кочергин. — Пишут о какой-то там нашей третьей танковой армии. «…Контратака взвода вражеских танков с высоты семьдесят девять и девять два километра северо-западнее Заливского…»